Поколение ржевитян, выросших в 80-годы прошлого века, хорошо помнит сгоревшее здание напротив Дворца культуры «Электромеханика». Оно, словно магнит, притягивало мальчишек и девчонок. Прогуляться по «горелому интернату» считалось отчаянным поступком, веселым приключением. Тогда мало кто знал историю здания. Да и не интересовались особо — развалины как развалины. Правда, со старинными печками с изразцами, паркетом, кафелем, которые предприимчивые ржевитяне быстро растащили по домам.

Сейчас-то многие знают, что до революции в этом здании располагалась мужская гимназия, а потом школа № 4, в которой даже учились ржевские подпольщики. Одно время здесь располагался госпиталь; какое-то время здание, чудом сохранившееся во время войны, очевидно, пустовало. Во всяком случае, сведений, что в нем размещалось в конце 40-х — начале 50-х, найти не удалось. А в 1958 году в нем была открыта школа-интернат для детей из многодетных и малообеспеченных семей.

Валерий Садиков, воспитанник этой школы-интерната, часто вспоминает проведённые в его стенах счастливые детские годы, считая, что интернат дал путёвку в жизнь многим хорошим людям.

Сам Валерий Евгеньевич родился в Ржеве в 1951 году. Мама его была родом из деревни Кузнецы Ржевского района, папа — старицкий. Валера очень рано потерял отца, маме было трудно растить его одной в те еще тяжёлые послевоенные годы. Вырос он в детском саду № 10 «на круглых сутках». Мама почти всё время работала и, когда пришло время пойти в школу, стало понятно, что заниматься ребёнком некому.

Первые полгода первоклассник школы № 8 Валера Садиков был предоставлен сам себе. После занятий бродил по городу, гостил у одноклассников, словом, находился почти без родительского надзора. Мама приняла решение устроить его в открывавшуюся в городе школу-интернат. В то время как раз достроился ее спальный корпус, в котором впоследствии располагалось музыкальное училище, а сейчас — детская школа искусств. Но желающих попасть туда было так много, что в начале года мальчика не взяли. В интернат набирали детей из отдалённых, умирающих деревень, а также небольшое количество тех, кого растили матери-одиночки, и детей из многодетных ржевских семей.

Серое кирпичное здание спального корпуса на высоком волжском берегу к началу учебного года достроить не успели. И первый набор разместили в учебном корпусе, том самом, где была мужская гимназия. Кровати воспитанников стояли даже в спортивном зале.

Валерию первые школьные месяцы запомнились полной бесконтрольностью и голодом. Он много гулял, исследуя город, который еще не залечил нанесённые войной раны. Повсюду ещё стояли полуразрушенные здания, окраины были в руинах.

— Наши родители и родственники о войне почти не говорили, старались не вспоминать.  Хотя мы и расспрашивали. Отделывались шуточками, какими-то общими сведениями. Я вообще хочу сказать, что жизнь послевоенного Ржева была на удивление весёлая. Наверное, люди старались забыть всё плохое, страшное, им хотелось радоваться, жить, мечтать. Были танцплощадки, работал горсад, все праздники горожане отмечали вместе на улицах. Моё детство именно таким мне и запомнилось: танцы, песни, веселье, улыбки. Хотя жизнь была тяжёлая, а порой — и голодная.

Валеру всё же поставили на очередь в интернат, и после Нового года он оказался учеников 1 «Б» класса и вместе со своими товарищами заселился в новенький спальный корпус. Можно сказать, жизнь уличного мальчишки наладилась.

Первым директором интерната был Игорь Павлович Хмурчиков. Об этом уникальном человеке говорится в воспоминаниях учителя интерната Н. Поярковой. «Всё он (Хмурчиков — ред.) делал сам — лепил, строил, ремонтировал, картошку в Тетерине сажал с детьми. Четыреста детей там проживали. Здание зачем-то потом разрушили. А какой зал там был — танцы устраивались общегородские, духовой оркестр играл…» — писала Нина Петровна.

У Валерия Евгеньевича о директоре тоже сохранились самые теплые воспоминания:

— Он был добрым, заботливым. Весь коллектив на него равнялся. Воровство на кухне пресекал.

Мой новый дом мне очень понравился. Все новое, чистенькие спальни, просторный вестибюль. В каждой комнате нас было по восемнадцать человек. Спальни мальчиков и девочек, санузлы раздельные, а для игр — общая рекреация. Первые классы поселили на первом этаже, там же — администрация и медпункт.

Сапожник был дядя Вася, очень хороший, к нам по-доброму относился. С утра выложит щётки, гуталин, ботинки у нас у всех проверит. Не умеешь чистить — научит.

Нас вообще сразу к самостоятельности приучали. Это потом, через несколько лет, появились технички. А нам, первоклассникам, воспитательница показала, как пыль вытирать и полы мыть, назначила дежурных — и мы дежурили. А воспитательница каждый день чистой салфеткой проверяла, чисто ли мы убрались. Звали ее Любовь Андреевна Кочина, добрыми словами её вспоминаю. Пела она очень хорошо, даже в ДК выступала. Хотя и строгая была. Мы сами пришивали свежие воротнички. Лентяев и тунеядцев не было. Картошку всегда сажали в Тетерино, как раз на том месте, где сейчас «Горизонт», было наше поле. Там же у нас и стадион был для занятий физкультурой. Мы туда по склону бегали на скорость, учитель по секундомеру замерял, за сколько минут спустились-поднялись.

Купаться на Волге начинали очень рано, еще весной, и заканчивали чуть ли не с первыми холодами.

Пришлось первоклассникам привыкать не только к самостоятельности, но и к строгому распорядку дня. В 7.00 — подъем, зарядка, завтрак, а потом — в учебный корпус на занятия. В 9 часов начинались уроки.

Само здание, вспоминает Валерий Евгеньевич, было очень красивое и внутри, и снаружи. Хотя, конечно, ничего там от былой гимназической обстановки не осталось, но все знали, что здание — дореволюционной постройки. При входе в корпус располагался музей, его иногда посещали пожилые люди, которые ещё в гимназии учились. К учебному корпусу пристроили только новый спортивный зал, а все остальные помещения хранили былое величие. В учительской были балкон, лепнина, огромные окна. Везде — высоченные потолки. Столовая — получше любого ресторана — огромный зал с колоннами. На первом этаже располагалась библиотека с большим количеством книг.

Были и свои интернатовские легенды. Например, говорили, что в мрачном сыром подвале во время войны содержались советские военнопленные, и даже показывали тем, кто таскал туда с поля на хранение картошку, вделанные в стену специальные крючья для пыток.

— Мы не только учились и работали. Общественная жизнь у нас кипела. Все были октябрятами, пионерами, комсомольцами. Кружки на любой вкус, свой духовой оркестр. Праздники отмечали в обязательном порядке — подарки, поздравления, концерт. К первомайским и октябрьским демонстрациям начинали готовиться за две недели. От водозабора и до завода маршировали, учились строем ходить, чтобы лицом в грязь перед другими школами не ударить. Танцы были. И на них ходили все, от мала до велика. Шестиклассники первого набора 1947 года рождения и мы, первоклашки, все вместе танцевали. К нам любили ходить девочки «из района». И это совсем не нравилось их кавалерам с «Садовки». Территория интерната была огорожена деревянным забором, но порой являлись к нам эти «незваные гости». Тогда приходилось выходить «на разговор». Можно сказать, что было у нас некое братство, старшие эту сплочённость поддерживали. Своих в обиду не давали, — смеется Валерий Евгеньевич.

Зависти к «городским» воспитанники интерната не испытывали. Чего завидовать-то? Живут на всем готовом, едят четыре раза в день досыта. Мало — так ступай помоги по хозяйству. Например, хлеб поможешь разгрузить или дрова потаскаешь — батон на троих дадут.

— Государство на нас тратило 90 копеек в день. Все свежее, горячее, по режиму. Завтрак прямо царский — яйцо, каша, какао. Вечером пюре. Не во всякой семье тогда такое на столе было. Воспитанникам выдали полное обмундирование — и зимнее, и летнее. Даже на каникулы мы получали майку, трусы, рубашку, сандалии. На полном гособеспечении были.

Изоляция «интернатовских» не была такой уж строгой. Отпросившись, можно было в любое время покинуть территорию. Гулять ходили и к Волге, и на Холынку. Но дети есть дети. Случались и несчастные случаи. Одному мальчику, когда лазили по речным откосам, камень на голову упал. Его родители забрали потом из интерната. Траву жгли в Тетерино — на девочке платье загорелось, врачи не смогли спасти, погибла. Но такие случаи же не только в интернате случались. Раньше дети, которые учились и в обычных школах, были предоставлены больше сами себе, гуляли, где хотели, играли, во что хотели.

С особой теплотой вспоминает Валерий Евгеньевич о своих учителях. Правда, самую первую учительницу за чрезмерную строгость к ученикам директор быстро уволил, она не запомнилась. А вот Евгения Петровна Добрынина осталась в памяти первым и самым любимым учителем. До четвёртого класса были всегда вместе. Ходили в походы, проводили мероприятия, ухаживали за классом — чинили мебель, ремонтировали помещение, все сами, вместе с учителями и директором.

В интернате были очень сильные математики. Все, кто хотел, математику знали очень хорошо. Учителя не только на уроках объясняли, но и на дополнительные занятия всегда оставались, повторяли, решали задачи повышенной сложности. Душою болели за своих учеников. Многие потом и школу хорошо окончили, и поступили дальше учиться.

После восьмого класса все разлетелись кто куда. Сам Валерий Евгеньевич хотел поступать в мореходку, но не прошел по зрению. Стал работать  на заводе, поступил в вечернюю школу, потом высшее образование получил.

В 1971 году интернат закры-ли, здания передали музыкальному училищу, которое расположилось в спальном корпусе, а учебный стоял закрытый. Поначалу там был сторож, потом здание перестали охранять, туда стали проникать всякие подозрительные личности. Случившийся пожар окончательно уничтожил старинное здание и был, в общем-то, закономерен.

Жалко, конечно, что так мало известно про школу-интернат. Поэтому и показался нам таким интересным рассказ бывшего воспитанника. Может быть, есть и другие люди, которые могли бы про него рассказать, и есть интересные сведения в архивах отдела образования? Ведь это тоже часть истории нашего города.

Ольга ДАБУЛЬ