И ГОСПОДЬ ВОЗДАСТ МНЕ ПОЛНОЙ МЕРОЙ…

26 августа исполнилось сто лет со дня расстрела участников «Таганцевского дела», среди которых был поэт Николай Гумилев. Именно оно было первым в нескончаемой череде политических процессов, которые захлестнули страну и продолжались несколько десятилетий.

О степени вины Гумилева, значимости и реальной боеспособности заговорщиков существуют разные, порой диаметрально противоположные, мнения. Кто-то считает, что у большевиков просто не было иного выхода, и заговор под руководством Таганцева действительно представлял опасность для молодого Советского государства, а кто-то уверен, что суровость наказания никак не соответствует степени вины идеалистов и мечтателей, которые составляли костяк, «душу» этой еще даже не оформившейся организации. А некоторые и вовсе уверены, что дело попросту сфабриковано.

Можно считать по-разному. Но то, что в это страшное утро 26 августа 1921 года Россия лишилась поэта, находящегося в точке своего наивысшего взлета, является горькой правдой. По мнению публициста и литературного критика Дмитрия Быкова, Николай Гумилев был убит «на взлете» в результате страшного сбоя некой божественной программы, ибо автора не убивают, пока он не напишет свою главную книгу. А главная книга «угрюмого и упрямого зодчего», четко увидевшего свой Храм, однозначно была еще впереди.

Но что случилось, то случилось. И роковой выстрел прервал жизнь поэта. А его имя на долгие годы было предано забвению.

Может быть, именно поэтому эта скорбная дата прошла почти незамеченной? А может быть, людям не хочется вспоминать те кровавые дни и провидческие строки поэта в наше и без того не простое время?

Еще не раз вы вспомните меня

И весь мой мир волнующий и странный,

Нелепый мир из песен и огня,

Но меж других единый необманный.

Он мог стать вашим тоже и не стал,

Его вам было мало или много,

Должно быть, плохо я стихи писал

И вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз вы склонитесь без сил

И скажете: «Я вспоминать не смею.

Ведь мир иной меня обворожил

Простой и грубой прелестью своею».

Тропинками скорби

Мне посчастливилось оказаться в Санкт-Петербурге в августе этого года. И, конечно, Фонтанный дом был одним из обязательных пунктов программы. Музей Ахматовой начинается не у двери в парадную, и даже не в кассе, а гораздо раньше. На самом Литейном проспекте, в арке и, конечно, в сквере Фонтанного дома. Уже там ты словно теряешь связь с реальностью и попадаешь в прошлое.

Торопиться нельзя! Нужно пройти по этим тропинкам, постоять под кленами и липами, присесть на лавочку. Сквер не закрывается на ночь, можно бродить по нему в любое время суток. Это грустное и одновременно светлое место.

В этом сквере метался не терявший надежду после ареста сына Владимира отец Николай Таганцев, пытавшийся узнать судьбу сына у Н. Пиотровского, близкого к власти.

По дорожке этого сада дважды уводили в застенки НКВД сына Ахматовой и Гумилева Льва и Н. Пунина, а также еще множество безвестных жертв репрессий.

На эти деревья днями напролет смотрела после встречи с Исайей Берлиным Анна Андреевна, которой было запрещено выходить из дома.

У сада непростая энергетика. А как же иначе? Ведь по преданию, которое очень любила Ахматова, в саду и доме витал дух Прасковьи Ковалевой, заложницы любви графа Николая Шереметева и своего положения, умершей во флигеле после родов.

Что там — в сумраках чужих?

Шереметевские липы…

Перекличка домовых…

Осторожно подступает,

Как журчание воды,

К уху жарко приникает

Черный шепоток беды…

Под знаменитой кровлей Фонтанного дворца

Музей, открытый в 1989 году, пользуется большой популярностью у посетителей. Безлюдно там никогда не бывает. Экскурсия в группе с экскурсоводом и самостоятельная с аудиогидом стоят почти одинаково. Но с Ахаматовой мне хотелось побыть наедине. Я выбрала аудиогид и не прогадала. Тогда я еще не знала, чьим голосом он говорит. А это был голос Татьяны Поздняковой, искусствоведа, старшего научного сотрудника музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Она смогла передать все эмоции, вдохнуть жизнь в рассказ о годах, проведенных Ахматовой в этом доме. Признаюсь честно, выходя из квартиры, я плакала. И видела слезы в глазах других посетителей…

Описывать экспозицию бессмысленно. В музей обязательно нужно сходить. Дотронуться до стен, погладить драп пальто Пунина, висящего на вешалке в передней, услышать звук патефона из соседней комнаты, сесть за обеденный стол… Все это можно и нужно сделать, чтобы понять, как тяжело было жить, ежесекундно ожидая топота кованых сапог на лестнице и страшного звонка.

Экскурсия в Ковалевский лес

Одним из самых сильных впечатлений стала экскурсия в Ковалевский лес. Нашим гидом была Татьяна Позднякова, знакомство с которой само по себе явилось бесценным подарком. Огромной эрудиции человек, влюбленный в творчество Ахматовой и Гумилева, она заставила нас в буквальном смысле слова пережить роковое лето 1921 года.

Началась наша экскурсия в парке Фонтанного дома, а продолжилась в неприметном дворе дома № 46. Но неприметным он кажется только с улицы. Пройдя через арку, мы попали в питерский «Сен-Жермен» с фонтаном и зеленым сквером. Но в этом оазисе среди каменных джунглей сто лет назад разыгрывалась настоящая трагедия. Именно в этом доме жил организатор заговора, погубившего Гумилева, географ, профессор Владимир Таганцев с семьей — женой Надеждой, сыном Кириллом и двухлетней дочкой Аглаей. Именно через этот роскошный дворик отца и мать вывели чекисты, бросив испуганных малолетних детей в квартире на произвол судьбы. Именно отсюда Аглаю и Кирилла через день потащили в приют для брошенных детей. И именно сюда пришел убитый горем, ничего не знающий отец Владимира, Николай Таганцев, юрист, криминолог и государственный деятель, по иронии судьбы спасший от смертной казни многих деятелей революционного движения. Именно к нему, узнав о смертном приговоре старшему сыну Александру, пришла убитая горем Мария Ульянова, мать будущего вождя мирового пролетариата Владимира Ленина.

И хотя добиться отмены приговора Таганцеву-отцу не удалось, он как мог поддерживал страдающую мать. А вот его обращение к Ленину по поводу его собственного сына осталось практически без ответа…

Собственно, вся автобусная экскурсия по Санкт-Петербургу была выстроена по маршруту, по которому метался обезумевший отец сначала в поисках арестованного Владимира Таганцева и его жены, потом в поисках пропавших внуков, сданных в приют чекистами, а потом в бесплодных попытках облегчить участь сына и невестки.

Мы останавливались у страшного «Большого дома» на Литейном проспекте, у здания ВЧК на Гороховой, слушали, как развивались события, и понимали, что шансов спастись у большинства участников «Таганцевского дела» просто не было. Расследование невероятно хитро провел специально присланный из Москвы Я. Агранов (в то время особоуполномоченный секретно-оперативного управления ВЧК). Он от имени своего руководства обещал облегчить участь арестованных в обмен на чистосердечные признания. И между Аграновым и Таганцевым был подписан договор: представитель ВЧК обещал гласный суд и неприменение высшей меры наказания, а Таганцев указывал адреса людей, причастных к организации. По делу было арестовано около 300 человек. Что чувствовал Владимир Николаевич, когда понял, что стал жертвой обмана, остается только догадываться…

А Яков Агранов впоследствии так объяснил проявленную жестокость: «В 1921 году 70 процентов петроградской интеллигенции были одной ногой в стане врага. Мы должны были эту ногу ожечь»…

Ожгли… Прошли аресты, а потом на стенах петербургских домов появились газеты, в которых были опубликованы списки расстрелянных по делу о заговоре под руководством Таганцева. Из этих газет и Н. Таганцев узнал о гибели сына и невестки, а А. Ахматова — о смерти Гумилева.

Страшное место

Ковалевский лес — лишь одно из предполагаемых мест расстрела. Доподлинно известна и подтверждена архивными документами лишь дата. Этот документ Татьяна Сергеевна видела своими глазами.

Это место не стало официальным мемориалом. Это абсолютно народное начинание, свидетельство памяти о жертвах тех страшных лет. Тропинка в сыром лесу, ведущая к руинам здания из красного кирпича, в котором приговоренные к расстрелу ждали своей участи, стихийные мемориальные доски, фотографии, строчки стихов Гумилева и Ахматовой. Дорога к высокому берегу заболоченной речки, на берегу которой в 2001 году поисковиками «Мемориала» были найдены останки шести неопознанных человек из тысяч расстрелянных здесь… И жуткая звенящая тишина. Даже щебета птиц не слышно. Почему?

Ольга ДАБУЛЬ

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *