Вид красивых и дорогих вещей вызывает у людей желание обладать ими. Хорошо, если человек мечтает об их приобретении законным путем. Плохо, если при виде желаемого у него возникает мысль о краже.

Начало восьмидесятых ознаменовалось появлением на просторах страны доселе невиданных импортных вещей, которыми спекулянты или фарцовщики ранее снабжали исключительно москвичей и ленинградцев. В провинции довольствовались добротной продукцией местного ширпотреба, о «фирме» и не слышали. Но постепенно все менялось. Обладателю белоснежных импортных кроссовок в провинциальном Ржеве, например, было обеспечено благосклонное внимание девушек и зависть товарищей. А что уж говорить о тех, кто в дополнение к кроссовкам носил модные дымчатые очки «хамелеон». Словом, как ни старалась советская власть внушить гражданам, что материальные блага — тлен и суета, а погоня за «тряпками» — отрыжка загнивающего капитализма, которую сознательные советские граждане должны презирать, манили их яркие заграничные пакеты и лейблы. Правда, приобрести импортную вещь, даже имея средства, было не так-то просто. Откуда робкому провинциалу было взять импортный дефицит, если попасть в валютную «Березку» было почти тем же самым, что неожиданно оказаться в Париже. А адреса мест, где торгуют кудесники-фарцовщики, в газете «Правда» не печатались…

В июле 1984 года в плацкартный вагон № 7 пассажирского поезда № 185 «Москва — Рига» вошли трое молодых ржевитян, которые совершали частную поездку в столицу нашей родины город-герой Москва с экскурсионными целями. А проще говоря, ребята ехали поглазеть на Красную площадь и столичных девочек да в метро покататься. На большее у них просто не было денег. Алексей Прошкин, Вадим Серков, Дмитрий Колокольцев только что окончили ПТУ и осенью должны были отправиться отдавать долг родине. Так что средств, выданных родителями, у них в обрез хватило на мороженое, «Пепси-колу» да на пару палок обязательной для всех ржевитян, посещавших столицу, колбасы.

Их соседом по плацкартному вагону оказался командированный в Ригу инженер одного из московских заводов Антон Бортов. Показательно, что в материалах уголовного дела потерпевший упоминается, как «человек, у которого с собой был чемодан-дипломат». То есть в отличие от ржевской шпаны, инженер был пассажиром со средствами, солидный дядька.

И в этом импортном дипломате у него оказалось три бутылки настоящего армянского коньяка, от вида которого у ребят, до этого пробовавших только пиво да дешевый портвейн, слюнки потекли. На их счастье, инженер Бортов оказался мужчиной нежадным и в одиночестве не пьющим. Он достал коньяк, палку финского сервелата, шоколадку и пригласил ребят к столу. Вагон был полупустым. Заворчавшая было на компанию проводница после тайных переговоров с Антоном Николаевичем смягчилась и даже принесла четыре стакана в подстаканниках.

Парни поначалу стеснялись, но выпив душистого и крепкого коньяку, быстро освоились в компании нового знакомого. Рассказали немного о себе и стали слушать его рассказы о том, где он бывал и что видел, сетования на то, как скучно и серо живет наш «совок» и как люди «за бугром» живут. Хвастался Антон Николаевич тем, что сам он жить умеет — знает и как зарабатывать, и как тратить. Рассказы его провинциалам казались диковинными. Когда открыли вторую бутылку, щедрый и сильно опьяневший Бортов стал уговаривать ребят ехать с ним в Ригу, обещая устроить их на электротехнический завод «ВЭФ», который выпускал знаменитые магнитолы и радиолы. Он махал руками, обнимал парней и обещал, что он, важный для руководства завода человек, может все и устроит им сытую и безбедную жизнь в почти капиталистической Латвии. Потом его речь стала путаться, голова клониться, и Бортов улегся на нижнюю полку и захрапел.

Справедливости ради нужно сказать, что колбасу и шоколад ребята доели сразу. А вот вытащить из дипломата третью бутылку коньяка долго не решались. Наконец, Алексей Прошкин, осмелев, открыл дипломат. В нем, помимо коньяка, оказались разные красивые вещи. В том числе импортные солнцезащитные очки и совершенно новые, в яркой и красивой упаковке белые импортные кроссовки. Прошкин вытащил бутылку, примерил очки, с завистью полюбовался кроссовками. И со словами: «Жаль, не мой размерчик», положил вещи обратно и, закрыв дипломат, закинул его на верхнюю полку.

Особых угрызений совести от того, что они без спроса взяли коньяк, ребята не испытывали. Во-первых, дядька казался добрым и щедрым, а во-вторых, вряд ли он очухается до того времени, как они сойдут в родном Ржеве. Сами ребята к тому времени уже тоже были очень сильно пьяны, и коньяк уже и пить не хотелось. Особенно плохо было пока неопытному и самому юному Диме Колокольцеву, его сильно тошнило. Алексей Прошкин повел его в туалет. А у оставшегося тихого и молчаливого Вадима Серкова возник «преступный замысел о краже вещей из дипломата».

Убедившись, что никто не видит, он снял дипломат со второй полки, открыл его и вытащил кроссовки, импортные часы-будильник, солнцезащитные очки, зубную пасту и щетку, электробритву, авторучку и упаковку жевательной резинки. Все похищенные вещи он положил в свою сумку. Ее он задвинул под пустую боковую полку, а дипломат вернул туда, куда его положил Прошкин.

Вернувшиеся из туалета друзья чувствовали себя неважно и, немного посидев в вагоне, решили выйти в тамбур дышать свежим воздухом в ожидании прибытия поезда на станцию Ржев-II, до которой оставалось менее получаса. В это время принялся разглядывать замшевый пиджак храпящего на боковой полке Антона Николаевича. Такой дорогой и красивой вещи не было не то что у его друзей, но даже у директора их училища. В карманах было портмоне, документы, складной нож и еще одни солнцезащитные очки. Считать деньги в портмоне было некогда — поезд уже начал тормозить, подъезжая к станции. Недолго думая, Вадим свою куртку повесил на место пиджака, а пиджак надел. Все содержимое карманов переложил в сумку. Документы сунул в карман своей куртки.

Когда поезд остановился, Серков взял свою сумку и направился к выходу из вагона. Сердце бешено колотилось, но никто не обратил на него внимания: немногочисленные пассажиры спали. Сонная проводница, стоявшая на плохо освещенном перроне, на него даже не посмотрела. Друзья же стояли у вокзальной ограды — Колокольцева опять сильно тошнило.

Поезд тронулся и, набирая ход, скрылся из глаз, увозя ограбленного инженера вдаль. То, что на Серкове надет замшевый пиджак их случайного пассажира, Прошкин заметил только тогда, когда они подошли к освещенной автобусной остановке. Вадим сделал вид, что сам потрясен — мол, случайно в темноте спьяну схватил этот пиджак вместо куртки.

— Смотри, Вадик, заявит мужик в ментуру, тебя в краже обвинят, — предупредил Алексей друга.

— А что делать-то? Я ж свою куртку там оставил. Перепутал в темноте, все бывает, — спокойно ответил Серков.

Ребята посидели на автобусной остановке, покурили и, немного протрезвев, разошлись по домам.

Проснувшийся утром Антон Бортов поначалу ничего не заподозрил. Дипломат лежал на второй полке, случайных попутчиков уже не было. Бортов смотрел в окно и мучился от похмелья. И только после того, как он решил отправиться в туалет и полез в дипломат за пастой и щеткой, Антон Николаевич стал понимать, что его ограбили. Он позвал проводницу, которая пришла весьма неохотно и угрюмо заявила, что не обязана присматривать за вещами напившихся пассажиров. Вызвали начальника поезда. К этому времени Бортов обнаружил и пропажу своего новенького замшевого пиджака, на месте которого висела старая обтрепанная курточка непонятного производства с его документами в кармане.

По прибытии на вокзал города Рига вызвали милицию. И сам Бортов, и проводница указывали на троих пассажиров — молодых ребят, которые сошли на станции Ржев-II. Установить их личности оказалось делом техники — ребята успели Бортову многое о себе рассказать.

Когда милиционеры пришли к Алексею Прошкину, он еще спал и безмерно удивился, разбуженный испуганной матерью. Алексей категорически отказался признавать свою вину в краже каких-либо вещей в вагоне поезда. Единственное, что он признавал — так это распитие без спроса бутылки коньяка из дипломата попутчика. Его показания слово в слово подтверждал и Дмитрий Колокольцев. Все происходившее в вагоне после того, как угощавший их коньяком мужчина уснул, он помнил весьма смутно, так как «отравился спиртным и очень плохо себя чувствовал». Но Дима твердо стоял на том, что ничего, кроме бутылки коньяка, не брали. Про пиджак они предпочли умолчать, испугавшись за своего рассеянного друга.

После того, как им дали прочитать показания Антона Бортова и проводницы Анны Мариной, в головах ребят возникло страшное подозрение. Верить в то, что Вадик мог втайне от них совершить кражу, очень не хотелось. Ребята дружили с детства, жили в одном районе и, казалось, очень хорошо знали друг друга. Но о «перепутанном» замшевом пиджаке они уже решились рассказать. Ребят задержали и препроводили в отделение, хотя в их квартирах ничего из украденного не обнаружилось.

Самого Вадима Серкова найти не удавалось. Он жил с матерью, которая работала «на сутках» и домой пришла только на следующий день, ничего о сыне не зная. Обыск ничего не дал — похоже, домой парень даже не заходил. Расстроенная мать предположила, что он мог уехать к деду в деревню Г-во Ржевского района. Там-то его и взяли у деревенского клуба в замшевом пиджаке, белоснежных фирменных кроссовках и очках «хамелеон» в обществе восхищенных деревенских сверстников.

Часть вещей нашли в его сумке в доме деда, там же лежали и похищенные деньги. Из них Вадим потратил приблизительно пять рулей на покупку билета на автобус Ржев — Г-во и двух бутылок вина в деревенском сельпо.

Поначалу он попробовал «валять дурака», рассказывая историю о том, как нашел сумку со всем содержимым в автобусе, в котором ехал к деду. Потом изменил показания, поведал, что случайно перепутал сумки в вагоне поезда. И лишь прочитав показания потерпевшего и свидетелей, сознался, что похитил вещи и деньги у хвастливого попутчика.

Вадиму устроили очную ставку с друзьями. И он показал, что они ничего не знали о совершенном им одним преступлении и не имеют к краже никакого отношения. Алексея Прошкина и Дмитрия Колокольцева отпустили домой. Ребята были потрясены. Вместо армии Вадим Серков, мечтавший быть танкистом, отправился в колонию, так как совокупный размер похищенного составил серьезную по тем временам сумму — 1698 рублей 15 копеек, которая являлась для потерпевшего значительной. Таким образом, Вадим попадал по часть 2 статьи 144, которая предусматривала реальное лишение свободы сроком до трех лет.

Белые фирменные кроссовки, замшевый пиджак и очки наверняка вызвали зависть у деревенских парней и восхищение у девчонок. Только стоила ли «минута славы» сломанной судьбы?

Имена вымышлены, совпадения случайны.

Ольга Владимирова