Рассказ

В день открытия построенной на его деньги церкви Илья Степанов приехал в деревню при полном параде. Гладко выбритый, с поблескивающим алмазной крошкой зажимом на галстуке, в темно-синем костюме-тройке. Хотя его нынешняя жена и не одобрила выбор одежды — мол, «тройки давно никто не носит», Илье почему-то казалось, что такой «прикид» делает его в чем-то похожим на собирательный образ русского мецената позапрошлого века. В голове вертелись когда-то вскользь услышанные имена — Савва Морозов, Владимир Третьяков, Савва Мамонтов… И Илье мнилось, что, построив церковь «для народа», он поставил своё имя в одном ряду с этими благородными людьми.

Впрочем, он знал, что лукавит. Возвести храм в небольшой деревушке под Ржевом его подтолкнуло отнюдь не благородство. И день, когда церковь открыла двери для страждущих, весьма прозаично напомнил ему об этом, испортив настроение напрочь.

— Ну, как настроение, отец Евгений? — бодро начал разговор Илья, протянув руку молодому батюшке, вышедшему из храма ему навстречу. Священника назначила епархия, был он тощ, долговяз и жизнелюбив. Нажил к тридцати пяти годам четверых детей и был несказанно рад назначению, потому как Степанов не поскупился и по-строил рядом с церковью два добротных дома — один под церковную «контору», а второй — под жильё служителю.

— Спасибо, всё хорошо. С Божьей помощью, — священник пожал протянутую руку и пригласил Илью в храм. Тот вошел, размашисто перекрестившись на пороге. За ним в церковь ввалилась накачанная свита.

— Ну, как обстановка? Готовы к открытию? — Илья невольно приглушил голос, оказавшись под расписанными библейскими сюжетами сводами. В просторном церковном зале у икон стояла пара человек; опрятная старушка что-то не спеша раскладывала за прилавком. Рассеянный взгляд Степанова наткнулся на продолговатый предмет по правую сторону от алтаря. Вглядевшись внимательней, Илья вздрогнул. У поминального стола стоял обтянутый лиловым сукном гроб.

Отец Евгений, проследив за его взглядом, прокомментировал:

— Вот и первую требу сегодня справим — отпевание после обедни назначено.

Кто-то из примолкшей свиты громко зашептал за спиной Степанова: «Плохая примета, с покойника начинать». Илья поморщился. Не видать ему, походу, благодати и прощения.

Во время службы он пытался отогнать грустные мысли, но они, как будто сговорившись, всё лезли и лезли в его наполовину седую голову. Вспоминался покойный Андрей, друг и партнёр, на жене (вернее, вдове) которого Илья был теперь женат. В пении певчих ему всё чудился звонкий голос Андрея, подпевающий в унисон молитвам: «Грех на тебе, Илья, нет тебе прощения, убийца».

Степанов медленно крестился, повторяя движения батюшки. Лицо Ильи становилось всё мрачнее, а мысли всё угрюмей. После службы он хотел поставить свечу за упокой загубленной им души единственного верного друга, но близко подходить к стоящему в правом крыле гробу ему не хотелось. Он подошел к опрятной старушке и заказал богатую заупокойную службу.

— Приезжай на банкет, батюшка, ждём к трём в «Березке», — бросил он, выходя, отцу Евгению.

Уже на улице посмотрел в сторону поповского дома, отметив про себя, что батюшка ездит на замызганной девятке. «Посмотрю, как служить будет, а то и джип какой подгоню попу, всё дешевле будет, чем асфальт класть», — подумал про себя и сел в сверкающий на солнце «Ламборджини Урус».

По здешним дорогам только на джипе и можно было нормально проехать. Хотя, конечно, джипы заезжали сюда нечасто. Когда-то они с Андреем мальчишками бегали по развалинам местной церквушки и копались в утрамбованной сотнями ног земле, пытаясь найти «церковный клад». В двадцатые годы церковь разрушил дед Ильи, с упорством безбожника несколько раз протаранивший её своим трактором. Впрочем, главной причиной был приказ новой власти, и когда, наконец, купол с крестами завалился набок, дед, тогда ещё совсем молодой деревенский мужичок, заглушил трактор и тайком перекрестился, попросив про себя прощения за содеянное.

Степанов видел какой-то особенный смысл в том, что именно он восстановил разрушенное дедом. Как будто бы дедов грех этим искупил. «За деда рассчитался, а за себя?» — полезли в голову непрошеные мысли. Хотелось верить, что и за себя рассчитался. И конкретно за то, что раньше времени отправил друга «в гости к Богу». Отправил сгоряча, ослеплённый жаждой власти и богатства, не желая больше согласовывать с ним все решения и делиться денежными потоками.

Андрей был сам виноват — в какой-то момент он, бывший всегда моторчиком и хедлайнером бизнеса, вдруг стал тормозить развитие их империи, неподъемной гирей повиснув на ногах Степанова, связывая ему руки, не давая размахнуться и постоянно требуя учитывать его мнение, которое совсем не соответствовало захватническим планам Ильи…

Степанов вздохнул. За окном петляла проселочная дорога, прихотливо сворачивая между сосен и берёзок то направо, то налево. Когда-то по этой дороге они с Андрюхой гоняли на раздолбанных великах в соседнее село на танцы… Вот ведь было время.

Илья вздрогнул — впереди по обочине дороги кто-то ехал на велосипеде. Мощный «Урус» быстро нагнал белобрысого парнишку в клетчатой рубашке, который бодро крутил педали. Степанов с усилием всматривался в коротко стриженый затылок, пытаясь отыскать сходство с мальчишками из своих воспоминаний. Повинуясь внезапному импульсу, он приказал водителю обогнать велосипедиста и остановиться…

Мальчишке было лет 12. Он выжидающе стоял на обочине и смотрел, как приближается солидный мужчина лет сорока пяти в щёгольском синем костюме и дорогих блестящих ботинках. Даже на расстоянии в мужчине чувствовался лоск и осознание собственной важности, и мальчишка почему-то подумал, что это известный режиссёр, который сейчас предложит ему сняться в кино про шпионов и разведчиков — и обязательно в главной роли. От этой мысли сердце его забилось чаще, и он невольно расправил плечи.

— Ну, привет, пацан, — мужчина пожал ему руку как равному. — Ты местный?

— Ага, — кивнул мальчишка.

— Твой велик?

— Батин, — парнишка любовно погладил загнутые рукоятки руля. «Спутник», прочитал на рамке Степанов.

— Так это у тебя харьковский велик, что ли? — заинтересовался он. — Это же раритет! Он, наверное, старше меня.

— Не знаю, мы его в прошлом году на крыше сарая нашли. Он был весь ржавый, без колеса заднего. Видите, сзади шланг прикручен вместо шины?

Мальчишка засмеялся, во рту у него явно не хватало зубов. Степанов засмеялся в ответ. Засмеялся так легко и искренне, как будто скинул вдруг свои годы и позабыл про все тяжелые мысли, терзавшие с утра.

— А куда зубы подевал? — спросил он, всё ещё смеясь.

— Да отчим выбил. Я у него зажигалку взял из кармана… Хотел пацанам показать. А назад не успел положить. Ну, он и разозлился, вдарил.

Степанов нахмурился.

— И что, часто он тебя поколачивает? Небось, и мать обижает?

— Не, он нормальный мужик. Просто пьяный был, не рассчитал.

Степанов ещё поспрашивал пацана о том о сём. Он получал искреннее удовольствие от болтовни со словоохотливым мальчишкой. Ему казалось, что он окунулся в своё деревенское детство. Как будто не было этих лет, Москвы, борьбы за выживание, безжалостной гонки за баблом, кропотливого строительства собственной финансовой империи и его предательства, закончившегося заказным убийством лучшего друга и скоропалительной женитьбой на его вдове, после которой медленным ядом стала травить душу совесть…

Они болтали минут пять. Вышедшие из машины охранники курили уже по третьей сигарете, внимательно наблюдая за хозяином и мальчиком издалека. Вокруг стояла прозрачная тишина ясного летнего дня, слегка разбавленная механическим гулом жужжащего где-то неподалёку трактора.

С того места, где они стояли, деревенька была видна как на ладони. Красные, белые, коричневые домики казались игрушечными спичечными коробками. Окинув взглядом село, Илья обомлел — купола на церкви стали чёрные. По телу прошёл холодок, душа замерла.

— Как тебя зовут? — тихо спросил Степанов пацана.

— Андрюха, — ответил мальчишка и улыбнулся, снова сверкнув брешью в зубах.

В эту секунду что-то внезапно изменилось. Тишина больше не была прозрачной. Гул вдруг перестал быть отдалённым и ворвался в яркую картину солнечного дня тёмной тенью, накрывшей собой дорогу. Словно в дешевом страшном кино Степанов увидел, как из-за поворота вылетает гигантский трактор с прицепом и несётся прямо на них. Было предельно ясно, что вписаться в поворот он не сможет и через пару секунд раздавит обоих, как скорлупки.

Не успев придумать ни одной связной мысли, Степанов что есть силы толкнул мальчишку в клетчатой рубашке в сторону кювета. И в ту короткую секунду, прежде чем железная махина навсегда заслонила от него солнце, он вдруг успел понять, что прощен.

* * *

— Мальчик жив? — прошептал реанимационной медсест-ре покрытый бинтами мужчина. Услышав в ответ «да», глубоко вздохнул. В голове крутились купола: золотые-черные, золотые-черные…

Из больницы он вышел совсем в другую жизнь. И каждый год, приезжая в село на поминальную родительскую субботу, ещё с дороги дрожащим взглядом всматривался в купола — вроде стали чуть-чуть светлее?

Михаил БУРЛЯШ