Окончание.
Начало в № 26, 27

Часть третья

Кот исчез в пятницу. Утром попил свежего молочка, побродил за Верой, пока та накрывала стол к завтраку и собирала мужу обед на работу, забрался в хозяйскую сумку с инструментами и был оттуда вынут. Пока прощались у калитки, гладили и целовали живот и руки, Люцифер ходил по двору. Больше Вера его не видела.

Вечером женщина забеспокоилась. Весь следующий день ходила, заламывая руки и заглядывая во все углы. А в воскресенье, подхватив тяжелый живот, пошла искать в деревне.

Люцифер был в Панфиловке личностью известной. Все знали: ведьмин кот любит поесть. Покормишь — мог и на руках посидеть, дозволял за ушком почесать. Но чуть не по его — шипел и царапал. Поэтому деревенские к поискам приступили с энтузиазмом. Дети обшарили все чердаки и сараи. Нашли десяток новорожденных котят и два воздушных змея, потерянных в начале лета. Кота нигде не было. На УАЗике приехал председатель, свозил Веру на ферму. Там Люцифера тоже не видели.

К вечеру начался ливень. Промокшая насквозь женщина вернулась домой. По двору ходил сердитый и взволнованный Никита.

— Где ты была, шальная? — набросился он на жену и повел в дом. Снял мокрую обувь, куртку, платье, закутал в теплый халат и пошел ставить чайник.

Вера сидела на лавке, прислонившись спиной к теплой печке. После того, как в доме появился Никита, кот заметно сдал позиции: перестал будить женщину по утрам, спать на Травнике, когда она готовила зелья, тыкать лапами в клавиатуру, когда писала письма. Только ел и спал. И чаще позволял брать себя на руки.

— Что ты волнуешься? — ворчал муж, заваривая чай. — Придет этот паразит домой, куда он денется?

— Нет, родной, не придет. Совсем ушел. Знала, что этот день настанет, но не думала, что так скоро.

— А сколько ему было?

— Не знаю, — Вера натянула теплые носки и села к столу. — Мне Тимофеевна рассказывала, он ее в первом классе так поцарапал, что швы накладывать пришлось.

— А Тимофеевне сколько?

— В прошлом году шестидесятилетие отмечали.

Вера размешала сахар в большой полосатой кружке. С появлением в доме мужчины многие вещи приобрели, скажем так, основательность. Тонкие кофейные чашки, неглубокие тарелки, изящные ложечки были отправлены на чердак. Никита принес оставшуюся от матери добротную посуду, серебряные вилки и ножи с тяжелыми ручками, льняное постельное белье. Большая медвежья шкура лежала на кровати поверх покрывала. Дом принял и новые вещи, и нового человека. Но исчез кот. И где его искать — никто не знал.

— Может, его украли? — предположил Никита.

— Украли? Люську? — Вера рассмеялась. — Ты сам-то в это веришь?

— Ну, он в последнее время неповоротливый стал. Такого кто угодно схватить может…

— Никита, он говорящий, понимаешь? Он разговаривать может, как человек.

— Серьезно?

— Ты на ведьме женат, забыл? — Вера допила чай и, подперев щеку кулачком, посмотрела на мужа. — А у каждой приличной ведьмы должен быть говорящий кот.

— Ладно, Баба Яга, ложись спать, — мужчина обнял жену за плечи и поцеловал в лоб.

К полуночи у Веры поднялась температура, начался озноб. Никита, не слушая возражения жены, позвонил приятелю и попросил отвезти их в больницу. Сонный Гришка приехал через полчаса на своем новеньком пикапе. Раньше мужик скупал молоко у местных, потом наладил цех по переработке, оброс хозяйством. С Никитой дружил еще со школы. А Вере готов был руки целовать — вот уже четыре года она занималась с его дочерью, страдающей аутизмом. Не заговорами, не зельями — но по науке, по книгам. Сейчас тринадцатилетняя девочка вела бухгалтерию отцовского хозяйства и приходила перед сном целовать родителей. Поэтому разбуженный посреди ночи Гриша не задал ни одного вопроса, а сразу приехал:

— Я Тимофеевну у калитки видел, когда машину из гаража выводил. Она с мужем от сватов возвращалась. Как узнала, что я к вам еду, заголосила: если что с Верочкой, то она сестре позвонит, та завотделением в роддоме трудится.

— Мы не в роддом. Простудилась Вера, — проворчал Никита.

— Молока холодного напилась?

— Нет, кота своего шелудивого под дождем искала.

— Я все слышу, — подала голос с заднего сиденья Вера.

— Лучше бы ты умных людей послушала и не шаталась под дождем, — сердито ответил мужчина, повернувшись к жене. — Ноги пледом укрой и поспи. Нам ехать больше часа.

Приемный покой встретил кафельными стенами и мигающей в конце коридора лампой. За столом сидела седо-власая медсестра, похожая на актрису Комиссаржевскую со знаменитого портрета.

— Добрый вечер, — произнесла она с достоинством и указала на стулья. — Присаживайтесь. Доктор сейчас выйдет.

И начала заполнять карточку.

— Ты как? — Никита обнял жену. — Голова кружится? Морозит?

— Нет, — ответила она тихо. — Спать хочу.

Медсестра подняла глаза от документов.

— Простите, — обратилась она, — вы — Вера из Панфиловки? Ворожея?

Вера кивнула.

— Зимой к вам девочку привозили с косоглазием. Это моя внучка.

— Ариша? — Вера улыбнулась, вспомнив светлые кудряшки и голубые глазки. — Как она?

— Выправилась. Вы оказались правы — это не мышцы ослабли, это давление виновато. Невестка ее в город потом возила, к профессору одному. Тот сказал, что вы все правильно сделали.

— Где этот ваш доктор? — Никита с нетерпением посмотрел на дверь.

Медсестра недовольно поджала губы.

В это момент дверь со стуком распахнулась, и в приемную вышел молодой мужчина в джинсах и мятом халате. Он раздраженно тер лицо и щурил глаза на лампу.

— Сергей Иванович, женщина, двадцать восемь лет, жалобы на температуру и озноб, двадцать четвертая неделя беременности.

— Господи, за что?! — простонал врач. — Девушка, где вы умудрились простудиться в самом начале осени? Что вам дома не сидится в вашем положении? Оформляйте ее, Тамара Георгиевна. Утром разберемся.

Никита поднялся и собирался уже объяснить наглому пацану, как не стоит разговаривать с пациентами, когда царственная Тамара Георгиевна цепко схватила молодого врача за локоть и отвела к окну.

Супруги не услышали их разговор, но через пять минут пациентка была осмотрена, опрошена и устроена с максимальным комфортом в двухместной палате с видом на скверик. А Тамара Георгиевна пошла провожать Никиту к машине.

— Не волнуйтесь, Сергей Иванович — хороший врач, просто молодой еще, — успокаивала она. — С вашей супругой все будет хорошо. Полежит немного, отдохнет. Она ведь… работает, несмотря на свое положение?

Никита кивнул. У пикапа стоял Гриша и курил. Обратно мужчины ехали молча.

— К дому не вези, у моста высади, — попросил Никита приятеля. — Езжай, может, поспать еще сможешь.

— Да я в порядке, — ответил Гриша. — Я при Вере говорить не хотел. Пацаны мои нашли вашего кота, под мостом. Они к вам, было, рванули, да жена остановила. Не надо пока Вере рассказывать. Мы его под березой закопали, у себя в ограде.

— Спасибо, старик. Ну, бывай!

К дому Никита подошел с первыми лучами солнца. На крыльце сидел кот. Мужчина остановился напротив:

— Ты кто такой?

Кот дернул ухом и не ответил.

— Ну, заходи, если пришел.

Дом встретил их неприбранной второпях постелью и разбросанными по столу документами — искали медицинский полис. Гость тут же рванул к Люциферовой миске и возмущенно мявкнул, обнаружив ее пустой.

— Не фыркай, приблуда. Сейчас все будет.

Мужчина налил вчерашнего молока и выложил на газету сухой корм — жена всегда держала немного для Люцифера, любившего разнообразие. Кот лез под руки, мешал наливать, терся грязным боком.

— Не мельтеши, там еще есть, — почесал всклокоченный загривок. — Откуда ж ты взялся?

Кот жадно лакал молоко и тут же кидался грызть сухарики. По худым бокам от возбуждения шла судорога.

Никита сел к столу, собрал бумаги и посмотрел на кота. Сам пришел. Как знал, что Люцифер пропал. Может,  этот приблуда станет Вере утешением? Масть не разберешь, глаза желтые, тощий — но это дело поправимое. Кот тем временем поел, облизнулся и вопросительно посмотрел: еще дашь?

— Хватит с тебя пока, — усмехнулся Никита. — Я сейчас по хозяйству, потом — на работу. Поспишь пока в сарае.

На секунду показалось, что кот ухмыльнулся. Пока доил корову, открывал курятник и умывался, незваный гость не показывался. Но зайдя в дом, Никита увидел возмутительное: кот спал на его подушке. Схватив наглеца за шкирку, мужчина с силой его тряхнул. Тот мгновенно открыл глаза и попытался вцепиться в руку.

— Если ты, скотина, еще раз так сделаешь, я тебя лично в бочке утоплю, понял?

— Понял, — ответил кот. Человеческим голосом.

На работу в тот день Никита не пошел. Потому что позорно упал в обморок и расшиб голову. Когда мужчина очнулся, кот сидел рядом и вылизывал хвост.

— Ты говорящий? — хрипло проговорил человек.

— А в этом доме другие бывают? — человеческая речь с трудом давалась животному.

— Тебя мыть с мылом надо, приблуда.

— Сам знаю.

Мужчина сел и потряс головой. Перед глазами все плыло. Потрогал затылок — на пальцах осталась кровь. Пришлось лезть в аптечку за бинтами и зеленкой. Зелья — хорошо, но зеленая жидкость надежнее. Потом кровь с пола стер, в мастерскую позвонил предупредить, что не придет сегодня, и отправился топить баню для кота. Когда вода нагрелась, но жара еще не было, вернулся в дом за полотенцем.

— Пошли, — позвал кота.

— А может тут, в тазике? Не хочу в бане, — заныл кот.

Никита взял со стола пузырек с зеленкой и вату.

— А это еще зачем?

— У тебя царапины на боку глубокие. Свои подрали?

— Нет, псина рыжая из соседней деревни. Огромная, злая. Кое-как от нее ушел. Хорошо, что на цепи была.

— Рыжая, говоришь? В округе только одна такая — Лютый, у Иваныча на ферме. Там надпись на весь забор «Злая собака». Не видел?

— А я, по-твоему, читать умею?

— Ну, говорить-то умеешь.

— Это разное.

— А чего ты к Иванычу полез?

— Жрать хотел.

— И самого чуть ни съели.

За разговором дошли до бани. Кот сунул нос в мыльню:

— Жарко, тут меня помой.

— Если мы предбанник в твоей шерсти уделаем, жена с меня шкуру спустит, — Никита нашел на полке новый кусок хозяйственного мыла, вошел в мыльню и посадил кота на полок. — Терпи, мужик. Ты ж мужик?

Кот поднял заднюю лапу и продемонстрировал.

Воду пришлось менять несколько раз. Густая короткая шерсть не желала расставаться с грязью. Кот фыркал и пару раз даже попытался вырваться, но мужчина держал его крепко. Наконец, после очередного смыва потекла прозрачная вода. Кот был вытерт и перенесен в предбанник. Тут Никиту ожидало представление. Новоявленный питомец орал, молил, угрожал и ругался, как грузчик, но раны обрабатывать не давал. Наконец, был зажат между колен и намазан зеленкой даже там, где нужно не было. Оставшуюся часть дня гость ел и спал, избрав для сна изножие кровати со стороны Веры. А Никита смотрел фильмы.

Вечером двое сидели на крыльце.

— Хозяйка-то где? — наконец, поинтересовался кот.

— В больнице лежит, — ответил Никита.

— Ведьма? В больнице? Криворукая что ли? — хмыкнул кот.

— Пасть захлопни, приблуда, — Никита отвлекся от рыболовной сети, которую чинил. — Тяжелая она. Пусть там побудет, от людей отдохнет.

Кот почесал задней лапой за ухом, спросил:

— Интернет у вас есть?

— Есть.

— Ну, так я это… остаюсь?

— Никто не гонит, — усмехнулся мужчина. — Лет-то тебе сколько?

— Тридцать два.

— Ровесник. Погоди, так ты уже жил у ведьмы?

— Маманя моя жила, нас нагуляла. Ведьма утопить хотела, а я сбежал.

— У кого жил?

— Ни у кого, сам по себе гулял.

— Много нагулял?

— Да уж, повидал всякое. Странные вы, люди…

— Помолчи, философ. Зовут тебя как?

— Никак, — кот растянулся на крыльце и положил голову на лапы.

Никита посмотрел на тощее тело, дымчатую шерсть в пятнах зеленки, обкусанные уши. Спросил:

— Азогом будешь?

— А это кто? — кот поднял морду.

— Из фильма. Бледный орк. Большой, сильный, злой. Шрамы на морде, и уши, как у тебя, обкусанные.

— Ну, давай буду Азогом. А хозяйка как называть будет?

— Люцифера она Люськой звала. Так что тебя, наверное — Зосей.

— Что поделать? Женщины…

Мария ГОЛОВКО