ХЛЕБ

Рассказ

— Сима! Придумай что-нибудь! Ну поищи рецепт! Целая же буханка засохла! Такой хороший хлеб! — мама  разбирала шкаф с продуктами. Кто-то по ошибке положил туда вместе с крупой буханку черного хлеба, и теперь обнаружился огромный сухарь. Хлеб был из частной пекарни, очень дорогой и вкусный. Но это — когда свежий. А сейчас-то он кому нужен?

— На помойку его отнести! Там птицы съедят! — я отчаянно пыталась сопротивляться.

— Ты что такое говоришь?! В нашей семье хлеб никогда не выкидывали! Бабушки блокаду пережили! Даже хлебные крошки никогда не выбрасывали!

— Да когда это было-то?!

— Серафима! Чтобы я этого не слышала!

Из недр квартиры раздался звонок маминого телефона.

— Серафима! — мама меня так всегда называла, когда пыталась убедить в серьезности ситуации. — Даже думать не смей! Ищи рецепт! — это уже из коридора. — Вернусь, и чтобы все было как надо!

«Послушай маму и сделай наоборот», — подумала я, подбросив в руке сухую буханку. Хлеб был тяжелый и маслянистый. Даже высохший он весил достаточно для того, чтобы им можно было расшибить кому-то голову. Открыла ногой дверцу шкафа с мусорным ведром и изящно метнула буханку туда. Вернее, подумала, что метнула, ибо тут произошло что-то странное. Хлеб становился все тяжелее и тяжелее. Он не отделился от моей руки в момент броска, а повлек меня за собой. Дверца шкафа с ведром превратилась в зияющую воронку, и мы с хлебом туда провалились. Через секунду, ошарашенная, я стояла на улице.

* * *

Я стояла на улице. В знакомом дворе, рядом с Владимирским проспектом. Тут я часто проходила раньше, пока двор не перекрыли. Но это я разглядела потом, а первое, что увидела — изумленные глаза девочки лет двенадцати, перед которой я очутилась с вытянутой рукой, а в руке — хлеб. В десяти сантиметрах от ее лица. Девочка смотрела на него с таким изумлением, восторгом и, я бы сказала, жаждой обладания — словно это был сказочный единорог или волшебный цветок. Я как приложение к единорогу ее волновала вторично. Девочка была очень худенькая. И как-то странно одета. Как старушка. Тоненькими, почти прозрачными руками она, не веря в собственное счастье, взяла буханку.

— Это мне? Так много? У меня нет ничего взамен. Я карточки потеряла. А платок пуховый мамин тете отдала. Тетя сказала, что сейчас хлеба даст. Полбуханки. Вот жду ее. Ой, меня Валя зовут. Валя Трофимова.

Я вообще не понимала, что происходит. Какие карточки вообще? Где я? Все вокруг какое-то не такое. Нет ни одной машины, и окна везде заклеены крест-накрест бумагой.

— А меня Сима. В смысле, Серафима. И не надо мне ничего. Он черствый. Вообще, каменный. Зачем он тебе?

Девочка не слышала меня. Она торопливо спрятала буханку в матерчатую сумку и прижала ее к груди.

Тут из ближайшей форточки мы услышали громкий тревожный шепот:

— Девочки! Девочки!

Мы обернулись. Из темноты на нас смотрели испуганные женские глаза.

— Девочки! Бегите отсюда скорей! Здесь людей едят!

От этого леденящего шепота вдруг стало так страшно! Ноги онемели и сердце заколотилось где-то в горле. И без того бледная Валя стала еще бледнее. Дверь в арке открылась, и из нее вышли мужчина и женщина, которая показывала рукой на нас.

— Бегите, девочки! Бегите! — хрипела из форточки невидимая женщина.

Я вспомнила уроки ОБЖ и вдохнула поглубже.

— Бежим! — схватила Валю за руку, и мы рванули. Вернее, рванула я, а невесомая Валя висела на моей руке, как воздушный шарик.

— Э-э-э! Куда?! — у нас за спиной раздался крик мужчины и топот. Но мы уже выбежали на спасительную улицу.

Это действительно был Владимирский проспект. Я остановилась, как вкопанная, а Валя по инерции продолжала бежать и потянула меня за собой, из-за чего я споткнулась и покатилась кубарем. Все завертелось и закружилось вокруг. Через секунду я лежала на полу в своей кухне.

* * *

Через секунду я уже лежала на полу в кухне и сосредоточенно рассматривала ножку стула. За этим занятием меня и застала мама.

— Рецепт на полу ищешь?

Я посмотрела на руки. Хлеба в них не было.

— Да не надо уже…

— В смысле, не надо?

— Хлеба нет…

Мама нахмурилась, заглянула в мусорное ведро.

— А где хлеб?

— Отдала.

— Кому отдала? Ты из дома не выходила!

Врать не хотелось и не было смысла. Все было слишком бредово.

— Девочке отдала.

— Какой девочке? Когда?

— Девочке, которой он был нужен! Вале Трофимовой!

— Ой! Прямо как моя бабушка, которая твоя прабабушка — Валя Трофимова! — мама радостно щебетала, испытывая явное облегчение от того факта, что хлеб нашел себе нового хозяина. — Ты знаешь, ведь бабушку мою чуть в блокаду не съели… Карточки потеряли, и твоя прапрабабушка отправила прабабушку на толкучку менять пуховый платок на хлеб. Недалеко от Владимирского собора толкучка была. — Мама сосредоточенно отмеряла ложечкой кофе, смешивая разные сорта. По кухне начинал распространяться чудесный аромат. — Вот, значит, послала её на толкучку, а там женщина ей и говорит: «Даю за платок полбуханки хлеба, только со мной пойти надо». Завела ее во двор, взяла платок и сказала ждать. И тут прямо чудо случилось. Появилась непонятно откуда девочка и дала бабушке буханку сухого хлеба. Такого хорошего, какого в блокадном Ленинграде не бывало совсем. Просто так. Они потом на этом хлебе до эвакуации протянули, до льда ладожского. За месяц до снятия блокады их вывезли. Такая огромная буханка была. Бабушка ее всю жизнь вспоминала.

— А полхлеба за платок тетка эта дала?

— Какое дала! Она бабушку, оказывается, заманила. Женщина из форточки их предупредила, чтобы бежали, что тут людей едят. А эта тетка выходит со здоровым мужиком и на бабушку показывает. У бабушки Вали ноги отнялись от страха, да и сил особо не было уже. А эта девочка, которая хлеб дала — Серафима, кстати, звали ее, тебя-то в честь нее и назвали, в честь спасительницы нашей, ведь иначе и нас с тобой не было бы на свете — такая спортивная была! Бабушку за руку схватила и как побежит! Так тянула ее, аж пуговицу от рукава оторвала. Мужик за ними гнался, а они на Владимирский проспект выбежали. И тут эта Серафима как в воздухе растворилась. Прямо как ангел-хранитель: хлеба дала, вывела и исчезла… Тебе корицу в кофе сыпать?

Кофе-машина зашумела, аромат заполнил кухню.

— Ой! А откуда у тебя бабушкина пуговица? Где ты ее нашла?

В руке осталась зажатая пуговица от рукава Валиного пальто.

— Я их с детства помню… Думала, что все уже потерялись. Счастливые бабушкины пуговицы. Они у нее на пальто были в тот день. Так бабушка их всю жизнь себе на разную одежду перешивала. На счастье.

Александра СМИРНОВА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *