Отправляясь в Санталово к Зое Николаевне Грачевой, которой 20 февраля исполнится 90 лет, я с удивлением узнала, что она живет одна. И живет примерно так, как жила в этом своем доме, построенном ещё мужем, десятилетия назад.

Баба Зоя, как зовут её односельчане, — старейший житель деревни Санталово. Она — словно живая история. А ясный ум позволяет помнить все события, начиная с детства. Причем с такими мельчайшими подробностями, что общение с этой удивительной женщиной — будто экскурс в далекое прошлое. Мы удобно устраиваемся за столом на чистой кухоньке с натопленной печкой.

— Газ, спрашиваешь? Нет, не проводила, — отвечает баба Зоя. — И не буду. Во-первых, где же я такие деньги возьму? Ещё когда работала, муж Вася мне предлагал плиту поставить и баллонный газ привезти. Я ему на это сказала так: на этой плите я целый день готовить буду. А если щи, допустим, или холодец, так в печке все сподручнее. — Возразить трудно, у бабы Зои своя железная логика на этот счёт. — На всякий случай у меня электроплитка есть, сыновья привезли, но я ею не пользуюсь, там проводки перегорели. А дрова на пилораме покупаю, две тыщи трактор, напиленных. Но нонче я брать не буду. Прошлый год привезли такую машину, думала, и не перевезу, но у меня есть тачка такая, так вот я возила-возила…

— Сама?

— Я люблю все сама делать, когда у меня есть мочь. А уж когда мочи нет, лежу…

Зоя Николаевна родилась в небольшой деревне Старцево, что от Мончалово в двух с половиной километрах. Полдеревни жителей были с фамилией Кругловы. Пятеро братьев построили там дома в свое время и занимались выращиванием льна. В семье Николая Круглова было семеро детей. Зоя — самая младшая. Она до сих пор помнит тот отцовский дом в Старцево.

— А потом при Сталине нас всех раскулачили и землю отняли. Одному Богу известно, какой счастливый случай произошел, что на Север не выслали, — вспоминает Зоя Николаевна. — Мой батя тогда пошел работать на станцию Мончалово стрелочником. Спустя некоторое время «черный воронок» и забрал его прямо оттуда. Помню, как мама поехала на третий день в Ржев, в милицию, а отца уже и в живых-то не было, всех расстреляли. До сих пор не знаем, где похоронили.

Мать после того случая слегла и тяжело заболела раком. Такой болезни тогда и не знали в Ржеве, и врачей таких не было. Маму отправили лечиться в Москву. Понятное дело, что когда началась война, лечить стало некому. Да и лекарств не было…

Зое в ту пору было всего 10 лет, она едва успела окончить два класса школы, как война подошла к самому порогу их дома. Мончаловская округа все время оккупации была самым гиблым местом и для наших, и для фашистов. Как уж там существовали мирные жители, одному богу известно да оставшимся в живых свидетелям тех страшных событий.

Баба Зоя рассказывала, что их деревня Старцево несколько раз переходила от наших к немцам. В самом начале оккупации в деревню в семь домов фашисты приезжали только за провизией, пока не извели во дворах всю домашнюю птицу и скотину. А зимой 43-го для жителей настали страшные испытания — немцы обосновались в Старцево. Жителей выгнали из домов, в чем были, на улицу. Хорошо, что в огородах на случай бомбежки были выкопаны глубокие землянки, туда и попрятались.

— А мама уже плохо ходила и осталась дома. Через две недели нашли мы её в овине, замерзшую. Как немцев из деревни выбили, то всех погибших — и маму, и брата, которого сразила шальная пуля, и других хоронили в одной могиле. Неделю копали мерзлую землю. За войну в Старцево образовалось порядочное кладбище… — голос бабы Зои дрожит, и я чувствую, что воспоминания о войне до сих пор тяжелы для нее. Пережившие военное лихолетье люди не любят вспоминать то время, хотя в память навсегда врезались страшные события до мельчайших мгновений.

После освобождения Зоя со старшей сестрой Зиной остались в Старцево вдвоем. Дальние родственники позвали в колхоз в Лепетиху, который организовывали из оставшихся жителей округи. Сестры Кругловы дом заперли и подались туда. А ни в Тростино, ни в Мончорово, ни в Лепетихе ни одного целого дома не осталось, будто выжженная пустыня. Люди обосновались в землянках и блиндажах. Выбирать не приходилось, надо было выживать самим и поднимать сельское хозяйство.

Самое страшное впечатление детства — голод. И перед войной, и в войну, и после нее. Баба Зоя вспоминает отцовский дом с высокими потолками, просторную кухню с большущим сервантом, а в нем, на нижней полке, — огромная банка с пшенкой, которую можно было потихоньку брать и жевать, когда очень уж хотелось есть.

— А потом я заболела, тиф. Около месяца лежала без сознания. Высохла, как скелет, и ни одной волосины на голове не осталось. Еле выкарабкалась, — рассказывает Зоя Николаевна. — Двоюродный брат привез из Карамлино фельдшерицу, но та лишь руками развела. Лечить, мол, нечем. Никто не верил, что я смогу выправиться. Но ничего, выжила.

В августе 43-го всех трудоспособных мобилизовали на восстановление лесозавода, в том числе сестру Зину. А для Зои началось путешествие по детдомам в Кувшиново, в Овинищи.

Там снова села за школьную парту и даже научилась шить и выстегивать одеяла у портнихи тети Ани.

— У меня-то машинка зингерская, 1901 года, старше меня, — поясняет баба Зоя. — Перед немцами мы её зарыли, а в земле, в снегу, она, конечно, заржавела вся. Но мой Вася её разобрал, смазал, починил. И я стала на ней шить.

Домой Зоя вернулась только через год. А в их доме в Старцево уже поселились другие люди, девчушка так и прожила с ними 6 лет. Учиться, к сожалению, больше не пришлось, не до учебы тогда было, да и кто бы её кормил, если бы в колхоз не пошла.

— С 14-ти лет и работала, — вспоминает Зоя Николаевна. — Но я работы никакой не боялась. Даже на лобогрее. А ты знаешь, что такое лобогрея? Это сейчас зерно комбайном убирают. А тогда лобогреями. Две лошади запрегши, и привязана к ним косилка, около косилки щит — мотовило, на него снопы собираются. Мужик правит, а я граблями снопы делаю. За день так намахаешься! А потом колхоз расформировали, и я пошла работать на железную дорогу путейцем.

Но молодость брала свое. Девчата бегали в клуб в мончаловскую воинскую часть. Зое тоже очень хотелось на танцы, но надеть было нечего. Как-то подружка дала платье и жакетку. Это было верх элегантности, и девушка отправилась, как Золушка, на бал. На танцах она и встретила своего Васю. Парень пригласил её танцевать и так больше от нее не отошел.

Ухаживания продолжались три с половиной года. В 1951-м Василий Грачёв демобилизовался, съездил на пару месяцев к родным и вернулся, чтобы сыграть свадьбу. В Быховском сельсовете они расписались и уже больше никогда не расставались. Зоя Николаевна называла мужа «мой Вася», а он её — «Милок». Хорошо жили, Вася любил свою жену и очень жалел, а работать её отпустил только когда старший сын Володя пошел в третий класс, а младший Юра — в первый. Баба Зоя и сейчас вспоминает о муже не как об умершем двадцать лет назад человеке, а так, словно вышел её Вася куда-то на минутку и вот-вот вернется.

Спустя несколько лет после свадьбы Василий Грачёв построил добротный дом в Санталово для своей семьи. Он был на все руки мастер: и столяр, и стекольщик, и плотник. Между прочим, вокзал в Мончалово возведен, в том числе, и руками Василия Грачёва.

В середине 60-х Зою Николаевну взяли в Муравьевский сельсовет счетоводом. Как вы думаете, что это за работа такая? Я тоже представляла себе, что сидит сотрудник в кабинете и на счетах сводит дебет с кредитом. Оказывается, счетовод в те годы занимался сбором налогов с населения. На попечении Зои Грачёвой было 14 деревень и железнодорожные казармы, которые она обязана была обойти и в срок собрать все налоги. Затем 8 лет Зоя Николаевна трудилась на «Складе-40» в военизированной охране вместе со своим Васей.

— Я, между прочим, отличный стрелок, — прищуриваясь, улыбается баба Зоя. — Мне даже присвоили звание «Ударник коммунистического труда», значок дали и удостоверение.

Это не единственная её награда за труд. Позже, когда Зоя Грачёва вернулась работать в совхоз, стала передовиком производства в растениеводстве, её бригада заняла первое место по району. А на пенсию уходила уже железнодорожницей. Последние 10 лет Зоя Николаевна работала электрокарщицей в багажном отделении. Она всегда трудилась не за страх, а за совесть, и никогда не боялась никакой работы. В ней, невысокой, худенькой, словно сто жил от природы заложено.

Баба Зоя рассказывает о своей работе, своих сыновьях, о муже, но ни разу я не услышала, чтобы она пожаловалась на жизнь. С этим жизнелюбием Зоя Николаевна отшагала свои девять десятков лет. И сейчас не унывает.

Её сыновья разъехались по белу свету. Старший Володя живет в Великих Луках, младший Юра — в Кемерово. И хоть расстояния порядочные, сыновья не по одному разу в год бывают в родительском доме у мамы.

— Приезжают по очереди или все разом, помогают мне, — глаза Зои Николаевны теплеют, когда она говорит о детях. — А в прошлый год из-за эпидемии никого не пустили. Сыновья-то мои тоже уже пенсионеры. Не приехали, и я поэтому три борозды под картошку не докопала. Чем? Лопатой! Трудно, но копаю — борозду до обеда, другую после обеда. А сажаю по одному ведру в день, всего 5-6 ведер картошки. Она всходит в очерёдности, так я её и окучивать буду. Нынче навоз на грядки вывезла от кур со двора, правда, не успела раскинуть, морозы ударили. Водопровода нет у меня. Воду сама ношу с колонки, иногда кто и подсобит из соседей. А много ли мне одной воды надо? Дрова тоже сама, а как иначе?

Бабу Зою в деревне любят и по возможности ей помогают, но она помощи сама никогда не просит без надобности. Сама. А если помогут, старается отблагодарить. Вот соседи-дачники ей из города продукты привозят.

Я окидываю взглядом дом. У бабы Зои — идеальный порядок. И, честно, не могу себе представить, что она со всеми заботами по дому и хозяйству, а также немаленькому огороду справляется самостоятельно. Спрашиваю, не зовут ли к себе сыновья, ведь в таком возрасте даже в квартире с удобствами тяжело, а тут свой дом, хозяйство?

— Ой, — отвечает баба Зоя, — до скандала доходит. Юра постоянно зовёт, даже к соседке ходил, чтобы та уговорила меня. Но Анна Яковлевна сказала ему: не зови, не поедет. Почему? Не люблю город, не могу в транспорте ездить. Лучше уж я тут.

Но мне кажется, главная причина в том, что она привыкла с юности трудиться, работать не покладая рук. И это её образ жизни. Это и есть её жизнь. В этом и кроется главный секрет долголетия Зои Николаевны. Она и сама о своем возрасте, кажется, совсем не задумывается. Ей просто некогда думать о годах. Живет и живет, и работает так, как привыкла за всю жизнь.

Баба Зоя выходит меня провожать. На крыльце останавливается, чтобы посмотреть на градусник — сколько там мороз нынче. Прищурилась, разглядела, нормально. Без очков! Это, была, пожалуй, вершина моего изумления этой женщиной.

Все свои самые страшные болезни, лишения, трудности и горести Зоя Николаевна пережила в детстве и юности. И, быть может, тогда, получив такую закалку и подаренный Богом шанс выжить, несмотря ни на что, она и живет с тех пор — не потому что, а вопреки. И слава Богу. Здоровья Вам, Зоя Николаевна. Радуйте своим жизнелюбием окружающих ещё долго-долго.

Светлана КУДРЯВЦЕВА