криминальная история

 

Мечется Инга. Сон тяжёлый, как вязкая духота, страшный. Будто идёт она тёмными переулками родного города, а навстречу из подворотен выходят мальчики с ножичками и начинают изгаляться над ней, проделывают всё, что хотят. Инга, будто наяву, стонет, дрожит всем телом.

Утро в окно проклюнулось, разгоняя рассветный сумрак. День, видно, будет солнечным, ярким, свежим. Да только не для неё. Инга проснулась и заплакала в подушку. Стыдно ей, больно, гадко.

«Вот и всё, — подумала она. — А что же ты хотела, милая. Хорошо жить, да не испачкаться? Магазином заведовала, не редиской на базаре торговала. Пересортицу допускала и прочие более тяжкие нарушения. Недостача получилась огромная. Вот и пришло время, когда отвечать за всё приходится».

Её вызывали к следователю. Теперь на суд. А она не идёт. Город маленький, все узнают, сразу сплетни поползут, да ещё в местных газетах про неё всякое напишут. Мол, прикарманила денежки, воровка.

Инга знала, что ждёт её впереди. Следователь сказал матери, что велит доставить её приводом, а это значит, что за ней придут, наручники наденут, а соседи будут глазеть из приоткрытых железных дверей. Для них это развлечение.

Да, Инга всё это предвидела, но хотела только одного. Успеть встретиться с бывшим мужем. Только в глаза ему глянуть, хотя бы разок. Зачем? Надо!

Инга поднялась с постели. За стенкой мать крёхает. Тоже всё знает. Переживает за дочь.

Инга Иванова — блондинка тридцати лет. Не глупая девчонка уже. Образование высшее, по торговой части. Да и выглядит она хорошо. Высокая, миловидная, глаза зелёные, руки ухоженные. Раньше по утрам она гимнастику делала. Теперь не до гимнастики стало. Она прошла в ванную. Приняла душ. Духами на себя побрызгала. Увидела своё отражение в большом зеркале напротив: белая, крепкая.

Одевалась Инга долго и тщательно. Губы помадой тронула, сумочку подхватила и к входной двери направилась. Да не успела. В прихожей раздался звонок. Она в глазок глянула. Стоит за дверью их участковый уполномоченный полиции Свечкин. Это за ней. Ему тоже не спится — служба.

«Что делать, что делать?», — заметалась Инга. Инга бросилась в другую комнату, где окно прямо на крышу старого дома выходит. Причёсываясь у окна, она не раз видела, как мальчишки-озорники бегают по крыше, распугивая голубей.

Со стороны, наверное, было бы смешно смотреть, как молодая женщина корячится на крыше дома. Догадалась: туфли на каблуках скинула, взяла их в руку.

Почти ползком добралась к слуховому окну. Всюду кал голубиный наляпан. Босиком спустилась по лестнице другого подъезда, но через двор прошла горделиво, уже в туфлях.

На углу улицы была водоразборная колонка. Замыла юбку, ополоснула ноги и руки. Потом на остановке ждала автобус, переполненный в этот час. Люди ехали на работу. На нужной остановке Инга сошла.

Шла быстро. Тук-тук-тук, били в асфальт каблучки туфелек. Вот и дом, подъезд, этаж, куда она так стремилась. «Дзинь-бом» — музыкально пропел звонок. Тишина. Она нажала ещё раз кнопку звонка. Неужто опоздала?!

Напряжение отпустило её. Спускалась вниз расслабленная, вялая, как больная. В дверях подъезда нечаянно старушку с мусорным ведром толкнула и даже не заметила. Не извинилась, только машинально для себя отметила, что ведро-то пустое. Плохая примета.

Во дворе присела на лавочку под деревом. Воздух был прозрачен и чист, но это её не радовало. Раздумья одолевали. Куда пойти, к кому податься? Инга отк-рыла сумочку. Вот те раз. Деньги и мобильник дома оставила, только мелочь в кошельке. Она решительно поднялась и пошла обратно на остановку.

Ехать пришлось долго. В другой микрорайон: лишь бы Сонька, подруга, оказалась у себя.

— Ну, входи, чего в дверях застыла, как кукла наряженная, — сказала Сонька, придерживая рукой на груди полы халата, и добавила, — видишь, я ещё сплю, — кивнув на разворошенную постель.

Инга с Сонькой учились в одном классе. Потом Инга поступила в институт, умненькая была, а Сонька работать отправилась.

Сонька красила волосы в рыжий цвет, отчего казалась этаким вспыхнувшим солнышком. В ночной сорочке, босая, прошлёпала она на кухню, откуда вернулась, неся полбутылки водки и рюмки.

— Ты чего, позвонить не могла? — вроде упрекнула она Ингу.

— Не могла, — ответила та, — телефон забыла.

— Ну, тогда садись к столу, — сказала Сонька. — Вчера знакомый один заходил. Не допили.

Она плеснула водки в рюмки. Выпили.

— Ты чего пригорюнилась? — глянула на Ингу Сонька.

Солнечные зайчики через стекло окна бегали по комнате, высвечивая сквозь тонкий слой рубашки Сонькину фигуру, и та, зная это, вертелась перед Ингой, как перед зеркалом. Но Ингу не трогали Сонькины выкрутасы.

— Соня, — сказала Инга, — мне деньги нужны. Большие деньги, — назвала сумму, потом добавила, — думала, мой бывший поможет, но не застала его. А деньги нужны срочно.

В ответ Сонька только глупо рассмеялась.

— Ты что? Откуда у меня такие деньжищи. Сама, спасибо знакомым, бывает, шикую.

Она вылила остатки водки в рюмки и выпила свою. Потом поднялась из-за стола. Инга, схватив свою сумочку, метнулась к двери.

«Замуж ей надо, замуж, — подумала Инга, выбегая из подъезда на улицу. — Женщине без мужчины нельзя». И тут вспомнила свой страшный утренний сон. Темные переулки, мальчиков с ножичками и себя. Быть может, и во сне ее отразились некие темные желания разведенной одиночки, мало чем отличающиеся от Сонькиных страстей, когда нет ни мужа, ни путного любовника, а жизнь проходит.

Всплакнув, Сонька допьет Ингину рюмку с водкой, рухнет на кровать и будет долго лежать так, широко раскинув руки. Торопиться ей было некуда, с работы уволили за прогулы.

В расстроенных чувствах Инга не заметила, как случайно влетела в кусты сразу в переулке за Сонькиным домом и остановилась, как вкопанная.

За кустами на узкой лужайке расположились какие-то парни и девушка. Они выпивали и закусывали спирт-ное пирожками. Девушка на поляне была очень юна и сильно накрашена. Белые брючки плотно облегали ее бедра. Парни были рослые, молодые, крепкие, мускулистые. Один обернулся:

— Чего уставилась? Подходи, гостем будешь. Видишь, мы культурно отдыхаем, и тебя как раз не хватает.

Его приятели засмеялись.

«Вот он сон, — подумала Инга, — сбывается. Вот эти самые мальчики». И пошла к ним, будто бросаясь в омут.

Парней было трое. Девушка прищурилась, изучала. Была она одета модно и дорого, наверное, дочка большого начальника.

Парень, который позвал Ингу, поднял с земли сумку, откуда призывно торчали горлышки винных бутылок. Пили вино из пластмассовых стаканчиков, жевали конфеты, знакомились.

— Игорь, Володя, Толик, а я — Марианна. Можно Мари, но не иначе, — сказала девушка.

Марианна пьянела на глазах. Она икнула. Допили последнюю бутылку. Парни заскучали.

— Мари, пойдем до дома отведем, — небрежно сказал Толик.

— Еще чего! — Марианна топнула ножкой в модной туфельке.

Парни оставили пьяную Марианну на лавочке в дальней аллее парка, а сами вместе с Ингой отправились в магазин за добавкой. Возвратились злые и уже без Инги.

— У, напилась, дура, — глядя на Марианну, сказал один из них. — Теперь возись с ней. Из-за нее и ту бабу упустили.

— Не трогай Мари, — сказал другой. — Если бы не она да ее отец, все уже давно были бы за колючей проволокой.

Третий парень открыл принесенную бутылку.

— Да черт с ними, с бабами, — проговорил он. — Ну, сбежала и сбежала.

Парни допили вино и покинули парк, уводя с собой еле проспавшуюся Марианну. Это была их компания, объединенная общими интересами, как бы добыть побольше «бабла», ничем себя не утруждая. Они больше не вспоминали Ингу, случайную песчинку на их пути.

Инга решила сбежать от них сразу, как только парни начали к ней приставать. Такие почти в каждой видят потенциальную шлюху. Впрочем, и за свое поведение Инге тоже было стыдно. Ведь, по сути, она сама провоцировала их. Путные девушки по паркам не бродят и с незнакомыми спиртное не распивают.

Выбежав из магазина и выскочив через проходной двор на соседнюю улицу, Инга забежала в подъезд дома и затаилась на верхней площадке лестницы. О подруге Соньке, парнях и пьяной девушке она больше не вспоминала. От выпитого вина немного подташнивало, хотелось есть. Инга присела на грязную ступеньку и неожиданно для себя задремала. Разбудила ее какая-то бабка, вышедшая на лестничную площадку.

— Давай, уходи, шляются тут пьяницы и наркоманы всякие, весь подъезд загадили, — сказала она. — Иди, пока участковому не позвонила. Он тебя враз определит, куда следует, а меня еще и похвалит за бдительность.

— Не нужно участкового, я уйду.

Инга вышла на улицу и поняла, что не знает, что ей делать и куда идти. Домой нельзя, там, небось, участковый Свечкин ее подкарауливает. Никому не нужна в родном городе. Инга поежилась и побрела куда глаза глядят.

От прежней Инги, которую знали многие как воспитанную, но бойкую и веселую завмагазином, не осталось и следа. Та Инга пропала где-то там, за актом ревизии, установившей крупную недостачу, за строчками протокола допроса у следователя и повесткой в суд. Новая Инга жила, как прибитая, вздрагивая по ночам, ожидая ареста и суда, и хотела только одного: увидеть бывшего мужа, которому так легкомысленно и беспечно отдала казенные деньги в долг для покупки автомобиля, не взяв с него даже расписки, чем бывший не преминул воспользоваться, заявив, что она ничего ему не давала… Впрочем, и остальные работники, глядя на нее, что-то распихали по своим карманам, а теперь они — свидетели. Свидетели ее позора.

Инга бродила по улицам города, не замечая прохожих, спешащих по своим делам. Какие-то все хмурые и озабоченные лица. И серые здания. И потемневший от туч так солнечно начинавшийся день, переходящий в вечер.

Она не заметила, как оказалась возле небольшой церк-ви, стоящей неподалеку от реки. Инге стало холодно, и она открыла дверь храма.

В церкви было сумрачно, горели свечи. Несколько прихожан беседовали с батюшкой. Батюшка говорил о грехах. О том, что сегодня понятие греха подменяется понятием поведения, а это не одно и то же.

Инга поняла далеко не все, но разбираться не стала. Не с ее поведением говорить о грехах. На саму себя надо посмотреть. И не только ей одной, но и многим людям. На глаза навернулись слезы, Инге стало жаль себя, и она направилась к выходу.

В полицию Инга пришла сама.

— Меня ищут, — сказала она дежурившему полицейскому и устало прислонилась к стенке.

Дежурный удивленно уставился на молодую женщину с заплаканными глазами, от которой пахло духами и вином.

— Мне надоело прятаться в переулках.

«Лучше бы не было этого длинного, длинного дня, — подумала она. — Лучше бы сразу, рано утром, привел бы ее участковый Свечкин, а потом препроводил в суд, отвечать за грехи».

Сейчас бы уже все было на своих местах. А бывшему мужу она еще успеет взглянуть в глаза. И матери взглянет, и Соньке, и тем трем парням и девушке, и другим людям.

Это будет после. Наверное, не скоро. Но она заслужит, обязательно заслужит. Ведь жизнь не кончается. Это хорошая, но жестокая жизнь.

Где-то за рекой, будто подтверждая ее нестройные мысли, внезапно сверкнула зарница, а быть может, ударила молния, на секунду осветив спящий город, словно подавая кому-то знак к милосердию…

Евгений ОЖОГИН