Продолжение. Начало в №№ 48-50

ЗА ХЛЕБОМ

В пятидесятые годы рядом со старым клубом и проходной завода располагалась заводская столовая, туда дети иногда ходили за круглыми шоколадными конфетами. Рядом был магазинчик, в нем — старая витрина, а там шоколадки… И когда в магазин что-то привозили, то за любым товаром стояли в очереди, даже за «цветочным» печеньем в пачках, которое очень рассыпалось, крошилось, но тоже было дефицитом. Мужики лезли в очередь прямо сверху, через рядом стоящий заводской забор.

Тетю Ларису, когда она была маленькая, часто посылали в столовую или в магазин. Отец — за пивом, оно было такое мутное-мутное, а мать, когда шел ремонт всего их двухэтажного дома (его обкладывали кирпичом) и готовить приходилось во дворе на костре, посылала ее в столовую за котлетами и вермишелью с подливой.

В восьмидесятые торговля в поселке была в двух магазинах. Один располагался около водонапорной башни, позже его назовут «Волгушей», и он будет менять хозяев-частников, пока не закроется в 2019 году. Туда в советское время привозили все самое необходимое; было три отдела: хлебный, простая бакалея и промтоварный, где продавали и ткани. Рядом работал ларек по приему стеклотары. Колбасы нигде не было, ее возили из Москвы. А рыбу ловили в Волге.

Сметану покупали оптом: сразу наливали в трехлитровый бидончик. За свежим мясом, что было по пять рублей, тоже ездили на рынок в город. Так здесь говорят и до сих пор — «съездить в город», не иначе. Стояли в витрине шоколадные конфеты «Ромашка» в вазочках, и дети мечтали купить этих конфет по два рубля пятьдесят копеек, потому что им все время покупали за рубль тридцать — фруктово-ягодных… Когда первый раз привезли мороженое в стаканчиках, пришлось выстоять большую очередь: оно было редкостью.

Не из прихоти дедушка Николай купил отцу мотоцикл «Иж» с рук, достать в свободной продаже его было невозможно. Мотоциклы были необходимостью, постоянно нужно было привозить из города какие-то продукты. Ездили за товаром даже в Зубцов, и летом, и зимой. Мотоциклы сами чинили и подваривали сварочным аппаратом. Мопеды появились позже, и все были только подержанные, порой из трех собирали один.

Магазин «наверху», то есть около пятиэтажки, был более интересен по ассортименту: и масло подсолнечное разливное, и рыба, и молочная продукция — там были холодильники. В наши дни здание «захватила» сетевая «Пятерочка». В маленьких же магазинчиках, а сначала в ларьках, у некоторых продавцов была заведена специальная тетрадка, по которой продукты отпускались «под запись» — до получки, аванса, пенсии. И продавщица иногда некоторым говорила: «Все, иди, ничего больше не дам, у тебя долг уже большой».

Наталья Краснова вспоминает:

— В магазине на горе было молоко в треугольных пакетах и кефир в стеклянных бутылках. Сметану привозили сразу в эмалированном ведре и разливали поварешкой. Я ходила в магазин с литровой банкой, а мама напутствовала: мол, смотри, чтобы разбавленной не налили. Также черпаком разливали и подсолнечное масло. Можно было купить яйца, кисель сухой, каши в брикетах, пшеницу твердых сортов. За майонезом и колбасой ездили в Москву. Однажды отцу на работе дали упаковку импортного брусничного сока в пакетиках, и я потащила угощать ребят во дворе, за что получила нагоняй от мамы.

Общепит в поселке был в заводских столовых. Одна — при заводе ЭРМЗ, «Ностальгия» (так она стала называться уже в перестройку). На самом мебельном комбинате, в здании заводоуправления, была большая столовая, которая одно время работала в две смены. Вторая смена на заводе была с пяти вечера до часу ночи, и рабочие приходили сюда на ужин в восемь-девять часов.

При столовой был буфет, где можно было купить котлет или пончиков. Сюда летом завтракать и обедать водили пионеров пришкольного лагеря. Здесь же иногда устраивались свадьбы или поминки жителей поселка. Для рабочих вредных цехов привозили молоко с молокозавода, прямо в больших сорокалитровых бидонах, и давали по специальным талонам. Это молоко ценилось за свежесть и дешевизну, и его продавали тут же своим работникам, которые выстраивались в большую очередь с трехлитровыми эмалированными бидончиками, потому что молоко привозили один раз в неделю. Выходила повариха из торцевой двери с литровым алюминиевым ковшиком и всех отоваривала.

Был на мебельном и свой «шинок», он в народе назывался «забегаловкой». Там стояли пивные бочки с ржевского пивзавода. Туда любили ходить мужики и деды. В буфете была селедка и яйцо жареное, бутерброды и шоколадки. Иногда деды брали внуков, будто на прогулку, а сами от жен шли в «забегаловку». Дед ставил внучку на бочку, чтобы она что-нибудь исполняла к всеобщему удовольствию «забегаловцев». Так, моя подружка Наталья Краснова декламировала стихи, а я пела «Не плачь, девчонка». Этот факт друг о друге мы установили во взрослой жизни.

Наталья Краснова:

— Около клуба была пивнушка в виде железной шайбы, в ней стояли пивные бочки. Мужчины туда заходили после бани (она была внизу, у самой Волги). Там за стойкой были треугольные емкости с соком, один — обязательно фруктовый, другой — томатный. Продавались маленькие шоколадки. И я читала стихи: зарабатывала себе на шоколадку после фруктового сока. Ярых выпивох там не было, все очень чинно-благородно.

Всегда в ходу было самогоноварение, и постоянное, но умеренное пьянство никого не удивляло. Как говорится, гнали все, для себя и на продажу. Когда к бабушке приезжали дочери с зятьями летом в отпуск, то на общую гулянку 6-8 человек каждый день уходило ведро картошки и трехлитровая банка самогона. У каждого неленивого был свой аппарат со своими приспособлениями: шли в ход алюминиевые котлы в виде больших горшков, их ставили друг на друга, обмазывали для скрепления хлебным мякишем. Позже сваривали прямоугольные котлы из «нержавейки».

Самогон гнали с опаской: когда я приходила с улицы, то бабушка спрашивала, не пахнет ли в коридоре самогонным духом? Бражку, как правило, ставили на хлебных килограммовых дрожжах и сахаре прямо в сорокалитровых бидонах, и эта бражка должна была как следует перебродить. Когда шел процесс, было слышно, и бабушка говорила: «Бражка заходила».

Самогонкой рассчитывались за мелкие и покрупнее хозяйственные дела: за вспашку «полосы» — картофельного поля, за колку и распил дров. В милицию никто ни на кого не доносил. Самогоноварением на продажу, как правило, занимались разухабистые, бойкие на язык бабенки, у них была своя клиентура по месту жительства. И говорили про них, что одна, мол, хорошую делает, а другая «разбавляет». Иногда самогонщицы оказывались связанными так или иначе с блатными или полукриминальными элементами и ничего и никого не боялись. Поселковые на них смотрели просто, не одобряли, но и не порицали: надо же как-то бабе одной без мужика крутиться.

ЗА ВОДОЙ

Водонапорную башню начали строить в конце пятидесятых годов, и после этого в поселке появились колонки, отпала надобность ходить за водой на Волгу. Это была большая радость. Забора у башни не было, и когда зимой там разливалась вода, то все, и взрослые, и ребятишки катались тут на санках и коньках.

Водонапорная башня давала воду для поселка из артезианской скважины сорок или шестьдесят метров, ее подавали большие глубинные насосы. В семидесятые-восьмидесятые года это было такое загадочное место за высоким забором, куда подросткам хотелось попасть и посмотреть вблизи на эту огромную башню.

— Помню водокачку и большую башню рядом, и как тогда рассказал дед, в ней за ночь скапливается вода, чтобы потом не было дефицита в водоразбор, — продолжает Наталья. — Это было мое первое знакомство с физикой как наукой…

Сначала пришли в негодность насосы, которые часто сгорали. Потом башня стала никому не нужна. Поселок подключили к станции, что за мостом, и вода стала волжская.

За водой ходили на колонку. На улице Центральная их было целых две, в начале улицы и посередине. Я ходила за водой, как правило, с одним ведром. Некоторые умели носить воду на коромысле, как моя бабушка Нюра. Колонки были в ходу. Даже в 2010 году на них редкие хозяйки полоскали белье, если лень было идти на Волгу или таскать ведра с водой в дом и из дома. Так и говорили: пошла полоскать на колонке.

Мать всегда любила аквариумы, и мы ходили вечером после работы с ведрами на Волгу, чтобы вода отстоялась и можно было налить в аквариум хорошей воды, которая не цвела.

Я помню зимние проруби, в которых женщины полоскали белье. И моя бабушка тоже сюда ходила, когда жила в старом доме без удобств. Хотя колонки уже были, это действие было символом чистого белья. Я удивлялась: как у нее руки не стынут от этой холодной ледяной воды?

После войны стирали больше вручную, предварительно замочив белье, а затем оттирали, отжмыхивали на алюминиевых ребристых досках. Воду носили с Волги, туда же ходили и полоскать белье, которое носили в больших плетеных корзинах, часто на коромысле. Некоторые использовали советские стиральные машины без отжима. У бабушки привычка стирать руками осталась до глубокой старости, она обходилась без стиральной машины. Я сама приобрела стиральную машину только сравнительно недавно, долгое время предпочитая большей частью обходиться без нее.

Белье сушили одно время на чердаках, но больше — во дворах и палисадниках. И сейчас сушат. И до сих пор соседки смотрят, как белье постирано, да какое оно, да долго ли висит, да мокнет ли, сохнет… Незазорным у некоторых считается вешать и нижнее белье.

Виктория КУЗНЕЦОВА

Продолжение следует