«И хлещу я березовым веничком

По наследию мрачных времен»

В. Высоцкий

В поэтическом творчестве мировоззрение автора помогает нам лучше понять замыслы его стихотворений и их образы. Именно оно «раскрывает нам карты» и становится неким путеводителем по маршруту его литературной географии.

Ржевский поэт Александр Ерохин выпустил большую книгу стихов. В неё вошли многие стихотворения из предыдущих сборников. В более чем четырехсотстраничном издании с твердой обложкой поэтические опыты разных лет идут под многочисленными тематическими заголовками: «Из жизни деревьев», «Люди смеются», «Война… война…», «Дела сердечные», «Из разных стран, времен, народов» и т.д. Новая книга А. Ерохина называется «И шутя, и серьезно». Читая её, понимаешь, что это неслучайно. Действительно, если бы она состояла только из стихотворений про тяготы его сибирского периода жизни в Гулаге или нелегкой доле Ржева, выпавшей городу во время войны, или о тяготах «сумерек жизни» — старости, или об издержках современной, такой непростой для народа жизни, то читать это всё подряд было бы и тяжело, и грустно:

Цари, властители любые,

Хорошие вы иль плохие

Распознаетесь отношением своим

К пенсионерам, беднякам, больным.

Однако почтенный ржевский автор не пожелал оставаться для нас, читателей, лишь только умудренным жизненным опытом дидактиком с неизбежными «скрипучими» сентенциями свойственными, как утверждают злые языки, именно преклонному возрасту. Нет, именно этот жизненный опыт и говорит ему, что жизнь, как полноводная река, вмещает в себя самые разные чувства, и именно лучшими из них и живет человек. Этот человек, как и любой из нас, может и поругать антинародную политику властей, очереди в медицинские кабинеты, и прочие социальные проблемы отдельно взятого города или страны, но обязательно у него есть место в жизни чему-то прекрасному. Это чувство любви (влюбленности), радость и вдохновение от улыбок и красоты женщин; его умиляет детский лепет «невпопад», а детские шалости и озорство тоже способны вызвать снисходительную улыбку:

Мама с сыном у врача

Натерпелась сраму.

— На что жалобы? — спросил.

Отвечал малыш: — На маму.

Обо всем этом мы также прочтем в этом его сборнике избранных стихотворений.

Конечно, не всё у Ерохина так прямолинейно раскрашено черными или белыми полосами. Вот и в разделе «Дела сердечные» он остался верен назидательности, но такова сила привычки наблюдать и подмечать в жизни и противоречия, и смешное, и трагичное, где бы они ни встречались: в отношениях между народом и властью, или между детьми и родителями, между сильной половиной человечества и прекрасной:

Мы женимся позднее женщин

И раньше умираем,

И потому от браков меньше,

Чем женщины, страдаем.

Нужно сказать, что эта особенность ржевского автора встречается в его творческом багаже постоянно, независимо от того, под какой «шапкой»-темой стихотворения собраны. У него не все сладкий мед, и не всё черный деготь, но его «рецепт» описания жизни таков, что бочке меда не бывать без ложки дегтя.

Порой он иронизирует, порой обличает, порой размышляет с сожалением и грустью, например, о множестве напрасно сгубленных берез и елей (раздел «Из жизни деревьев»). Мир его наблюдений над окружающим миром открыт самым разным чувствам. Но уж если он всерьез решил посмеяться, то может и прибегнуть к такому излюбленному приему, как сказ или басня.

Задается он вопросом и на отвлеченные темы — такие, как смысл жизни или религиозный ее аспект, и здесь ему чужда отвлеченная метафизика «чистого разума». Он и за попом не упустит увидеть «грешки», может и честно признаться в своих сомнениях и неверии в иную жизнь. Он часто ищет ответы на поставленные перед собою вопросы о религиозной морали, о смысле жизни, об аде и рае, и подчас находит их незамысловатое решение в образах своих стихотворений: «Священники не любят вспоминать», «Зашел раз священник в ухоженный сад» и другие. А. Ерохин упорно верен морали материалиста:

Блажен, кто верует. А нам,

Неверующим в Бога,

Жить без иллюзий и надежд —

Труднее, и намного.

Человек — венец природы, по убеждению автора, и к нему одному устремлены все его претензии и упования как к абсолютной моральной величине, которая за все должна быть в ответе. Это железное убеждение перекликается с известной советской крылатой фразой «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей». О. Мандельштама в свое время ужасал её сюрреалистический смысл, а многим и в годы застоя виделся в ней только Павка Корчагин и «закаленная сталь его души». Очень многие моральные сентенции в творчестве А. Ерохина можно объяснить именно этим.

Другой отличительной чертой творческого стиля А.Ерохина является чувство особенного, выстраданного патриотизма, наверное, именно оно когда-то толкнуло его писать:

Бросала ты меня по кругам ада,

Держала за порогом нищеты,

Но никакой другой страны не надо

С избытками богатств и красоты.

Я здесь родился,

и не только пуповиной —

Незримой цепью связан я с тобой.

Пройдем совместно

труднопроходимый

Пути отрезок — он последний мой.

Очень много стихотворений у него явно политизированы и читаются ныне как некий акт гражданского неповиновения. Есть социально злободневные или резко нравоучительные. Как и более полувека назад, он не может изменить себе: сочиняя стихи, он адресует их как некое послание «некоторым руководителям» (в юности он был репрессирован за письмо к Сталину и более семи лет провел в ГУЛАГе). Разве такому человеку возможно зашориться от проблем своей страны и общества, в котором он живет! И кажется, напечатанное сегодня, за какое раньше, при советской власти, он был приговорен бы еще к нескольким годам лишения свободы, теперь будто вырвалось на волю и стремится к некоей «сверхреабилитации». Для любого верующего то время было мрачным только потому, что нельзя было открыто ходить в церковь и исповедовать свою веру, для подавляющего большинства многих других время как было мрачным, так и остается. Идейное наследие времени суровой власти КПСС не может быть ни легким и ни светлым. Прошлое оказалось слишком тяжелым грузом и для лиры А. Ерохина, сделав её не менее прямолинейной, жесткой и несгибаемой. И именно оно мешает его стихам быть какими-то другими.

В предисловии к первому сборнику «Я твой, о, Родина!» А. Ерохин назвал сочинение стихов своим хобби. Может, так оно и есть. Его стихи спорны, но кто знает, не станут ли потомки читать именно эти строки как открытый дневник ржевского обывателя конца XX — начала XXI века?

Виктория Кузнецова