…а закон покарал так жестоко. За два фунта сельди, завернутой в старую газету, получил Костя Филькин четыре месяца тюрьмы и высылку за пределы Тверской губернии с обязательным поселением в местах, установленных НКВД и НКЮ, сроком на три года. Суровый приговор этот был вынесен Народным судом второго района Ржевского уезда в июне 1929 года.

Казалось бы, дело-то пустяковое, но расследование было проведено с соблюдением всех требований закона, и вина гражданина Константина Васильевича Филькина, 28 лет, грамотного, беспартийного, уроженца города Кингисеппа, была полностью доказана. Не отопрешься.

Всю жизнь валились на бедного Костю шишки. А он что? Он сам ничего, хороший парень. Пролетарского, между прочим, происхождения. Никакого имущества не нажил, не то, что некоторые буржуи. На допросе показал, что совслужащий, а у самого в коридоре буфет стоит резной, из красного дерева, на львиных лапах, а в нем продуктов, как в магазине Моссельпрома. Старику этому Поганкину чувство, когда живот к спине от голода прилипает, поди, и вовсе незнакомо.

Ведь говорили же в революцию: кто был ничем, тот станет всем. А что на самом деле вышло? Вот он, Костя Филькин, круглый сирота, в приюте вырос. Мамку вечно пьяную и опухшую еще как-то смутно помнил, а отца видно и не было никогда. И поголодал, и похолодал, и на улице ночевал в детстве не раз. Не для таких ли, как Костя, эта революция-то делалась? И не он ли, революционный матрос в широких клешах, в незабвенном семнадцатом году по Питеру ходил, буржуев и прочую старорежимную сволочь пугал и карманы им чистил? А теперь что ж, хватают почем зря голодного рабочего человека и тащат в угрозыск. А туда только попади, сразу дело пришьют…

Вот такие невеселые думы думал Костя, сидя в камере Ржевского исправительно-трудового дома. А ведь как все было-то? Да просто не повезло парню. В очередной раз не повезло. Фактическая жена Дуська, шалава такая, работать тоже не больно-то любит, а кушать за-всегда подавай. И пилит, пилит, мол, ищи работу, неси деньги. Не понимает, что раз ты судим, то чуть что, все шишки на тебя сразу и повалятся. А судили Костю не раз, не два. Хотя какие это судимости? Ну, в революцию и во время гражданской войны, ладно, кто тогда какие документы вел. Если попался и сразу не шлепнули — то гуляй, парень, дальше. А вот как война кончилась и стали порядок наводить, Костик тогда и свою жизнь решил начать с чистого листа, чтобы честно дальше со страной идти в ногу. Ксива у него знатная была, еще в девятнадцатом году себе выправил. Все честь по чести, происхождение какое надо, никаких судимостей. Чист, как голубь. В 1921 поступил в Красную Армию каптернамусом. Хорошая жизнь была, всего вдоволь. Часть тогда в Пензе стояла. И завхоз хороший был, Силантич. Свой мужик в доску. Вместе пили, вместе ели, а как арестовали его, так он сразу на бедного Костю и показал. Мол, вместе продукты и вещи воровали, вместе пропивали. А какое там вместе, если у каптернамуса Филькина ничего, кроме хороших портянок и новых сапог, нет, а у завхоза дом — полная чаша в Пешей слободе, да молодая жена на пуховых перинах?

Товарищи, конечно, ему, неимущему сироте поверили, а не куркулю этому Силантичу. Всего шесть денечков-то и провел под замком. Но биографию навсегда подпортили. Второй раз арестовали вообще ни за что. Костя тогда в Москву приехал и к одному сапожнику-еврею устроился в подмастерья. Жадный был еврей, лишней копейки не выпросишь. Да вот случилась незадача, понес Костя товар заказчику, зазевался, загляделся на купола золотые, а какой-то лихой парень сапоги прям из рук выхватил и был таков. Это уже в 1925 году было. Как ни божился Костя, что не крал сапог, а не поверили МУРовцы пролетарию, поверили мещанину-хозяину. Глупо, конечно, но за это недоразумение Костя честно свои шесть месяцев отсидел. Что там ему потом еще шили? А… Муку в Смоленске точно не крал. Просто нанялся мешки с повозок в вагоны грузить. Работа пыльная, тяжелая, чуть пуп не надорвал. А что там в мешках недовес, ему б откуда знать? Это извозчики, мужики сиволапые, поди, по дороге поотсыпали себе мучицы. А на Костю опять все шишки. Ну, дали три месяца трудработ. Справедливо разве?

Вот так и страдал-мучился хороший парень Костя Филькин, истинный пролетарий без роду, без племени. Пока в Сычевке не встретил Дусю Пузыреву. У ее мамаши и зажили они фактическим браком. Комнату разделили занавеской и жили. Ох, невзлюбила Степанида Петровна своего зятя. Пилили его целыми днями и жена, и теща, почем зря. Сколько ни объяснял им, бабам необразованным, что скоро собственность отменят и все поделят, не смог их уговорить подождать маленько. Дуська была категорична: или на работу устраивайся, или с квартиры съезжай! А какая в Сычевке работа?

Вот и пришлось Костику ехать в Ржев. Все-таки город большой, богатый. Неужто для такого бравого молодца непыльной работы не найдется? Но ведь организм, он как устроен? Есть ли, нет работы, а кушать хочется всегда. Теща-злыдня и куска хлеба на дорогу не дала. Сошел с вокзала, помыкался туда сюда, ничего не нашел, а проголодался сильно. В один дом на Ленинградском шоссе зашел, в другой, нигде ничего поесть не дают бедному человеку. Сами, говорят, на пайке сидим.

А в доме N№ 62 у этого Поганкина шкаф прямо в коридоре стоял. А из него так селедкой пахло, что аж в голове помутилось. Кажется, все б отдал за один только рыбий хвостик. Ну, открыл дверцу, а там кулек бумажный, фунта на два, не больше. Как устоять? Только цап его, а тут дед этот из своей комнаты вышел, да как заорет. За ним из комнаты молодой мордатый парень, как потом выяснилось — зять его. Костя руки в ноги, из дому прочь, да давай быстрее к вокзалу. А за ним зять-то этот, гражданин Сидоркин, и побежал. Догнал, схватил и в угрозыск потащил. Да обидно так, за шиворот прям. Еще и тумака отвесил. Это справедливо разве? Но дежурный и слушать не стал. Принял под белы рученьки. А уж как про прежние судимости узнали, так сразу считай, что приговор вынесли. Дед с зятем свои показания дали. Еще свидетели нашлись. Ишь, жалко ему, буржую старому, селедки для голодного трудового человека. Судья приговор зачитал: «Имея в виду, что осужденный Филькин кражами занимается, как профессией, имеет связь с преступным миром и своим поведением терроризирует окружающее население, суд постановляет…». Ишь ты, «терроризирует». Вот пожил бы в Питере в восемнадцатом, понял бы, что такое террор. Да и была б у Кости она, эта «связь с преступным миром», разве стал бы он селедку из шкафа воровать?

Ну, скажите, товарищи дорогие, разве все это справедливо вышло? Куда ни пойдет Костя, везде ему, бедолаге невинному, какие-то дела шьют. За что боролись-то, товарищи?

Все имена и фамилии вымышлены, совпадения случайны.

Ольга Дабуль