Дедушкины часы остановились.

Котлеты были очень вкусными, и Костя с удовольствием ел, но вдруг отложил вилку и направился в свою комнату. Ему почему-то срочно понадобилось заглянуть в ящик стола, и отказаться от этой невесть откуда взявшейся необходимости он не мог.

Он достал часы из нижнего ящика, всё ещё не понимая, зачем делает это. Застывшие три пятнадцать. Секундная стрелка не двигалась. Положив часы на место, Костя вернулся к о6еду, но прежнего аппетита уже не было. Смутная, незнакомая раньше пустота мешала радоваться. Сегодня начались летние каникулы, и двенадцатилетнему мальчишке скучать в такой день не пристало. Но холодное безымянное чувство мешало отправиться на улицу, или включить телевизор, или завалиться с книжкой на диван. Так что до прихода родителей Костя то ходил из комнаты в комнату, то сидел, уставившись в окно.

Отец пришёл первым, хмурый и тихий. Когда вернулась мама, они долго разговаривали на кухне, а потом зашли в комнату сына.

— Костя, — отец начал неуверенно, но закончил враз, выдохнув всю тревогу, — дед умер. Мне звонила продавщица из деревенского магазина. Он пришёл сегодня туда, оставил ей письмо для меня, ключи от дома, свой телефон дал, чтобы она позвонила. И умер. Прямо там, в магазине.

Отец стоял, беспомощно опустив руки, и казался выжатым.

— Во сколько он умер?

— Что? — отец глянул рассеянно. — Часа в три. Тётя Клава звонила около четырёх.

— В три пятнадцать, — прошептал Костя, и по щеке поползло что-то горячее.

Мама обняла сына, заговорила быстро и бестолково, сама расплакалась. Но Костя уже успокоился. И когда отец сообщил, что завтра поедет в Пыльное хоронить деда, мальчик сказал:

— Я тоже поеду.

— Уверен?

— Да.

— Хорошо, — кивнул отец. — Он бы хотел, чтоб ты приехал.

Хорошо знакомая дорога лежала на юг. По ней они с родителями ездили на море. К деду заруливали на денёк по пути к заветной цели — песку и солёным брызгам. Старик ворчал, что они не остаются погостить. Костя бы с радостью задержался, но мама была категорична: что это за отдых в пяти минутах от кладбища?!

Дед работал кладбищенским сторожем. Костя помнил, как спросил деда: «Тебе не страшно среди мертвецов?» Тот засмеялся и ответил: «Нет, с ними спокойно. Страшно бывает только с живыми».

Дом остался единственным жилым на полкилометра, и был ближе к кладбищу, чем к другим жилым домам. Тем временем погост рос и расширялся. Сюда везли хоронить отовсюду, даже из города.

По пути несколько раз останавливались перекусить, размять ноги. Когда сумерки начали заволакивать путь, и фары не добавляли видимости, отец свернул на полевую грунтовку, чтобы прикорнуть до темноты. Костя выбрался побродить по полю. Он пошёл вдоль обочины, срывая жёсткие веточки полыни, разминал их пальцами и вдыхал горький аромат. Среди придорожной травы стоял памятник. Наверное, кто-то разбился в этом месте на автомобиле. Мальчик не захотел подходить близко и уже развернулся, но хрипловатый окрик «Эй!» остановил его. Молодой парень стоял, облокотившись о памятник. Только что его там не было… Костя попятился, а потом побежал что было мочи. «Дорога плохая, ямы…», — донеслись слова.

Забравшись в машину, Костя дышал так шумно, что отец проснулся.

— Что это ты? Бегал что ли?

— Да… Пап, дальше дорога плохая, ямы.

— Понятно. Поедем аккуратно.

Не заметить человека у памятника при ярком дальнем свете было невозможно. Однако отец не видел его. Костя специально смотрел за реакцией папы, когда они проезжали мимо. Парень помахал им вслед.

Доехали уже в предутренней холодной дымке. Сперва заехали в село, заспанная тётя Клава отдала дедовы ключи, телефон, письмо. Пока отец открывал неподатливый замок, Костя ёжился от холода. А в доме было тепло. На кроватях аккуратно лежали две стопки постельного белья. Дед для них всё приготовил.

Выпили чаю, позавтракали. Отец лёг отсыпаться. Нужные конторы всё равно в такую рань не работали. А Костя, хорошо отдохнувший в пути, отправился гулять по окрестностям. От дома разбегались две тропки. Одна вела на кладбище, другая направлялась в сторону села. Костя пошёл по первой. Зачем ему туда, он не смог бы объяснить. Просто так надо, так правильно было сделать. Точно такое же ощущение появилось и дома, когда он кинулся искать дедовы часы. Сейчас они молчали во внутреннем кармане куртки.

Лес здесь был густой, и кладбище открывалось взору внезапно, как только тропинка переходила в дорожку по краю одного из секторов.

Как же много могил! Костя подумал, что похоронено здесь, пожалуй, больше, чем сейчас живёт в городе. Вон на краю кладбища высится здоровая гора песка. Значит, скоро бульдозер сровняет землю под новые секторы.

Сквозь макушки деревьев уже просвечивало солнце. Потом лучи рассыпались над соснами, били ярким светом, рассеивая предрассветную серость, заставляя улыбнуться новому дню. И Костя улыбался. Сначала искренне и радостно, потом неуверенно, но упрямо, а после — отчаянно. Спиной почувствовал взгляд. Кто-то там был. Неслышно подкрался к Косте со стороны кладбища и теперь молча стоял рядом. Было страшно.

Собрал всю свою смелость и рывком обернулся. В двух шагах от него оказалась девчонка лет семи. Она была в летнем платьице, светлые кудряшки украшены бантами. Да уж, было кого испугаться! Косте стало стыдно, но и радостно тоже. Он облегченно выдохнул и поспешил по насыпи прочь. Но не успел пройти несколько шагов, как пигалица заговорила:

— Ты новый смотритель?

Голос заставил Костю остановиться. Он звучал очень необычно. Чисто, звонко. И пронзительно грустно.

— Что?

— Ты теперь смотритель кладбища вместо деда Василия?

Девчонка болтала глупости. Но голос… голос был такой, что Костя не мог уйти, не ответив.

— Нет, что ты. Он был моим дедушкой. И умер. Мы с отцом приехали его хоронить.

— Я знаю. А ты очень похож на него.

— Я на маму вообще-то похож. А дед — папин папа, — озадаченно пробормотал Костя.

Девчонка засмеялась — зазвенел колокольчик. Мальчишка понял, что стоит, улыбаясь, и смотрит на малявку. Разозлился на себя, спросил резко:

— А ты что тут делаешь? Одна, на кладбище. Ты местная, из Пыльного?

— Я не одна. Вон мои родители возле белого памятника. Я местная, да.

— А откуда дедушку моего знаешь? Часто с родителями сюда приходила?

— Родители каждый месяц приходят. А с дедом Василием я любила разговаривать. Он добрый.

Косте стало грустно от разговоров о дедушке. Он старался отгонять от себя воспоминания и мысли, ведь думать о дедушке как о живом, с которым всего год назад ходил за лисичками и малиной, нечестно, а как о мёртвом — тоскливо, невыносимо.

— Как тебя зовут-то?

— Лидочка.

— А меня Костя. Ладно, давай я тебя к родителям провожу.

Они сбежали с насыпи и пошли по дорожке среди секторов к двум людям на пустом ещё кладбище. Вот и белое надгробие в виде маленького ангела. На скамеечке сидит женщина, говорит что-то, обращаясь не к мужчине, рыхлящему землю на клумбе, а к самому памятнику. Костя вслушался. «В твоей комнатке, Лидочка, расцвели фиалки. Мы купили тебе новых кукол и говорящего зайца». Косте стало жутко. Превозмогая себя, он обернулся. Девчонки рядом не было. Шаг, ещё шаг. Люди заметили его. Ещё шаг. Ангел держал в руках портрет Лидочки.

Костя сдавленно вскрикнул и бросился бежать что было сил. Скорее домой! К папе. Жуть! Скорее, скорее.

Забежав в лес, перешёл на шаг. А что сказать отцу? Познакомился, мол, на кладбище с мёртвой девочкой? Отец может решить, что Костя от переживаний тронулся умом. И потом, ведь может быть разумное объяснение всему этому. Та, кто назвалась Лидочкой, могла оказаться сестрой-близняшкой умершей девочки с таким именем. Наверняка так и было. Но куда она исчезла перед самым памятником?

Костя шёл к дому, глядя под ноги. Он почти успокоился.

— Пожалуйста… — прозвенело рядом.

Мальчик встал как вкопанный. Медленно оглянулся. Лидочка была рядом.

— Что тебе нужно от меня?

— Не злись. Я не сделала тебе ничего плохого. Ты очень храбрый, правда. Ты похож на дедушку Василия.

— Что. Тебе. Нужно, — повторил мальчик.

— Помоги мне уйти. Ты же слышал маму. Родители держат меня здесь, хотя я давно должна быть там.

Она не пыталась приблизиться. И была лишь маленькой девочкой. Мёртвой маленькой девочкой, которая просила о помощи. И Костя вдруг понял, что слова её мамы о новых игрушках для Лидочки напугали его куда больше, чем факт смерти юной собеседницы.

— И что я могу сделать?

— Не знаю, — девочка выглядела растерянной. — Дед Василий говорил, что заберёт с собой всех неприкаянных. Ну, таких, как я, болтающихся в этом мире. Но он умер, а я всё ещё здесь. А ты так похож на него… Может быть, ты придумаешь, как это сделать.

— Лида, я правда не знаю. Дед со мной ни о чём таком не говорил. Мы вообще редко виделись. К сожалению.

Девочка опустила голову и тихо пошла обратно — в сторону кладбища.

— Стой, — вдруг окликнул Костя. — Пока я здесь, если хочешь, приходи.

Лидочка улыбнулась и побежала прочь.

— Я не боюсь, — прошептал вслед Костя.

Отец уже проснулся и стряпал. В сковородке шкворчала яичница, на столе лежали нарезанные сыр, хлеб, огурцы. Косте сразу стало легко на душе. Уж рядом с папкой можно было не бояться мёртвых, но так похожих на живых, девочек.

— Я сейчас к нотариусу, потом в морг. Поедешь со мной в город или останешься?

— А ты надолго?

— Вот уж не знаю. Как получится.

— Останусь, — вздохнул Костя. Сидеть часами в очередях в такую жару совсем не хотелось.

— Ну и правильно, — сказал отец, вставая из-за стола. — На вот, деньги возьми. Сходи в село, мороженого съешь.

Когда автомобиль отъехал, на Костю навалилась грусть. Лучше бы он не видел эту Лиду, а тем более её родителей. Больные люди… Девчонку жалко, но чем же он ей может помочь? Вот если бы встретить дедушку, подумал Костя и сразу отогнал эту мысль. Лучше никого не встречать.

Дорога к магазину показалась Косте такой долгой, а мороженое таким маленьким из-за жары, что ноги сами собой вывели мальчишку к прудам, за которыми белели корпуса летнего лагеря. Скинув одежду, Костя осторожно зашёл в воду. Уфф! Какое удовольствие! Нырнул пару раз, поплыл, выбрался на противоположный берег совсем не уставшим. Растянулся животом на траве, подложил кулаки под подбородок и уставился на воду. Тихо, жарко. Хорошо…

Вдруг кто-то плюхнулся рядом. От неожиданности Костя чуть не подпрыгнул. Мокрый черноволосый пацан его возраста сидел спиной к пруду и смотрел на Костю.

— Как водичка?

— Да ты вроде сам уже искупался, — ответил Костя.

— Я не тут, я в том пруду плаваю всегда, — пацан махнул рукой в сторону дальнего водоёма, окружённого ивами. — Меня Женькой зовут. А тебя?

— Я Костя. Давай наперегонки до того берега.

Не дожидаясь ответа, Костя бросился в воду.

До середины они шли вровень, потом Женька отстал. Но порадоваться победе Костя не успел: около оставленных вещей крутилась стайка парней постарше. Самый рослый вертел в руках Костин телефон.

— Эй, отдай мобилу, — сказал Костя. Не от большой смелости, а просто чтобы подбодрить самого себя.

— А чё это мы такие резкие? Откуда? Что-то я тебя тут раньше не видел, — сказал высокий, но телефон Косте кинул.

— Из Москвы.

— Смотри-ка, ма-асквич…

Парень Косте не нравился, разговор тоже. Незнакомец ухмыльнулся и сказал:

— А ты хорошо плыл. Только эту лужу любой дурак за три минуты переплывёт. А слабо вон тот прудик осилить? — и он показал в сторону, куда до этого показывал Женька.

— Один мой знакомый там всё время плавает, — сказал Костя.

— Тоже москвич?

Компания дружно заржала.

Костя всматривался в затихшую водную гладь, шарил взглядом вдоль дальнего берега, но Женьки не было видно.

— Эй, так что?

— Слушайте, тут со мной один пацан плыл, не видели?

— Хорош отмазываться. Ты один был. Ну пойдём, пловец. Покажешь класс.

Костя понимал, что делает глупость. Когда тебя берут на «слабо», ничего хорошего не жди. Он тупо поплёлся к дальнему пруду.

У воды росла высокая трава. Она почти скрывала собой табличку «Купание запрещено».

— Запрещено же, — нерешительно проговорил Костя.

— Да ну. Просто эти, — рослый махнул в сторону лагеря, — ленятся тут выкашивать, вот и нарисовали объявление, чтоб никто не ходил.

Пруд был не намного больше того, в котором он уже успел искупаться, и Костя приободрился. Ладно, думал он, туда и обратно, а потом сразу домой. И не поддаваться на новые провокации.

Вода здесь оказалась холоднее. Но Костя поплыл… Туда и обратно, а потом сразу домой…

На берегу раздался смех.

— Эй! — крикнули ему. — В этом пруду утопленник! Он тебя сейчас как за ногу схватит!

Ребят как будто прорвало. Они ржали от души, глядя на Костю. А тот был уже далеко от берега и теперь заозирался, не зная, куда плыть. Он завис в воде на минуту, а потом решил вернуться.

Но внезапно левую ногу пронзила острая боль. И Костя заорал, но звуки почему-то не вырывались из горла. От этого стало ещё страшнее. Забил руками по воде, начал захлёбываться. Парни на берегу заметили его трепыхания.

— Атас! Сматываемся!

Почти все убежали. Остались только рослый и ещё один паренёк.

От страха Костя начал слабеть. Нога болела и не слушалась. Захотелось закрыть глаза.

Вдруг кто-то вынырнул рядом, закинул руку Кости себе на плечо и медленно, с трудом поплыл к берегу. Женька!

Почувствовав поддержку, Костя тоже стал грести. Постепенно мальчишки добрались до цели. Костя выполз и стал растирать сведённую судорогой ногу. Двое из злополучной компании смотрели невесело.

— Ты это… Только не говори никому, что плавал здесь.

— Ладно, — скривившись от боли, ответил Костя.

Больше всего ему хотелось, чтобы они ушли.

— Блин, а ведь напугал. Выглядело, как будто правда этот утопленник тебя схватил. И как ты только смог выплыть сам?

— Как? — озадаченно проговорил Костя и посмотрел на Женьку, сидевшего рядом на корточках. — Так ведь…

— Ну ты молодец, реально молодец, москвич. Ладно, давай.

Они ушли.

— Не понял. Они тебя не видят? — спросил мальчишка Женьку, когда они остались вдвоём.

— Не видят. Но боятся. Рассказывают из года в год страшилки. Поэтому я тут и плаваю.

— Так ты…

— Я тебя не дёргал за ногу.

Костя, видимо, исчерпал резервы страха за сегодня, и поэтому осознание, что Женька мёртвый, его уже не взбудоражило.

Нога почти прошла. Мальчишки молча шли по пыльной сельской дороге.

— Слушай, ты знаешь Лидочку?

— Какую Лидочку?

— Она тоже… э-э-э, неживая. Её родители держат своей любовью.

— А, Лидка. Знаю, да. У неё, может, и получится уйти. Вдруг родители заведут ещё ребёнка.

— А твои родители о тебе помнят?

— Я о них не помню. В детдоме рос.

Костя уже согрелся после купаний. Даже волосы были сухими. А с Женьки вода продолжала стекать тонкими струйками от волос до стоп.

— Почему ты не сохнешь?

— Потому что я утопленник. И должен быть мокрым. Скажи спасибо, что меня распухшим не представляют.

Помолчали ещё немного.

— Лида говорит, я могу придумать, как освободить неприкаянных. Хочу тебе помочь. Но пока совсем ничего в голову не приходит.

— Может быть, это нельзя придумать. Надо просто сделать. Когда сделаешь правильно, это будет ясно.

Костя не понял, но переспрашивать не хотелось. От приключений он ужасно устал, и сейчас тяжесть горой навалилась на тело. Мальчишки дошли до дома дедушки и попрощались. Костя быстро справился с замком, разулся и повалился на кровать.

Окончание

в следующем номере

 

Екатерина БЕЛОУСОВА