МЕСТЬ ТЁЩИ

Рассказ

Сколько анекдотов про тещу и зятя я слышал. Смешно, но ведь не правда же! Выдумки все, пустое. Да и тещи пошли уже не те. Скучные какие-то. Моя, например, копается в огороде, да над внуками кудахчет. Вот раньше, говорят, были тещи! Такие, про которых какой-то поэт говорил, что они и коня на скаку остановят, и горящую избу потушат. Богатыри, не тещи! Весело жили, с огоньком. Зато потом их зятьям было что вспомнить. Вот рассказывал мне мой дед одну историю про свою тещу, так по ней можно фильм снимать. Ей-богу, какого-нибудь Оскара получили бы запросто.

Дело было после войны. Дед мой Матвей моряком был, вернулся контуженный, но зато герой — вся грудь в орденах, на голове бескозырка, чуб черный. Словом, все невесты в деревне его были. А выбрал он мою бабку. Вроде не особо приметная была и даже рыженькая, но добрая и работящая. И мать у нее была. Суровая такая, строгая старуха. Осанки царственной. А взгляд был такой, что ее сам председатель боялся. И дед побаивался. Но пока жила она отдельно на краю села в своей старой избе, то еще терпимо было. По гостям она ходить не любила, даже к дочке заходила редко. А потом тяжело стало ей одной, и жена упросила деда перевезти к ним маму на жительство, а дом ее продать. Дед зубами поскрипел, но делать нечего — согласился. Договорился с соседом-шофером, и вечером на полуторке перевезли они и саму бабку, и весь ее нехитрый скарб — огромный старинный сундук и такого же огромного и старого черного кота. Сундук, чтобы не мешался, они с соседом на чердак по просьбе жены затащили, чуть пупки не надорвали.

После этого, как водится, дед пол-литра поставил, потом сосед спрятанную от жены четвертинку принес, потом сбегали за самогоном к вдове Алевтине. Словом, культурно отдохнули. Только под утро приплелся дед домой. На работу опоздал, голова трещит, хоть волком вой. А прямо в дверях теща стоит. Губы поджаты, и глядит с таким презрением… А рядом сидит ее котяра и тоже глаза таращит, словно сказать хочет: «Эх, Мотя, ты Мотя, совсем ты, оказывается пропащий. А мы-то тебя еще за человека держали. Тьфу, на тебя, алкоголик ты несчастный!»

И так деду худо стало, что еле добежал он до сарая, и там, в сене, в себя и приходил.

С тех пор жизнь деда прямо невыносимой стала. Выпить, посидеть с друзьями он любил. Раньше- то, как было? Притащится он домой, жена поворчит, сапоги стянет, на кровать положит. А утром еще рассолу на столе оставит. Она-то дояркой работала, вставала рано, а дед на инвалидности был, в артели работал сапожной, ему туда рано вставать не нужно. Отоспится, похмелится и снова человек.

А теперь все изменилось. Каждый раз встречает его теща и ее котяра у порога презрительными взглядами. Ни единого слова она ему ни разу не сказала, но уж лучше бы обругала, чем так смотреть. Посмотрит-посмотрит, отвернется. А дед сразу в сарай на свое сено, как будто и дом не его. Прямо даже удовольствие от посиделок с друзьями пропало. Ну что за радость на жестком сене валяться и чувствовать себя потом с подачи тещи тунеядцем и алкоголиком, мучиться похмельем и угрызениями совести. Прям хоть пить бросай!

Но пить дед, конечно, не бросил. Терпел и тещу свою, и ее кота. У жены иногда прощения просил, божился, что в последний раз, та по-прежнему прощала. Но жизнь прямо как-то потеряла свои прежние краски. Да еще и «заначки» его, теща находила с каким-то прямо-таки собачьим чутьем. Содержимое сразу выливала, а бутылки мыла и ставила на полку в чулане. И все это молча. С непутевым и пьяненьким зятем эта боярыня-царица говорить считала ниже своего достоинства. Она вообще очень немногословная была. Так вот и жили-маялись.

А тут у Аркашки-кривого, председателя артели, сын родился. Ну, грех же было не отметить. Жена Аркашкина в городе рожала, в роддоме. Так что прилили младенца всей артелью на славу. До дому доплелся дед уже под утро. Влез на крыльцо, вошел в сени, в комнату. А тещи-то и нет! И кота нет. И такая радость деда обуяла. На чердаке жена ставила брагу. Времена были такие, что за самогон крепко наказывали. Ведь можно думает дед, пожалуй, еще успеть здоровье поправить, пока эта старая перечница не вернулась. И куда только ее нелегкая унесла на дедово счастье?

Засуетился он, прихватил стакан побольше и полез скорее на чердак. Дверка оказалась открытой, лестница старая заскрипела. Просунул дед туда голову и то, что он там увидел, снилось ему до конца жизни в самых страшных кошмарах.

А увидел он медленно поворачивающуюся к нему покойницу. В белом до пят саване, в белом платке, с какой-то лентой с буквами на голове и со свечкой в руках… А в ногах у нее сидел черный черт, с горящими глазами…

Вмиг протрезвел мой дед. Но видение не исчезло, а сделало шаг навстречу. Тут заорал он так, что по всей деревне завыли и залаяли собаки, и свалился с лестницы вниз. Сознание потерял, а когда очнулся, то увидел над собой бледную испуганную тещу, в той же белой хламиде, в которой на чердаке приведение было. Снова дед отрубился. И в себя пришел уже только, когда его на старой двери грузили в кузов грузовика, чтобы в больницу везти. Жена приехала следом и, смеясь и плача, рассказала о том, что мама давно уже собрала себе «смертный узелок» и хранила его в том старом сундуке, что на чердак затащили. И периодически его перетряхивала, сушила, перекладывала. А тут вот решила примерить, посмотреть, как она в гробу после смерти выглядеть будет в своем наряде. Вот она в старое мутное зеркало на себя и любовалась, а тут лестница заскрипела…

Отделался дед ушибами, да сломанной ногой. Полежал в больнице. А когда выписали, то встретила его дома такая виноватая и тихая теща.

— Не обижайся на меня, сынок! — говорит. — Я ж не знала, что ты на чердак полезешь. Садись за стол.

Тещу свою дед, конечно, простил. И прожили они вместе до самой ее смерти хорошо и мирно. Только вот выпивать дед стал редко и мало. Потому что как только выпьет, снится ему один и тот же кошмар, а наутро так плохо бывает, хоть волком вой.

Вот такие тещи были! Куда теперь современным до них. Скучные ужасно…

Ольга ВЛАДИМИРОВА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *