Много лет подряд, до недавнего времени, у братской могилы, что находится в деревне Горбыль сельского поселения Итомля, можно было видеть невысокую худенькую женщину: то траву косит, то цветы сажает. И непременно поет.

— Про меня даже в газете писали, — не без гордости сообщает моя собеседница ветеран труда, труженик тыла Мария Ивановна Можаева. — Про то, как воинское захоронение обихаживаю. Я ведь как на пенсию вышла, в деревне жила. Мне эта работа не в тягость, а в радость.

Сейчас Мария Ивановна живет в Ржеве вместе с дочерьми. Про свою долгую, трудную жизнь она не только замечательно рассказать может, но и спеть.

Про то, как росла без матери у бабки с дедом, как в 13 лет пошла в «люди» на заработки, как в войну, в 43-м, прошла «университеты» — с винтовкой в руках охраняла военный объект в Ржеве. Как трудилась в мирное время, не жалея сил, как детей вдвоем с мужем растили и до золотой свадьбы дожили. И диву даешься, откуда у нее, окончившей четыре класса начальной школы, этот поэтический дар, это удивительное чувство слова. И пусть не все безупречно в ее стихах, но зато идут они от сердца. А голос какой! Сильный, раскатистый, чистый и звонкий!

В феврале Марии Ивановне Можаевой исполнилось 90 лет. Родилась она в 1925 году в деревне Кульнево Ржевского района.

— Отца своего я не знаю. Мама развелась с ним, когда я еще была совсем маленькая. Хотя брак у родителей был венчаный, — начинает рассказ Мария Ивановна. — Мне не было и года, как мама принесла меня в дом своих родителей, которые жили на хуторах, у деревни Карпово, там и оставила на воспитание. Там я закончила начальную школу. Каждый день за пять километров ходили мы, деревенские ребятишки, до Чертолино и обратно. Жили очень бедно. Одно платье на смену. У бабушки было шестеро детей. Четверо из них к тому времени, как я появилась на свет, уже были взрослыми и жили отдельно. В доме остались два сына да я. Маму видела я очень редко. В 1935-м году она вышла замуж за вдовца, у которого было шестеро детей. Пятеро взрослых и один — мой ровесник. Жили они очень бедно, в домике с маленьким окошком, больше похожем на баню, где была печь, сундук; за печкой, на козликах, доски положены — это вместо кровати, да небольшой столик. Мама жила так бедно, что у нее не было куска хорошего хлеба. Муку мешала с травой, чтобы тесто замесить. Вместо лампы керосиновой горела лучина, и пока печку топила, варила нехитрую похлебку. В 36-м году у мамы родилась еще дочь, моя сводная сестра, с которой мы потом были очень дружны…

В 38-м году, когда бабушка умерла, мне было 13 лет. Деду одному стало трудно управляться с хозяйством: печь топить, корову доить, и он в деревне нашел невесту для сына. Но та оказалась с крутым норовом. Говорит, пойду замуж, если девчонки в доме не будет. Мне, говорит, чужих детей не надо — свои будут. «А куда мне деваться?» — спрашиваю у деда. К матери идти — им самим места мало; да и не ждал меня там никто — чужая семья. Пришли тогда дедовы дочки, уже замужние, мои тетки, и стали думать-гадать, что со мной делать дальше. Решили забрать меня на заработки, в няньки. Запрягли лошадь и повезли меня куда глаза глядят. Так я пошла в «люди». Жила сначала в одной семье, где за 10 рублей в месяц нянчила ребенка. Мама ничего обо мне не знала. Однажды пришел проведать дед. А мне так обидно было, что все бросили меня, как котенка, я расплакалась. Дед решил перевезти меня куда поближе. Нашел другой дом, около Мончалова, где я за 40 рублей все делала по хозяйству: и корову доила, гусей пасла, огород полола и ребенка нянчила.

Заработанные деньги отдавала теткам, они покупали мне одежду, ведь я была «гол как сокол» — надеть нечего. Лет пять я жила в няньках. Однажды, помню, накормила гусей чем-то горячим, они и подохли. Но меня не наказали, обошлось — хозяйка была добрая…

Мария Ивановна говорит, что хоть жизнь и была не сладкой, без матери и бабушки, рядом были хорошие, добрые люди, в доме которых она работала в няньках.

— Однажды моя хозяйка уехала в город. Я подоила корову, поставила молоко в печку томиться. А когда вытаскивала, нечаянно перевернула, ошпарила себе руку. От боли не знала, что делать. Опущу в холодную воду, вроде, легче. А терпеть мочи не было. Недалеко — воинская часть, где была медсестра, но туда без пропуска не пройти. Помог знакомый моей хозяйки — он провел меня в санчасть. Руку обработали, перевязали. Но с перевязанной рукой в хозяйстве я была не помощница. Пошла к своей тетке. Пожила у нее недолго, потом к другой. Рука зажила, надо было идти на кусок хлеба зарабатывать. Пошла на станцию, в Чертолино, где снова долго работала в няньках.

Мне было 16 лет, когда началась война. Нас, молодежь, отправляли рыть окопы в Оленино, как могли, фронту помогали. Потом у матери жила недолго. Однажды запрягли меня в плуг землю пахать. Тяжело. Не под силу мне была мужицкая работа. И в 43-м, когда Ржев освободили от фашистов, тетка нашла мне работу в железнодорожной охране. Ржев был весь в руинах. Домов целых почти не было — одни развалины да груды кирпича. Помню, там, где сейчас железнодорожная больница, стоял один дом уцелевший. На улице Коммуны была пекарня, точнее, то, что от нее осталось…

Начальник, увидев щупленькую девчушку в шинели до пят, удивился: что это за боец? Как в той песне: «Маленькая, маленькая, чуть побольше валенка». Но все же взял на службу. Дали Маше винтовку, отправили на пост — дежурить. Распорядок дня, как в армии. В 6 утра — подъем. На казарменном положении. Кормили в столовой, жили в общежитии, денег не платили. Паек давали — 600 граммов хлеба (другим работникам в городе — по 400 гр). Баня — раз в неделю. Койки стояли по четыре в ряд, на двух койках спали по три человека.

— Ухожу в наряд, а на мое место другой ложится спать, — продолжает она.

Частенько Машу ставили на кухню работать. Резала хлеб на пайки. И повар ее подкармливала.

— Однажды на складе топлива дежурила девушка, молодая, красивая. А я дежурила на погрузочном складе. Ее стали искать — нигде не могут найти. А она забралась в угольный ковш, там и заснула. Помню, как ее отчитывали, а меня тогда в пример поставили, а за честную и добросовестную службу вынесли благодарность.

Четыре с половиной года служила Маша Можаева в охране. В 47-м уволили, оставили при ней шинель, пилотку, кирзовые сапоги, гимнастерку с юбкой. Денег не было, и идти было некуда. Да и куда? Образования нет. В 49-м устроилась работать на маслозавод грузчиком. В ней 50 килограммов, а на ней мешки по 60-70 килограммов. 30 лет так работала: и грузы тяжелые носила, и уголь возила, и жмых отлопачивала. В то время на маслозаводе выжимали соевое, арахисовое, хлопковое, горчичное, подсолнечное масло. И по 24 тонны жмыха в смену отгружали в вагонах на корм скоту.

— Помню, как привезли мешки с арахисом по 80 килограммов в каждом. А мне и не поднять. Стою, плачу, — вспоминает Мария Ивановна. — Директор чуть было не отправил за ворота, но потом сжалился надо мною и отправил в отпуск. После отпуска предложили работу полегче, но менее оплачиваемую — 60 рублей. Недолго поработала. И вновь перешла в грузчики. Надо было как-то жить. Помощи не было. Надеялась только на себя.

А в 53-м году Маша вышла замуж за простого рабочего паренька. Александр Петрович больше 40 лет трудился на маслозаводе кочегаром. Надо сказать, что еще до знакомства с ним был у Марии Ивановны жених, которого она сильно любила. Но перед свадьбой произошел несчастный случай, и он погиб.

— С Александром в одном цеху начинали работать. Честно сказать, замуж не хотела. Все первый жених оставался в сердце. Саша хоть и видный был парень, не забулдыга, работящий, а не приглянулся мне сначала, — откровенничает Мария Ивановна. — Когда замуж предложил, мне было уже 28. Будут звать вековухой (то есть старой девой), подумала, и согласилась.

Молодые расписались. И по общежитиям — он к себе, она к себе. На следующий день пошли пешком за 25 километров в деревню Горбыль, за Итомлю, где жили Сашины родители. Вот такое было свадебное путешествие. В деревне и свадьбу сыграли.

Переночевали молодожены ночь в доме свекрови, а на второй день назад, на работу. Целый месяц так и жили врозь — он в своей комнате в общежитии, она — в своей…

Потом Можаевым выделили комнату, маленькую, больше на кухню похожую. Жили очень скромно: шкаф, столик, печка-лежаночка. В коридоре стояла керосинка, на которой готовили. В 54-м году родился первенец, но прожил всего 4 месяца. Заболел воспалением легких и умер. В 57-м родилась Нина, старшая дочь. А когда Марии Ивановне было почти сорок, на свет появилась Татьяна.

— На судьбу свою мне грех жаловаться, — говорит моя собеседница. — Никакой обиды на мать не держу. Так судьба сложилась, что не могла она меня при себе оставить. Сама еле-еле выживала. Ей еще хуже было, чем мне. А я вот с мужем до золотой свадьбы дожила. А золотая свадьба, — нараспев объясняет Мария Ивановна, — только у счастливого. Муж достался мне хороший. Ни разу ничем не обидел, худого слова не сказал. И жили мы душа в душу. Детей вместе растили. По хозяйству помогал и все умел делать своими руками.

Да и сама Мария Ивановна — хозяйка хорошая. Выучилась шить, вязать, вышивать, плела крючком кружева и коврики, пока зрение не подвело. Как могла обустраивала свой дом, где всегда было уютно и тепло.

Когда уже Таня родилась, от маслозавода дали молодой семье комнату в доме на улице Вокзальной, а еще через некоторое время Можаевы получили трехкомнатную благоустроенную квартиру, в которой и сейчас живет Мария Ивановна вместе с дочерьми.

Супруги вырастили замечательных дочек, образование дали. Старшая, Нина Александровна, всю жизнь посвятила детям и сейчас работает учителем русского языка и литературы в школе N№ 9. Ее педагогический стаж 40 лет. Татьяна Александровна 30 лет трудится библиотекарем в Центральной библиотеке имени Островского.

Мария Ивановна Можаева прожила большую, трудную жизнь. Прошла через нужду, голод и холод, с малолетства сама себе на кусок хлеба зарабатывала, в войну в тылу работала. Но как бы ни было трудно, никогда не унывала, за любую тяжелую работу бралась и делала все хорошо, на совесть, с огоньком и задором.

— Я счастливая, — улыбаясь, говорит она. — В голодные годы живая осталась. Вокруг меня всегда были добрые люди. И Бог меня хранил.

Елена Сооляттэ

Фото из личного архива

Марии Можаевой