Самые жестокие, необъяснимые и бессмысленные преступления совершаются детьми. Их еще не окрепшая психика, несформировавшиеся представления о добре и зле, несложившаяся система оценки ценности человеческой жизни в сочетании с определенными сложными условиями, в которые попадает ребенок, порой способны породить поступки по-настоящему страшные. Поступки, за которые ребенок еще ни юридически, ни морально не может нести адекватного наказания.

В Ржевском городском архиве хранятся дела комиссии по делам несовершеннолетних за разные годы. Одно из них было передано в комиссию Народным судебным следователем 2 района Ржевского уезда после проведенного расследования по факту смерти несовершеннолетнего Леонида К., случившейся на хуторе Стрелецком N-ской волости Ржевского района.

Смерть младенца

В июле 1927 года в милицию обратилась крестьянка Прасковья К. с заявлением о смерти своего полуторагодовалого сына. Смерть таких малышей в те годы, да еще на отдаленных хуторах, была делом не столь уж редким. Но этот ребенок был абсолютно здоров. В четыре часа дня мать попила чаю с сыном и его малолетней нянькой Марией С., и отправилась на покос. Сынок, веселый и активный, остался с одиннадцатилетней Машей гулять на улице. И когда через два часа за Прасковьей прибежал соседский мальчишка и передал, что зачем-то нужно срочно бежать домой, она не заподозрила ничего плохого. Слова вышедшей к ней из дома няни: «Тетушка, мальчик-то помер», были словно гром среди ясного неба. Вбежав в дом, Мария увидела сына, лежащего на постели с раскинутыми в сторону руками и ногами. Неестественное положение головы, на которой был одет чепчик с завязками, и полная неподвижность сына сразу же уничтожили мелькнувшую было надежду, что тот спит. Бросившись к сыну, несчастная мать начала плакать. А няня пыталась ее от мальчика оттащить, уговаривая: «Брось, тетушка, кричать, ты его теперь не воротишь, отпусти ты меня лучше домой». Прибежала свекровь Прасковьи, увидела мальчика и стала расспрашивать Марию, что случилось. Та сказала, что не знает, но вот завязки чепчика были слишком тугие, и что она никак не могла просунуть под них пальцы, чтобы развязать, а получилось у нее это только после того, как мальчик уже «помер». После чего стала проситься домой, быстро собрала свой узелок и, не слушая возражений плачущей хозяйки, уговаривавшей ее подождать прихода «дяди» — хозяина, ушла из хутора в свою родную деревню Головино. Причем, в окно было видно, что девочка не просто шла, а буквально бежала прочь.

Когда мать и бабушка раздели ребенка для того, чтобы его обмыть, то увидели на нежной шейке малыша следы от пальцев…

В своих показаниях Прасковья, обвиняя Марию С. в смерти сына, тем не менее, эмоциям не поддавалась. Она честно сообщила, что кровоподтеки на голове, обнаруженные милиционером при осмотре трупа малыша, были результатом падения с сундука, которое случилось еще днем в ее присутствии.

«В период пребывания у меня няни Марии (недолгие три недели — ред.), я к ней относилась с чувством матери, ни за что ее не ругала, да и делов за ней никаких не числилось. И, в общем, ей жилось у меня хорошо, как если бы она и жила в своей семье. Погулять домой в Головино я ее отпускала, никаких желаний она ко мне не предъявляла, хотя по ее поведению было видно, что в няньках она у меня находится принудительно, нехотя, так как она частенько плакала. Но на мои расспросы не отвечала. А когда я ее нанимала, то видела, что мать привела ее ко мне насильно». Про отношение к няне отца ребенка в деле ничего не сказано, так как все это время он находился на заработках и домой не приходил.

В протоколе осмотра трупа младенца Леонида врачом и следователем в присутствии понятых, проведенного сразу же после подачи матерью заявления в милицию, подробно описаны следы удушения, но причина и время смерти не указываются «ввиду невозможности их определения без проведения вскрытия». Телефонограммой был вызван судмедэксперт, но он так и не приехал, поэтому уездному врачу пришлось давать заключение лишь на основании поверхностного осмотра. Что он, очевидно, сделал с большой неохотой, ссылаясь на отсутствие инструментов для вскрытия.

Малолетняя убийца

Дело казалось в целом ясным, но от этого не менее чудовищным. В подшитой к делу повестке отцу Марии, гражданину С., жителю деревни Головино, было предписано в обязательном порядке явиться с дочерью в Ржев для дачи показаний. Они явились, и Мария дала показания, поражающие своей простотой и оттого еще более жуткие.

«Я, Мария С., действительно находилась в няньках в семье Василия С. на хуторе Стрелецком, где ухаживала за их сыном Леонидом, одного года 3 месяцев. Жить на выселках мне очень не нравилось, так как было скучно, не было подруг, а хозяйка Прасковья больше всего молчала. Хотя и не ругалась со мной, и бывало, когда пойдет в поселок, то приносила мне гостинцев. Работ за мной, кроме ухода за ребенком, никаких не числилось. Но при этом жить у них мне очень не хотелось. А уйти от них из няней я не решалась, боясь родителей. А потому и решила умертвить ребенка Леонида, так как он мне не нравился за свои капризы. Я решила, что если он будет мертвый, не будет его, то и меня у хозяйки держать не будут. Я схватила ребенка Леонида, который в это время гулял, положила на кровать и схватила его за горло. А когда пришла тетка Прасковья я ей сообщила, что помер мальчик Леонид, а на все вопросы стала плакать, а потом ушла домой в деревню. Задушить ребенка и этим избавиться от няней меня никто не учил, я, Мария, сама до этого додумалась».

«Подписался», поставив три креста, под этим признанием отец Марии, бедняк, крестьянин деревни Головино. Дочь в тот же день ему отдали на поруки, обязав доставлять ее к следователю по первому же требованию. За неисполнение «сего» отвечал папаша своим имуществом — двумя кобылами, пестрой коровой и овцой.

Младенца Леонида родителям разрешили похоронить. Следствие было закончено, а дело передано в Комиссию по делам несовершеннолетних Ржевского уезда, так как гражданке Марии С. в то время еще не исполнилось 14 лет и уголовной ответственности она «совершенно не подлежала».

Заседание Комиссии состоялось в присутствии самой Марии, ее родителей и родителей младенца Леонида.

Бедны и неграмотны

Семья Марии, как удалось выяснить членам Комиссии, относилась к числу бедняцких. Ее родители занимались земледелием, а отец еще и нанимался пастухом в своей деревне. В семье — семь человек. Раньше школу Мария не посещала, так как ее в деревне не было. Правда, в этом году она надеялась поступить в Стрельниковскую школу 1-й ступени.

Отец Марии рассказал, что дочь его всегда отличалась хорошим поведением, была тихой и послушной. Раньше ее тоже отдавали в няньки, но только в своей деревне. Делать это приходилось, так как на 8 едоков было всего 8 десятин земли. Голодали, хлеба не хватало.

«Совершенное правонарушение дочерью очень поразило меня и мать. Больше в няньки ее не отдам, буду учить», — достаточно лаконично выразил свое отношение к произошедшему папаша. Показания родителей убитого мальчика также характеризуют краткость и отсутствие эмоций, которые отличают дела тех лет.

Осмотревший девочку врач дал заключение о том, что она слаба здоровьем, малокровна и страдает «катаральными явлениями со стороны легких». Отметил он и повышенную нервную возбудимость.

Акт обследования условий проживания Марии С. гласит, что жила многодетная бедняцкая семья в двухкомнатной сырой избе. Дети спали на полу, мебели и домашней утвари «было в незначительных количествах». Родители и дети, в том числе и два старших брата Марии, «безграмотны, газет и журналов не читают, в политической обстановке не разбираются, в общественной жизни не участвуют». Правда, и преступлений никто из членов семьи никогда не совершал, больных сифилисом не было, психических отклонений тоже.

Несуровое решение

Принимая во внимание чистосердечное признание Марии С., а также ее раскаяние в содеянном, Комиссия решила применить к несовершеннолетней меры медико-педагогического воздействия, отдав ее «под присмотр родителей, с дополнительным присмотром школьного работника Стрельниковской школы 1-й ступени».

Дело было прошнуровано, пронумеровано и сдано в архив. К сожалению, узнать, как сложилась судьба малолетней убийцы дальше узнать уже нельзя. А ведь можно сказать, что Марии был дан уникальный шанс начать жизнь сначала, и даже не оказаться в колонии для несовершеннолетних преступников. Воспользовалась ли она им? Смогла ли справиться со своими детскими воспоминаниями и переживаниями? Хочется верить, что смогла, и смерть младенца Леонида, так трагически оказавшегося на пути девочки к родному дому, не стала проклятием ее взрослой жизни.

Ольга Дабуль