Когда началась Великая Отечественная война, героине нашей сегодняшней публикации было 6 лет. Обычно воспоминания из этого возраста связаны с познавательными играми и прогулками, праздниками в кругу семьи, чтением сказок — мирное, светлое детство… Детство Людмилы Яковлевны было иным. Все, о чем она рассказывает, навсегда засело в ее цепкой детской памяти.

— Людмила Яковлевна, Ваш день рождения — в победном мае, какого числа Вас поздравлять?

— Ой, скажете тоже (отвечает, смущаясь), 26 мая приходите, мне будет 87 лет.

— С какого возраста Вы себя помните?

— С шести лет помню отлично. О тех ужасных годах ничего у мамы не переспрашивала никогда.

— С этим возрастом у Вас связаны самые страшные воспоминания, которые противоречат детству…

— Они не уходят из головы всю жизнь…

— А до шести лет что-то помните?

— Обрывки воспоминаний лет с четырех-пяти. Мой отец был председателем колхоза, я часто ездила с ним в поездки, и похожа тоже на него.

— Как Вас в детстве называли родители?

— Люся. Мы жили в Оленинском районе, в деревне Ключи, дом стоял на возвышенности, а соседский — в низине, и у них корова по кличке Люся была. Иной раз было непонятно, кого кличут, то ли меня, то ли ее (смеется). Помню, спрашивала у мамы, почему назвала меня так же, как корову?

Я — человек эмоциональный, стоит тему войны затронуть, глаза на мокром месте. Организовали нам как-то от комплексного центра поездку на Мемориал Советскому солдату, пришли к монументу, у меня — слезы. В музейной комнате музыка заиграла — снова плачу…

— В нашей стране нет ни одной семьи, которой бы не коснулась война… У меня воевал дед по папиной линии. Карточка с его именем в числе других 36031043 участников Великой Отечественной войны есть в музейном комплексе «Дорога памяти» в Одинцово…

— Моя семья — не исключение, в 1941 году отца забрали на фронт. Детство закончилось. Я в семье самая старшая, среднему братику было четыре года, 31 августа родился младший. Когда начали бомбить Ржев, к нам, спасаясь, приехала мамина сестра с детьми, но, увы, немцы добрались и до нас. Наша большая дружная деревня от бомб и снарядов превратилась в огромную яму. Оставаться в доме было опасно, и мы прятались в подвале. Когда стало невыносимо страшно, решили уйти из родной деревни в никуда. Зарево от горящей деревни было видно на несколько километров. Нас четверо, мамина сестра с дочерьми, сестра отца с сыном шли вдоль реки, где кусты, а вражеский самолет нас заприметил и дал очередью. Думаю, что издевался, пугал, хотел бы убить — убил, но даже никого не ранило. От страха плакали и взрослые, и дети. Переночевали в незнакомой деревне, утром пошли дальше. Идем, а тут бомбежка. Шли долго. Местом ночлега для нас служили то стог сена, то дряхлый сарай, любое укрытие, которое могли найти на пути. На большой дороге встречались машины, иногда нас подвозили. А по большей части шли в неизвестность пешком… Вымотанные, мокрые, голодные, холодные… У мамы пропало молоко, но наш малыш не плакал.

— Такие лишения… Сил не оставалось даже плакать.

— Да… После долгого пути мы вышли к железной дороге, сели в товарный поезд и поехали куда глаза глядят. Вокруг много людей, много боли… Все потеряны, испуганы.

— Составы постоянно подвергались бомбежкам…

— И наш бомбили. Поезд остановился, все бросились из вагонов врассыпную, бежали кто куда. Невозможно стереть из памяти крики, стоны раненых, плач детей, тела убитых людей всех возрастов, мужчин, женщин, детей… Страшно… Многие тогда теряли друг друга. Нам повезло, мы не потерялись и остались живы.

После долгих скитаний голодные и чуть живые оказались в Казани.

В поисках пропитания ходила по улицам и искала в урнах съестное, но кроме старых рыбных голов ничего не находила, да и они — удача. Из Казани на пароходе мы прибыли в большое татарское село.

Нас поселили в старую баньку с маленькой железной печкой и скамейками, только дров там не было. У хозяина был большой дом с высоким забором, большое хозяйство. Двор богатый, но он жадный, нам ничего не давал. Русских там многие ненавидели.

Бреду по селу с протянутой рукой, прошу милостыню, кто-то подавал, а кто-то закрывал передо мной дверь. Попадались и добрые люди, давали белье и старые одеяла. Через день ходила в поисках пропитания. А то мы с двоюродным братом распределялись, он по одной стороне улицы просит, я по другой. Он вперед свою сторону обежит и на мою успевает, я горько от обиды плакала тогда.

— Бабушка рассказывала, что из мерзлой картошки готовили «тошнотики», есть их было невозможно, разве что когда засохнут…

— А мы очистки от картошки сушили на печке, а потом делили и ели. Потом взрослых из нашей семьи взяли на работу, они сушили зерно. Платили копейки, которых хватало только на хлеб и молоко младшему братишке. Все по очереди болели.

— Как долго вы жили на чужбине?

— С 1941 года по март 1943-го. Когда узнали, что Ржев освободили, отправились в долгий путь домой. Добрались до своей деревни, а там же ни одного дома не осталось. Сидели на пепелище и плакали…

К нам приехала папина сестра, выкопали себе землянку, спали там. Натерпелись вдоволь: мыши, крысы, холод и снова голод…

Летом мы с мамой ездили побираться на товарных поездах: набирали хлеба, крупы, картошки на подаяния и выживали.

Как-то проведать нас приехала мамина сестра и забрала меня к себе в Ржев. Ее дом был на улице Мира, где сейчас памятник «Паровоз» стоит. Дом-то сохранился, но жили в нем другие люди, а документы утеряны. Мы какое-то время находились в погребе под сараем. В архиве документы нашлись, и мы перешли в дом.

В 1945 году мама пошла работать санитаркой в ржевскую поликлинику, работала много, на руках трое маленьких детей.

Поликлиника с печным отоплением, без воды. Дрова пилили и кололи сами. Нужно было наносить дров на два этажа, истопить печи, воду в умывальники залить, полы вымыть на двух этажах. Мама помогала по хозяйству семье военного высокого чина. Полоскать белье ходила на Волгу, и я с ней бегала. Жена военного была доброй женщиной, давала мне одежду. В 1-й класс я пошла только в 1945 году, в 10 лет.

— А Ваш отец?

— Помню, как наш земляк, вернувшийся с фронта, рассказывал, что в бой они с отцом шли вместе, а после окончания он его больше не видел. Все поле было в телах погибших… Где, в каком это было месте, не знаю.

— День, когда объявили, что война закончена, помните?

— А этого вот и не припомню… Хорошо помню, как плакали на школьной линейке, когда узнали, что умер Сталин.

— Продукты после войны выдавали по карточкам…

— Карточки-то были, но отоварить их было очень трудно. А когда их отменили, мы целыми днями стояли в очередях за продуктами.

Однажды почти возле дома на меня напал мужчина, хотел отнять хлеб. Я громко закричала и цепко держала свою ценность. Помог прохожий, он в прямом смысле слова вырвал меня у грабителя и довел до дома.

Летом ходила на покос. В поликлинике была лошадь, и чтобы больше заработать, ездили косить сено, я помогала маме как могла.

Она нам последний кусок отдавала, недоедала. Пенсию за отца платили небольшую — 19 рублей на троих детей, зарплата тоже маленькая. После окончания 8-го класса собиралась учиться дальше, но заболела мама, нужно было присматривать за младшими, помогать семье. Я устроилась работать на швейную фабрику, оттуда на два года раньше вы-шла на пенсию по болезни.

— Кем работали на фабрике?

— Сначала в цеху, где шили телогрейки, — набивала их ватой. Потом меня перевели в закройный цех, моя специализация называлась «резчик». Прихожу как-то в поликлинику, называю должность и самой стало смешно — кого режу? Последние годы работала в подготовительном цеху, контролером.

— Ваш младший брат — известный в Ржеве радиоведущий Вячеслав Иванов…

— Да, слушатели Славу любили. Оба мои брата, в отличие от меня, окончили 10 классов. Средний после армии пошел работать на Кирпичный завод, проработал там до пенсии, умер в 75 лет. Слава вырос талантливым парнем, окончил МГУ. Был очень спокойным, не припомню, чтобы когда-то мог вспылить. Он — Человек с большой буквы. Мы всю жизнь дружили семья-ми. Когда на его доме по Торопецкому тракту открывали памятную доску, плакала, слез благодарности было не сдержать. Приятно такое доброе внимание к родному человеку, который как мог отдавал себя людям.

— Людмила Яковлевна, наша встреча состоялась при участии специалистов КЦСОН, Вашего социального работника Светланы Семеновой…

— Она — моя хорошая помощница. Света приходит ко мне уже больше 7 лет, до нее Юля приходила, большое ей спасибо. Спасибо всем девчатам комплексного центра, важное дело они делают, без них больному человеку в возрасте никак.

— Людмила Яковлевна, услышать от Вас слова-пожелания в День Победы особенно ценно…

— Здоровья всем, мира и хорошей, светлой жизни. Моя безмерная благодарность поисковикам — мужественным людям, которые на добровольных началах возвращают из небытия имена солдат-освободителей. Молодцы! Есть память, которой не будет забвенья, есть слава, которой не будет конца.

Беседовала Ольга ЖДАНОВА