Об авторе

В прошлом номере «РН» мы рассказывали об открытии выставки московских художников, на которой ржевитяне встретились с очень интересным человеком — искусствоведом, поэтом, прозаиком, журналистом, вице-президентом российско-итальянской «Академии Феррони» Станиславом Айдиняном.

Люди старшего поколения хорошо помнят певца, народного артиста Армении Артура Айдиняна. Его голос в 50-60 годах звучал так же часто, как пение Козловского и Лемешева. Легкость и красота его неповторимого бельканто покорили весь мир. Им восхищались Арам Хачатурян и Мстислав Ростропович, итальянцы звали к себе. В память о его творчестве остался цветной музыкальный фильм «Сердце поет» (1956 г.), о слепом, потом прозревшем певце, в котором артист играет сам себя.

Его сын, Станислав Айдинян, родился в Москве 13 апреля 1958 года. В 1975 году поступил на филологический факультет Ереванского государственного университета, который окончил в 1981 году. Учился на курсах искусствознания в Педагогическом институте русского и иностранных языков им. В.Я. Брюсова.

В 1984-93 гг. Станислав Айдинян был литературным редактором и секретарем А.И. Цветаевой. Преподавал на кафедре философии Коломенского педагогического института. В 2008 году составил, снабдил предисловием и обширными комментариями два больших тома «Воспоминаний» А.И. Цветаевой. Немало написал о сестрах Анастасии и Марине Цветаевых в различных периодических изданиях. В журналах и газетах Москвы, Одессы и Еревана печатался с 1970-х годов, с 1980-х много писал о современном изобразительном искусстве как искусствовед. Создал немало очерков, статей, публикаций в «Новом мире», «Дружбе народов», «Гранях», «Литературной учебе», «Меценате и мире» и др. Произведения С. Айдиняна переводились на ряд иностранных языков. Станислав Артурович — член жюри многих международных литературных фестивалей. Среди наград: медаль Лермонтова, медаль Чехова, «Профессионал России», литературная премия имени Ю. Каплана, «Славянские традиции». Станислав Артурович подарил две своих книги Ржеву: поэтический сборник «Механика небесных жерновов»; книгу очерков, статей, исследований «Четырехлистник», отрывки из которой мы предлагаем вниманию читателей «РН».

Константин Бальмонт, Марина Цветаева, Анастасия Цветаева, Анатолий Виноградов. Эти имена хорошо известны любому читающему и интересующемуся русской поэзией, литературой, историей человеку. В книгу вошли авторские статьи, очерки, исследования, множество фрагментов писем, записей бесед автора с Анастасией Ивановной Цветаевой.

Фрагмент из книги «Четырехлистник»

(печатается в сокращении)

 

Имя Константина Бальмонта я слышал еще в детстве, оно изредка мелькало в разговорах взрослых, в тех старинных, таинственных для меня домах, где была гнутая мебель в чехлах, а на пианино стояли бронзовые канделябры со свечами. Под высокими потолками, плохо видными в сумерках, собирались представители самого старшего поколения, которые помнили свою дореволюционную юность.

Низкий абажур, полуосвещенные лица, на которых — уже редкое сейчас выражение — смесь благожелательной увлеченности с любезной сдержанностью.

Бархатная тональность тех вечеров была изящна, полна поэзии. Тогда, бывало, цитировались стихи столь красивые, что после них в воздухе на миг повисала плотная, как покров времени, тишина…

В красоте музыкальности,

Как в недвижной

зеркальности,

Я нашел очертания снов,

До меня не рассказанных,

Тосковавших и связанных,

Как растенья под глыбою

льдов…

Это воскресали из небытия стройнозвучные строфы Бальмонта. В советское время поэтов-символистов долго не издавали. Имена К. Бальмонта, А. Белого, Вяч. Иванова, Ф. Сологуба, Эллиса, Ю. Балтрушайтиса лежали глубоко на дне шахт забвения, однако их помнило старшее поколение. Молодежь знала Есенина и Блока…

И вот однажды мама захотела мне сделать подарок: купить книгу в букинистическом магазине. Мы зашли в Одессе в букинистический, что находился в полукруглом здании, которое боком своим «поворачивало» от Дерибасовской к Греческой площади. Магазин этот, к счастью, дожил до наших дней, правда, уже без удивительного старокнижного богатства тех лет. Пришлось выбирать между хорошо сохранившимся томом рассказов из собрания сочинений Леонида Андреева и лишенным обложки томом стихотворений К. Бальмонта.

Выбор был сделан. Книгу приобрели, несмотря на то, что кромка книги была слегка «запечатана» куриным пометом… Видимо, «хранилась» она дотоле в каком-то сарае…

В тот же день сидел я на бульваре, над морем, под солнечными бликами, что клали на пожелтевшую бумагу тени от ветвей больших развесистых платанов, и листал стихи.

Это были водопады красоты — молодой, свежей, звонкой и изящной, как отражение орхидей в призрачном стекле зачарованных струй… Полнозвучные аккорды сменялись чеканной поступью образов и возникали химеры с собора Нотр-Дам, или стих блистал надписью на испанском клинке… Тогда водопады сменялись темнотою глубин бёклиновских водоёмов…

И вот, листая книгу, я расклеил, наконец, скрепленные окаменелой от времени печатью куриного помета две первые страницы лишенной переплета книги. Увидел карандашом написанное стихотворение. Сначала надпись шла каллиграфично, плавно, с манерными росчерками букв, потом все быстрее, все небрежней. К концу тот, кто писал, явно заспешил.

Я был в России. Грачи

кричали,

Весна дышала в мое лицо.

Зачем так много в тебе

печали?

Нас обвенчали. Храни

кольцо.

Я был повсюду. Опять

в России.

Опять тоскую. И снова нем.

Поля седые. Поля родные.

Я к вам вернулся.

Зачем? Зачем?

Кто хочет жертвы?

Ее несу я.

Кто хочет крови?

Мою пролей.

Но дай мне счастья и

поцелуя.

Хоть на мгновенье. Лишь

с ней. С моей.

И внизу подпись: К. Бальмонт.

Книга ни ветхостью своею, ни датой выпуска сомнений не вызывает. Это третий том Полного собрания стихов К.Д. Бальмонта, выпущенный издательством символистов «Скорпион» в 1908 году. На титульном листе штамп, свидетельствующий о том, что куплена она была в Одессе, в книжном магазине «Труд». Есть и другой овальный штамп. Оттиск его говорит о том, что далее она была в библиотеке одесского отделения общества распространения просвещения среди евреев в России им. М.И. Моргулиса.

Что это? Подлинный автограф Бальмонта или чья-то подделка, старинная шутка молодого бонвивана, подшутившего еще до революции над восторженной и легковерной девушкой?.. Ответа не было… Тем не менее, удалось узнать, что это, действительно, стихотворение К. Бальмонта, оно относится к циклу «В России», носит название — «Лишь с ней». Это стихотворение — первое в цикле перед «Прощанием». Известно, что оба стихотворения входили в неизданный сборник «ТО», а опубликованы в издании «Весенний салон поэтов». (М., 1918. с. 32 и 35.)

Прошло еще несколько лет, и я познакомился с Анастасией Ивановной Цветаевой. С 1984 года я стал помогать ей как секретарь и литературный редактор в ее писательском труде, а она в перерывах меж работами над рукописями рассказывала мне о своей «серебряной юности», о Волошине, об Эллисе, о Брюсове, о Бальмонте.

Когда Бальмонт пришел к сестрам Цветаевым познакомиться, то юные Марина и Анастасия договорились между собой подшутить над гостем: решили не сказать ни единого умного слова — прикинуться абсолютными дурочками. Они сдержали данное друг другу обещание и несли весь вечер несусветную чушь. Когда же Бальмонт сказал: «Мне здесь понравилось, я буду бывать в этом доме!», обеим сестрам стало очень стыдно.

Как-то раз, тоже за чаем, в пору нашей работы над ее романом «Amor», Анастасия Ивановна сказала: «Вот, вспомнился эпизод о Максе и Бальмонте, не записанный… Мне его сам Макс рассказывал…».

В пору их с Бальмонтом пребывания в Париже они зашли в какой-то кабачок, заказали бутылку скромного вина. Сели за столик. За соседним столом шумела подвыпившая компания прожигателей жизни… И вот один из апашей встает, подходит к столу, за которым сидят эти два пышноволосых иностранца, и, представьте себе, забирает бутылку, которую они только успели начать, и дерзким жестом переставляет на свой стол. Миролюбивый Макс отнесся к происходящему созерцательно. А в Бальмонте моментально вспыхнула кровь, он встал из-за стола — и мужественным жестом — правую руку за отворот пиджака (жест был таков, будто он готовился достать оттуда пистолет, нож, что угодно…) и со свирепым выражением лица пошел к столу апашей. Те замерли в ужасе — сейчас он достанет револьвер и кого-то из них ждет смерть. Вместо этого Бальмонт, подойдя вплотную к столу, вытащил из внутреннего кармана (вместо револьвера) коробку папирос, открыл ее и предложил апашам. Конечно, они от ужаса оттаяли в восторг, пригласили и Макса, и вино пили уже все вместе, будто сразу сделались друзьями…

Я спросил: «В какие годы это было?»

— Он нам это рассказывал, наверное, в 1911-м,
1912-м годах…

Задор, риск! Отвага! Все это было в Бальмонте. Была у выдающихся личностей и встречающаяся особая «декларация» — жест презрения к мещанству. В Коктебеле до революции на берегу моря купальщики и купальщицы из «хорошего общества» сидели в совершенно глухих, как «человек в футляре», закрытых купальных костюмах. Однажды К.Д. Бальмонт, в безукоризненном, застегнутом на все пуговицы белом костюме, в шляпе, с тростью, на виду у этих наглухо застегнутых дам и господ сошел к морю. Далее невозмутимо, неспешно, не останавливаясь, он проследовал в одежде в воду, зашел по шею, прошелся вдоль пляжа и столь же невозмутимо вышел из моря… Вода текла с него ручьями, но он ее не замечал! Не удостаивал заметить! Он гордо шел обратно к дому Макса, оставляя за собою мокрые следы и змеиный шепот злого удивления…

— Да… — сказала Анастасия Ивановна, когда я ей напомнил этот случай, — Бальмонт с Максом сражались против чопорной благовоспитанности… В Коктебеле жила певица Мария Дейша-Сионицкая… Та особенно не любила Макса, считала его аморальным. Ведь его женщины-гости ходили в крымских, татарских штанах-шароварах, что в те годы считалось недопустимым. Против Макса и всего его окружения распространялись самые отрицательные слухи. Тем поступком Бальмонт выказал им свое презрение!..

Окончание следует

Станислав АЙДИНЯН