Стихи
Георгий
СТЕПАНЧЕНКО «Как повяжешь галстук — береги его: Он ведь с Красным Знаменем цвета одного!» Ах, слова высокие, гордые слова! Ох, года далекие, славные года… Молодая Родина, молодой отец, Миллионы бьющихся унисон сердец; Алые знамена, расписной кумач… Было время оное, смейся или плачь! «Правда Пионерская», барабанов гром… Был я в нашу Родину некогда влюблен. И заре навстречу легким шагом шла Та, что победила. Та, что мир спасла. Небо голубое, стаи сизарей, Гул оркестров медный, а не звон рублей. Площади широкие на семи ветрах, Мужики веселые в славных орденах: Кровью освященное злато-серебро…
Было, было времечко! Было… И прошло.
Было время славное, но ушла Она —
Бедная великая гордая Страна…
«Чтоб земля суровая Кровью истекла,
Чтобы юность новая Из костей взошла».
* * *
Лишь отзвенит оркестр капели,
Сойдут снега, проснется рожь —
На донку лещ идет в апреле
Со страшной силой, точно ерш.
Едва-едва заря забрезжит,
Уж колокольчик: динь-динь-дон!
И вот уж леска руки режет,
И лещ могучий бьет хвостом.
И вдруг мелькнул плавник огромный,
И Сишка, как котел, кипит
И из воды глубокой, темной
Всплывает рыбина, как кит.
Аршин с вершком, пятнадцать фунтов —
Не аглицких, но все ж, но все ж!
И я, все, рыбак как будто,
Как будто в мир рыбацкий вхож.
А впрочем, это мимолетом,
А впрочем, это пустяки,
Как и футбол, хоккей, охота…
А что не пустяки? Стихи.
* * *
Свадьба, свадьба! Веселое слово —
А чего-то взгрустнулось на миг.
Все минувшее, словно полова,
А грядущее — кто в него вник?
Что-то будет, друзья, что-то будет…
Что — об этом узнать нам нельзя.
Чаша жизни авось не убудет,
И кремнистей не станет стезя.
Что такое семья? Неизвестно.
Что такое любовь? Знает Бог.
Я немного боюсь, если честно,
Свадеб, праздников, дальних дорог.
Так не будем расписывать оды
В честь начала пути… Отчего?
Впереди еще долгие годы.
Впереди еще много чего.
Александр
ВОРОПАЕВ ШАНЕЛЬ
«Chanel» — чуть уловимый запах,
И локон русый у виска.
Она уехала на Запад, —
На сердце у меня тоска.
Она гуляет по Парижу,
На Монпарнасе, в Пляс Пигаль,
А я сейчас так ясно вижу,
Что ждёт меня одна печаль:
Всю недосказанность и ярость
Жестоких сцен, тупую злость
И преждевременную старость
Любви увидеть довелось.
Её месье какой-то возит
На Елисейские поля
И о женитьбе речь заводит
(Так думаю, в припадке, я!).
Вдруг всё закончилось на ноте,
Последней, грустной ноте — ре?..
Хоть облик в памяти бесплотен,
Но вновь нежнейшее амбрэ,
Уступка то больному бреду —
Её лишь фото в неглиже.
Звонок! Сэмэс: «Любимый, еду, —
Я так соскучилась уже…».
Дарья ОРЛОВА
Я беззащитный мирный житель
На этом празднике зимы.
Немного лета одолжите
Взаймы?
Весной верну — процент к проценту —
И так вся по уши в долгах.
В метро от радиальной к центру —
Снега.
И я ползу через сугробы,
С наивной легкостью к груди
Прижав июль. И только в оба
Гляди.
* * *
Всем нам пора по врачам. По врачам.
Всем нам пилюли от стресса. От стресса.
Мне твои руки пришить бы к плечам.
Мне твою голову — наспех к плечам.
Буду принцесса. Буду принцесса.
Все мы привыкли себя убивать.
Всем нам ночами не спится. Не спится.
Комната темная. Шкаф и кровать.
Кажется, доктора нужно позвать.
Доктор примчится? Доктор примчится?!
Ты моя радость — ладонь на щеке,
Что беспокоит тебя? Что тревожит?
Хватит реветь, вытирай свои реки.
Жизнь не закончилась на человеке.
Жизнь — это просто таблетка в руке.
Всем нам пора отдохнуть. Отдохнуть.
Лечь на кушетку и вытянуть ноги.
Мне твои страхи забрать бы, но как?
Где голова моя? Где облака?
Доктор, присядьте. Устали с дороги?
* * *
Обрастать детьми, семьей, пустотой.
Закрывать глаза. И просыпаться в шесть.
Номер на запястье Шестьсот шестьдесят шестой.
Неужели, все начнется и закончится здесь?
Неужели, электричка-вокзал-семья?
Неужели дом-работа, работа-дом?
Эй, я чью-то жизнь нашла? Не твоя ль?
Точно не твоя?
Уверен?
Пей терпкий ром.
Обжигай горло, смейся.
Кричи сквозь ночь:
«Я проклятье рода. Выкидыш. Я ничто!»
Обрастаешь городом. Одиночеством. Пустотой.
В кулаке сжимаешь, как черную метку, ржавый жетон.
И уносишься с первыми трамваями прочь.
* * *
Мы рывком открыли грудные клетки,
Выпустили птиц и цветы наружу.
Выпустили крик. Друг на друга: «Глубже!
Ты ведь понимаешь, что очень нужен?»
Я ведь понимаю, что все в порядке:
Вечерами ужин. Семья, соседки,
Разговоры долгие. Без оглядки,
Без потери слова, без лишней драмы,
Вцепимся когтями друг другу в спины.
«Ты ведь понимаешь, что мы невинны,
Но не невиновны. И точка», — самым
Звонким пронесется по горлу эхом.
Наши голоса стали чьим-то смехом.
Между ребер выросли липы, клены,
Вверх по позвоночнику листья вьются,
Через губы к небу тюльпаны бьются,
Тянутся на свет. Молоком топленым
Капает в ладони надежда. Помощь?
Здесь забыты все имена и числа.
Мы открыли клетки грудные, помнишь?
Дальше обнажаться уже нет смысла.
Андрей СИМОНОВ
Я привык к одиночеству
И к тому, что умру.
Хоть, конечно, не хочется
Знать про эту муру.
Мы выходим на улицы,
Жизнь течет, словно снег.
На стоянке сутулится,
Что-то ждет, человек.
Небо хлопьями валится,
Нет конца февралю.
Но чего мне печалиться,
Если жду и люблю.
СТЕПАНЧЕНКО «Как повяжешь галстук — береги его: Он ведь с Красным Знаменем цвета одного!» Ах, слова высокие, гордые слова! Ох, года далекие, славные года… Молодая Родина, молодой отец, Миллионы бьющихся унисон сердец; Алые знамена, расписной кумач… Было время оное, смейся или плачь! «Правда Пионерская», барабанов гром… Был я в нашу Родину некогда влюблен. И заре навстречу легким шагом шла Та, что победила. Та, что мир спасла. Небо голубое, стаи сизарей, Гул оркестров медный, а не звон рублей. Площади широкие на семи ветрах, Мужики веселые в славных орденах: Кровью освященное злато-серебро…
Было, было времечко! Было… И прошло.
Было время славное, но ушла Она —
Бедная великая гордая Страна…
«Чтоб земля суровая Кровью истекла,
Чтобы юность новая Из костей взошла».
* * *
Лишь отзвенит оркестр капели,
Сойдут снега, проснется рожь —
На донку лещ идет в апреле
Со страшной силой, точно ерш.
Едва-едва заря забрезжит,
Уж колокольчик: динь-динь-дон!
И вот уж леска руки режет,
И лещ могучий бьет хвостом.
И вдруг мелькнул плавник огромный,
И Сишка, как котел, кипит
И из воды глубокой, темной
Всплывает рыбина, как кит.
Аршин с вершком, пятнадцать фунтов —
Не аглицких, но все ж, но все ж!
И я, все, рыбак как будто,
Как будто в мир рыбацкий вхож.
А впрочем, это мимолетом,
А впрочем, это пустяки,
Как и футбол, хоккей, охота…
А что не пустяки? Стихи.
* * *
Свадьба, свадьба! Веселое слово —
А чего-то взгрустнулось на миг.
Все минувшее, словно полова,
А грядущее — кто в него вник?
Что-то будет, друзья, что-то будет…
Что — об этом узнать нам нельзя.
Чаша жизни авось не убудет,
И кремнистей не станет стезя.
Что такое семья? Неизвестно.
Что такое любовь? Знает Бог.
Я немного боюсь, если честно,
Свадеб, праздников, дальних дорог.
Так не будем расписывать оды
В честь начала пути… Отчего?
Впереди еще долгие годы.
Впереди еще много чего.
АлександрВОРОПАЕВ ШАНЕЛЬ
«Chanel» — чуть уловимый запах,
И локон русый у виска.
Она уехала на Запад, —
На сердце у меня тоска.
Она гуляет по Парижу,
На Монпарнасе, в Пляс Пигаль,
А я сейчас так ясно вижу,
Что ждёт меня одна печаль:
Всю недосказанность и ярость
Жестоких сцен, тупую злость
И преждевременную старость
Любви увидеть довелось.
Её месье какой-то возит
На Елисейские поля
И о женитьбе речь заводит
(Так думаю, в припадке, я!).
Вдруг всё закончилось на ноте,
Последней, грустной ноте — ре?..
Хоть облик в памяти бесплотен,
Но вновь нежнейшее амбрэ,
Уступка то больному бреду —
Её лишь фото в неглиже.
Звонок! Сэмэс: «Любимый, еду, —
Я так соскучилась уже…».
Дарья ОРЛОВА
Я беззащитный мирный житель
На этом празднике зимы.
Немного лета одолжите
Взаймы?
Весной верну — процент к проценту —
И так вся по уши в долгах.
В метро от радиальной к центру —
Снега.
И я ползу через сугробы,
С наивной легкостью к груди
Прижав июль. И только в оба
Гляди.
* * *
Всем нам пора по врачам. По врачам.
Всем нам пилюли от стресса. От стресса.
Мне твои руки пришить бы к плечам.
Мне твою голову — наспех к плечам.
Буду принцесса. Буду принцесса.
Все мы привыкли себя убивать.
Всем нам ночами не спится. Не спится.
Комната темная. Шкаф и кровать.
Кажется, доктора нужно позвать.
Доктор примчится? Доктор примчится?!
Ты моя радость — ладонь на щеке,
Что беспокоит тебя? Что тревожит?
Хватит реветь, вытирай свои реки.
Жизнь не закончилась на человеке.
Жизнь — это просто таблетка в руке.
Всем нам пора отдохнуть. Отдохнуть.
Лечь на кушетку и вытянуть ноги.
Мне твои страхи забрать бы, но как?
Где голова моя? Где облака?
Доктор, присядьте. Устали с дороги?
* * *
Обрастать детьми, семьей, пустотой.
Закрывать глаза. И просыпаться в шесть.
Номер на запястье Шестьсот шестьдесят шестой.
Неужели, все начнется и закончится здесь?
Неужели, электричка-вокзал-семья?
Неужели дом-работа, работа-дом?
Эй, я чью-то жизнь нашла? Не твоя ль?
Точно не твоя?
Уверен?
Пей терпкий ром.
Обжигай горло, смейся.
Кричи сквозь ночь:
«Я проклятье рода. Выкидыш. Я ничто!»
Обрастаешь городом. Одиночеством. Пустотой.
В кулаке сжимаешь, как черную метку, ржавый жетон.
И уносишься с первыми трамваями прочь.
* * *
Мы рывком открыли грудные клетки,
Выпустили птиц и цветы наружу.
Выпустили крик. Друг на друга: «Глубже!
Ты ведь понимаешь, что очень нужен?»
Я ведь понимаю, что все в порядке:
Вечерами ужин. Семья, соседки,
Разговоры долгие. Без оглядки,
Без потери слова, без лишней драмы,
Вцепимся когтями друг другу в спины.
«Ты ведь понимаешь, что мы невинны,
Но не невиновны. И точка», — самым
Звонким пронесется по горлу эхом.
Наши голоса стали чьим-то смехом.
Между ребер выросли липы, клены,
Вверх по позвоночнику листья вьются,
Через губы к небу тюльпаны бьются,
Тянутся на свет. Молоком топленым
Капает в ладони надежда. Помощь?
Здесь забыты все имена и числа.
Мы открыли клетки грудные, помнишь?
Дальше обнажаться уже нет смысла.
Андрей СИМОНОВ
Я привык к одиночеству
И к тому, что умру.
Хоть, конечно, не хочется
Знать про эту муру.
Мы выходим на улицы,
Жизнь течет, словно снег.
На стоянке сутулится,
Что-то ждет, человек.
Небо хлопьями валится,
Нет конца февралю.
Но чего мне печалиться,
Если жду и люблю.
Как можно гулять «в» Пляс-Пигаль? Это же площадь. Вы же не говорите «гуляет В Советской площади».