Окончание. Начало в №№ 10, 11

На родном пепелище

Артель начали восстанавливать женщины и подростки в 1943 году почти сразу после освобождения Ржева. Уже через месяц с небольшим, в апреле 1943 года, состоялось совещание членов артели «Молот» во главе с председателем Антониной Матвеевной Беляевой. В артели вместе с ней числится только шесть человек, и все они — женщины.

Уже летом был утвержден план и принят устав артели. Но что могут женщины без поддержки? Гвоздильные станки работают плохо, нет даже слесаря, чтобы их наладить, еще далеко до трудовой дисциплины… Женщины должны были не только осваивать новое поле деятельности — делать гвозди, но и готовиться к зиме — заготавливать дрова и налаживать подсобное хозяйство. А у них нет даже лишних сил собрать разбросанные на территории артели материалы и железо. Нужно было закреплять учеников за квалифицированными мастерами, выжигать древесный уголь для рабочей кузницы…

В артели делают такие необходимые Ржеву и району гвозди, скобяные изделия для стройки и хозинвентарь. В гвоздильном цехе работает 6 человек, в кузнечном — четыре. Тут не до высокого мастерства: больше половины работников — женщины. Проходит год, а проблемы все те же: нет сырья и топлива, люди болеют. Еще идет война. И для них кажется сверхзадачей: отработать час на сбор металлолома и выбрать время для ремонта плугов и бороны для подсобного хозяйства. А если нет сырья, то выход один: искать самим и выполнять план. Лучших работниц премируют валенками, кофтами.

Осваивать новые изделия в артели пока не могут, в основном делают гвозди. Кузнечный цех и в 1945 году не смог выполнить план — не было элементарного сырья, топлива и мастеров. В поле или лес тоже так просто не пойдешь — там мины и снаряды.

Принимали в артель и учеников. Как правило, это были подростки. Они сами овладевали некоторыми процессами работы: вырабатывали скобу, лопату. Им тогда присваивали разряд, повышали зарплату, давали звание — «Кузнец-молотобоец».

Калининторг заказал артели грабель и лопат по 1000 штук, вил. И было решено: рабочий день уплотнить. И так как столовой в артели не было, то обедали здесь же сваренной картошкой, которую сами же и сажали. А.М. Беляева сдала свой пост новому председателю во втором квартале сорок пятого года.

В 1947 году артель насчитывает 270 квадратных метров площади, топоров сделано 664, а число членов артели выросло до 32-х человек. В этом же году Облметалл-промсоюз утвердил смету на восстановление артели на сумму свыше 250 тысяч рублей, чтобы и в кузнице, и в гвоздильном цехе провести строительные работы и оборудовать мастерские.

В 1956 году в артели было 106 членов, из них рабочих — 85 человек. В финплане на 1957 год в артели не числится никаких промысловых занятий, только «валовая и товарная продукция». Все отчеты по работе артели были сведены к средней выработке рублей на одного рабочего.

В 1957 году они мастерили топоры охотничьи, колуны для дров, штукатурные молотки. Делали три вида гвоздей, лемеха для плугов, полозки, навесы дверные, кайло, багры пожарные, строительные анкера, сани для трактора, строительную скобу, а также противни, самоварные и печные трубы, керосиновые бидоны, угольные совки, детские санки и сани для трактора, делали даже железные обода для деревянных колес на телеги.

Жизнь шла своим чередом. В начале лета 1949 года комсомольцы артели «Молот» на территории сельсовета благоустроили братскую могилу, где были похоронены советские воины.

В артели люди чувствовали себя более свободно, имели за работу живые деньги, а не трудодни, как в соседнем колхозе. Это не могло не вызывать зависти у других. Известно, что в то время председатель колхоза, как правило, коммунист, имел почти неограниченную власть в деревне. Но члены артели могли себе позволить даже написать про него нелицеприятную заметку в газету, когда он эту власть явно превышал.

Последние из могикан

В Муравьево было принято кузнечное ремесло передавать от отца к сыну, ведь жизнь показывала, что оно прокормит в любые времена. У токаря Геннадия Ключникова, уроженца деревни Муравьево, ныне живущего в Ржеве, отец, Виктор Ключников (1933-2011), был потомственным кузнецом, отработал в кузнице тринадцать лет. Его отец — Василий Ключников (1886-1962), также был кузнецом. Он работал в артели «Молот» до войны. Был в семье кузнецов Ключниковых еще и прадед кузнец, отец Василия, он дожил до 92-х лет. А еще называют кузнецов из Муравьево: Борис Волков, Леонид и Алексей Чураковы и многих других, отцы которых также были кузнецами.

Мы побывали в Муравьево осенью 2017 года с экспедицией, отыскали потомков муравьевских кузнецов. Записали их воспоминания. Отец и дед плотника из Муравьево Сергея Васильевича Сорокина были кузнецами, имели свое личное фамильное клеймо. Сергей Васильевич, сын одного из таких «доартельных» кустарей, вспоминал: «Муравьевские все через дом были раньше кузнецы, нас называли «железяки», или «муравьевские колуны». Тогда делали просто топоры, простые муравьевские топоры, но закалка была у них чёткая. Вот берешь гвоздь, ставишь на топор, топором ударил вторым — гвоздь отлетает — и никакой зазубрины на лежащем топоре нет. У нас, бывало, берёшь топор, кинь, а он «и — и- и», как играет, как звенит! Сталь-то подобрана, специально ее возили издалека. Берут три-четыре мешка муки, нагрузили и везут, меняют на сталь, а потом уже топоры везут в деревянных бочках продавать, а обратно — разную снедь.

Обычно из металлического квадрата вытягивали топор, потом ставили проушины: пробивали отверстие для топорища, потом вытягивали подщечник. Там есть подщечник, подзатыльник, как бы обрамления такие, подставил, подошел топор — все нормально. Была даже такая шутка для молодых. Один кузнец говорит подмастерью: «Иди, принеси от мастера такого-то мне подзатыльник». Тот идет к другому и просит: «Дай мне подзатыльник!» Тот отнекивается, а подмастерье опять просит. Ну и в конце получает настоящий подзатыльник на смех остальным. Так же шутили и с подщечником.

Вообще, у каждого кузнеца были свои хитрости при закалке. Ведь если перекалишь топор, он будет крошиться, не докалишь — на нем будут зазубрины. При закалке счет шел на секунды, и каждый кузнец знал, до скольки — до трех или до пяти — и по скольку раз считать, когда опускал лезвие топора в воду, поэтому топоры и отличались таким разнообразием «торговых марок». Жало у хорошего топора должно быть в одно с топорищем. Топор самый лучший должен «петь». Повесил его хоть на палочке деревянной, щелбан дал. Он — «динь! -и — и- и» — играет, звенит! У каждого кузнеца в топоре своя изюминка была: и в красоте, и в закалке, даже форма отличалась немного… Много было кузнецов: были Сорокины, Алмазовы, Шелмаковы, Чураковы, Равновы, Волковы, Ключниковы, Шуйские…».

Сергей Васильевич сам в молодости работал на кузнице, видел все тяготы кузнечного труда. Уже с пятого класса Сергей работал в кузнице промартели «Молот», помогал родителям, т.к. у отца как у инвалида войны пенсия была тридцать рублей, у матери — пятьдесят. Сначала делал скобки при помощи молота и горна, одна скобка стоила 5 или 10 копеек. В кузне стояла страшная жарища, поэтому приходилось вставать часов в пять утра и работать до десяти, деньги были нужны.

С.В. Сорокин: «Я работал с 11 лет, скобки, бывало, гнули строительные. Берешь зубило, две делаешь зазубрины, чтоб ее не вытащить было. Скобы делали, топоры гнули. Я сам гнул их. Берешь горно, нагреваешь его, клещами кузнечными захватываешь этот металлический квадрат и держишь. Гнули обычно вдвоем: мастер-кузнец и молотобоец-подмастерье. Берешь кувалдочку небольшеньку. Стоит кузнец, у него молоточек маленький такой, он тебе стукнул по заготовке, а ты должен в этот момент ударить кувалдой именно туда, где он стукнул. Показывает он тебе, вот здесь молоточком «тук», а ты дубасишь его… Вот он показывает: бить, бить, бить, ты щеку эту бьешь, до тех пор оттягиваешь ее, пока он показывает. И вот месишь, месишь его — с любой силой, а если лишнего ударил, то кузнец перевернет топор другой стороной — и дашь по нему и всё уже нормально. Кончил он бить: «Всё, не надо!» И намашешься кувалдой за день так, что руки отваливаются… Кирочки такие современные делали, которыми долбили кирпичи. Колуны делали. Муравьевский колун — самый острый, хороший. Он такой же острый, как топор, им дрова колоть очень хорошо, в отличие от других колунов, которыми по нескольку раз долбить надо по дереву.

Раньше кузнецы даже розы делали. Наделают, покрасят, будто цветы. Гнут материал сначала, а потом вставляют в пруток на горячее. Чуть немножко молотком тукнул — и всё, она прижалась, приварилась, порядок. И я делал».

Кузницы в послевоенную разруху и при восстановлении народного хозяйства были очень востребованы и работали практически на всех предприятиях, каждый кузнец был на счету. Были и свои герои социалистического соревнования. Это кузнец паровозного депо Петр Иванович Разумихин, трудившийся у своей наковальни в 4-6 раз быстрее товарищей и перевыполнивший свое задание на годы вперед. Золотые руки, сметливый ум и самое главное, любовь к своему делу, снискали ему и уважение в коллективе, где он делился своим опытом. Петр Разумихин перенес свою наковальню поближе к горну, чтобы не делать лишних восьми шагов туда и обратно и не дать разогретому металлу остыть даже на долю градуса. Петром Разумихиным гордились, посылали делегатом на Х съезд профсоюзов, на Пленум ВЦСПС. Он мог качественно выковать коленчатый вал, согнуть бандаж для катка поворотного круга, отковать болты и сварить за смену концы семидесяти(!) дымогарных и жаровых труб.

Трудиться кузнецы умели, как никто другой.

В горпромкомбинате кузнечный цех был открыт еще в 1943 году, сразу после освобождения Ржева. И вот через шесть лет, в сорок девятом году, эта простая кузница превратилась в большую механическую мастерскую, где уже работали токарные, фрезерные и сверлильные станки. Здесь также изготавливали кровати, грабли, вилы, мотыги, топоры, гвозди. А проволоку для гвоздей привозили из Горького (Нижнего Новгорода) и других промышленных центров СССР. Продукцию же приходилось отправлять опять же далеко, что было маловыгодно. Поэтому неслучайно в этом же году появляется статья «Использовать местное сырье», призывающая райпромкомбинат к такой целесообразности. Кузнечные горна закупались правлениями колхозов через райпотребсоюз, о чем пишет в 1949 году «Ржевская правда».

Артель «Молот» просуществовала до 1959 года. С 1960 была преобразована в кузнечный цех Ржевского промкомбината по производству скобяных изделий. К 1975-76 году сошла на нет и работа цеха металлоизделий — все работы по металлу можно было сделать в крупных цехах на предприятиях города.

Деревня Муравьево существует до сих пор, расположена в 8 км к западу от Ржева, в 1991 году здесь числилось 238 жителей. Сейчас — меньше сотни (летом с дачниками — больше).

В 70-е, 80-е, 90-е годы и в начале XXI века кузнечное дело существовало на крупных промышленных предприятиях Ржева, и были люди, еще работавшие по металлу горячим способом. Постепенно оно вытеснилось сваркой и холодной ковкой.

В 2009 году Валерий Попков открыл частное предприятие «Сварожья кузня». В своей работе он использует горн и наковальню. Главное преимущество художественной горячей ковки над холодной, считает ржевский кузнец, заключается в том, что кузнец в силах повторить любое изготовленное на станке изделие, но ни один станок не повторит работу кузнеца.

Виктория КУЗНЕЦОВА, научный сотрудник Ржевского краеведческого музея