РАССКАЗ

Сегодня ровно год, как она работает в театре гардеробщицей, но кроме неё о скромном юбилее не помнит никто — вечером премьера, ожидается много именитых гостей, пресса, телевидение, чиновники от культуры. Накануне гардеробщицам, билетёршам и буфетчицам выдали стильные галстучки, сшитые костюмерами специально к премьере, в тон изумрудно зелёным декорациям спектакля.

«Всё должно быть выдержано в одном стиле», — говорил на общем собрании Главный. «Все вы знаете, с чего начинается театр, и потому именно на вас ложится главная задача создать первое впечатление».

Что ж, с улыбкой у Нинель проблем не возникало. Всё-таки она — профессиональная актриса, и не важно, что сейчас она гардеробщица, она ведь служит в театре! А значит, состоит в свите Мельпомены, пусть и не на главных ролях.

Пару часов назад Нинель услышала разговор двух студенток, подрабатывающих в театре уборщицами. До блеска натирая мраморные полы театра перед спектаклем, одна из них обронила в сердцах:

— И зачем только люди ходят в театр? Вот я понятно зачем — на работу, но обычные зрители! И охота им спешить сюда по пробкам, чтобы посмотреть на лица, которые каждый день бесплатно по «ящику» показывают…

Вторая хмыкнула и ответила:

— Ничего ты не понимаешь, Танька. Сейчас столько серости в жизни, что люди тянутся к настоящему искусству. Все эти сериалы, новые фильмы, телешоу — это же штамповка, конвейер. А театр — это штучный товар! Можно ходить на один и тот же спектакль хоть сто раз — и каждый раз это будет другой спектакль. Интонации, взгляды, настроение, публика в зале — всё другое, понимаешь?

Танька не понимала. Она училась в машиностроительном, и для неё возможность подзаработать значила больше, чем сопричастность искусству. Хотя, конечно, работой в известном московском театре она в некоторой степени гордилась и даже шутила, переиначивая Пушкина, что «мытьё полов не терпит суеты».

Нинель эти шуточки не одобряла. Для неё театр был спасением, глотком свежего воздуха. Когда-то она сама служила в театре, но это было слишком давно. Жизнь сильно потрепала её в своей центрифуге, и, когда казалось, что всё движется к неминуемому концу, её вдруг случайно увидел Главный, который вечность назад учился с ней на одном курсе. В церквушке недалеко от театра, куда он по традиции заглянул перед генеральным прогоном премьерного спектакля, она безмолвно стояла у иконы Николая Чудотворца. Увидел, узнал знакомое лицо, подошёл, заговорил. Нинель, сначала запинаясь, потом глотая слёзы и пряча глаза, рассказала ему историю своих взлётов и падений, которая лишила её красоты, приличного жилья, средств к существованию. Пожалел, взял на работу, помог с жильём.

И теперь скромная и всегда опрятная Нинель (или Нина, как её называли в театре) приходит по вечерам в театр, чтобы впитать его атмосферу и почувствовать свою причастность к этому волшебному миру. Вот и сегодня, в премьерный вечер и свой годовой «юбилей», она тщательно убрала волосы в изящный пучок в стиле Элины Быстрицкой, чуть подкрасила глаза и слегка нарумянила щёки. Издалека ни за что не скажешь, что ей уже под шестьдесят.

Вот и первые зрители, он и она. Он галантно помогает ей снять изящный дорогой полушубок, она зябко пожимает плечами и говорит:

— Серж, возьми мне бинокль.

— Сёма, зачем тебе бинокль, — терпеливо возражает мужчина, — у нас второй ряд. Всё же и так видно будет.

— Ты не понимаешь, — отвечает она чуть раздражённо, — я хочу всё разглядеть! Морщинки под гримом, украшения в ушах… Я слышала, что у исполнителя главной роли правое ухо проколото в нескольких местах — как думаешь, разгляжу я эти проколы без бинокля? А про его напарника — ну, этого красавчика, который в бандитском сериале снимался, помнишь? — в общем, про него пишут, что он подрался с каким-то певцом в ночном клубе, из-за бабы. Наверняка у него синяки остались, как ни замазывай гримом, а разглядеть можно будет…

Под нескончаемый монолог своей дамы «Серж» сдаёт одежду, берёт бинокль и уходит вместе со спутницей в сторону буфета. «Сплетница, — думает Нинель, провожая их безучастной вежливой улыбкой. — Знаю таких, ходят в театры, только чтобы про известных артистов посплетничать. Так и представляю все эти «новости» в соцсетях: «Он так постарел!», «Она ужасно подурнела!», «Он красит губы на сцене», «У неё торчало нижнее бельё из-под костюма». Спроси у такой, о чем был спектакль и какой посыл в него вложил режиссёр — она впадёт в ступор… Слава Богу, таких зрителей у нас немного».

Мысли Нинель прервали подошедшие зрители. До спектакля оставалось чуть меньше часа, и публика, что называется, «повалила». Через руки бывшей актрисы проходили шубы, пальто, полушубки, куртки, пуховики, дублёнки… А профессиональная память фиксировала обрывки чужих разговоров.

— Знаешь, сколько я отвалил за билеты? Это самая модная премьера зимы!

— Машунь, а что хоть за спектакль-то сегодня?

— Интересно посмотреть на режиссуру. Я, знаете ли, дважды видел спектакли по этой пьесе — и оба раза весьма неудачные.

— Приехать в Москву и не сходить в театр?!

— Обожаю эту актрису! Хожу на все её премьеры! Она не просто талантливая, она реально гениальная! Вот увидишь, тебе обязательно понравится!

— Как хорошо, что мы выбрались! Я в театре не была уже сто лет…

Мужчина в белом свитере ручной вязки вернулся с номерком — сотовый телефон в кармане забыл. Ох уж эти «телефонозависимые»! Сколько ни объявляют перед началом спектакля о необходимости отключить телефон, обязательно найдётся «паршивая овца», у которой во время какого-нибудь трогательного сценического монолога вдруг начинает вибрировать в кармане, и на весь зал раздаётся саундтрек из популярного блокбастера или искажаемое телефонным динамиком пение Стаса Михайлова.

Зритель в белом свитере возвращает куртку обратно и тут же начинает кому-то радостно названивать:

— Я в театре! Не поверишь, кого я тут встретил! Мимо меня сейчас сам Виктюк прошёл! А ещё здесь Ирина Мирошниченко, среди зрителей, прикинь! И Максим Аверин. Блин, какая-то крутая видно премьера. Репортеры с первого канала!

Дама элегантного возраста, на вид ровесница Нинель, присаживается на пуф напротив гардероба и достаёт из пакета замшевые чёрные туфли. В Москве теперь зрители нечасто переобуваются в театрах… Возвращаясь с гастролей артисты иногда рассказывают о том, что провинциальные зрительницы приходят на спектакли со сменной обувью. Даже в Питере, говорят, подобный пиетет не редкость. А вот если встретишь дамочку в туфлях в московском театре, то в девяти случаях из десяти это означает, что её подвезли прямо ко входу на машине… Дама переобулась, спрятала сапоги в пакет, сняла пальто с воротником из чернобурки и подошла к гардеробу, красиво неся свою статную фигуру в бордовом твидовом пиджаке и строгой чёрной юбке. «Как же приятно искренне улыбаться», — подумала Нинель, подавая ей номерок.

— Хотите бинокль? — предложила она с лучезарной улыбкой.

Дама улыбнулась в ответ и покачала головой:

— Спасибо, у меня свой. С восьмикратным увеличением, причём, — она вдруг подмигнула Нинель, или это ей только показалось?

— Можно на один номерок? — нетерпеливый молодой человек протягивал две ярких куртки. На его джемпере было написано по-английски «I like you, that’s why I am going to kill you last» («Ты мне нравишься, поэтому я убью тебя последним»). Прочитав надпись, Нинель невольно нахмурилась.

— Дайте бинокль, — сказал обладатель вызывающей надписи — с биноклем ведь потом без очереди?

Нинель кивнула и подала бинокль. «Театралы», сломя голову несущиеся в гардероб под шум финальных аплодисментов, чтобы не стоять в очереди за одеждой, не входили в круг её любимчиков. Отходя от гардероба, парень стал что-то оживленно шептать своей девушке. «Отвечаю, она прочитала, что у меня на свитере написано… Прикинь, у них гардеробщицы английский знают, офигеть!» Нинель усмехнулась — она знала не только английский, но и довольно бегло говорила по-французски. Вот только кого теперь этим удивишь…

В буфете напротив звенели бокалы, вкусно пахло бутербродами и кофе. В конец очереди в буфет встал Сергей Юрский с женой. Стоящие впереди заметили его и начали пропускать вперёд. «Юрский, Юрский», — пробежал по очереди шепоток. Со смущённой улыбкой истинного интеллигента Юрский продвигался к бару, искренне благодаря каждого, кто пропускал его вперёд.

Люди шли и шли, мелькали лица, одежда, номерки. Разговоры, смех, звонки мобильных, щелчки фотокамер — всё слилось в общий оживлённый гул. Наконец, театральный холл опустел, начался спектакль.

«Для чего люди ходят в театр?» — думала Нинель, прислушиваясь к доносящимся из-за дверей голосам актёров. Сейчас она искренне завидовала билетёршам, которые были в зрительном зале. «Есть те, кто влюблены в него, так же, как и я. А есть такие, для которых игра актёров — как «живая музыка» в ресторане… Кто-то ходит на интересные сюжеты, кто-то — «на артиста», кто-то — за компанию. Есть люди, которые приходят в театр за страстями и эмоциями. Как сказала как-то одна дама: «Театр лучше всякого психотерапевта. Посмеюсь с артистами, поплачу с ними, и так хорошо на душе становится, забываю все свои проблемы и горести»…

Взрыв смеха и аплодисменты из зала направили мысли Нинель в другое русло. Она вспомнила, как когда-то играла сама. Как смотрели на неё из зала сотни глаз. С восторгом, интересом,  вниманием — равнодушных глаз почти не было.  Нереально трудно, практически невозможно играть для равнодушного зала. И также невозможно остаться равнодушным, глядя на увлеченную игру талантливого артиста. Воодушевление заражает.

Нинель видела такое много раз. Гламурные девушки, фотографирующие звёзд театральных подмостков и каждые пять минут строчащие кому-то смски, скучающие мужчины, пришедшие на спектакль «по принуждению» своих дам, выдохшийся после рабочего дня «офисный планк-тон» с потухшим взглядом… Эти люди вдруг забывали обо всём, кроме происходящего на сцене, как будто какая-то магия приковывала их взгляды к артистам. Да-да, это была именно магия. Самая настоящая театральная магия, которая возникает, если к хорошей пьесе добавить талант-ливых артистов и приправить всё это умелой режиссурой мастера.

Из зала доносились голоса артистов, изредка прерываемые аплодисментами. А по лицу элегантной пожилой гардеробщицы катились невидимые миру слёзы…

* * *

Одевая оживлённых после спектакля зрителей, Нинель с внутренним торжеством отмечала их восторг.

— Потрясно! Очень неожиданное развитие сюжета. А как играли!..

— Я не ожидал, что мне так понравится…

— Надо маму сводить на этот спектакль, она будет в восторге…

— Женщина рядом со мной по-настоящему плакала в конце…

— У меня ладони болят от аплодисментов!

Вот и последняя шубка с её вешалки. Премьера удалась. Можно собираться и ехать домой, праздновать. Главный в кожаном плаще пробежал по театру, пожав всем руки и поблагодарив каждого. На банкет для артистов и прессы спешит, а всё равно каждого уважил. Строгий, порой резкий, но по-настоящему большой души человек.

Дошла очередь и до Нинель. Он подошёл, улыбнулся и вдруг сказал ей:

— Нина, Нинель! А ведь сегодня ровно год, как ты в нашем театре! Поздравляю тебя. И, знаешь, какая мне мысль тут в голову пришла? Хочу поставить в новом сезоне «Тысячу дней Анны Болейн». Вот думаю, а не попробовать ли нам тебя на роль матери, Елизаветы Болейн? Приходи-ка ты завтра к двенадцати, голубушка, обсудим.

Пожав ей руку, Главный вышел из театра. В коридорах гасили свет, а в душе Нинель загорались всё новые и новые огни.

Михаил БУРЛЯШ