Лев Яковлевич Эйдельман (23.12.1915-18.01.1989) в период Великой Отечественной войны, с июня 1941 г. по октябрь 1944 г., находился в рядах действующих армий, являясь помощником начальника связи 30-й армии, а с марта 1942 г. — старшим помощником начальника связи 30-10 гвардейских и 10 армий Калининского, Западного и 1-го Белорусского фронтов. Окончил Ленинградский институт связи, боевой путь начал в подразделениях связи в звании младшего лейтенанта в 1941 г., в 1943 году присвоено звание инженер-майора. Награжден боевыми орденами и медалями. После ранения и контузии был комиссован в 1944 г., работал в различных организациях связи, после чего занялся научной и изобретательской деятельностью в ЦНИИС, является автором ряда изобретений в области телефонии и автоматических телефонных станций, за внедрение которых был удостоен государственных наград.

Без даты

В 15.00 позвонил майор Рузов: «Эйдельман, поздравляю с правительственной наградой» «Какой?» — спросил я.

— Медаль «За отвагу». Остренко часов в 18.00 привезет.

Я его поблагодарил и сам был несказанно рад. Значит, наконец-то и обо мне вспомнили. Ждал я до позднего вечера. Вечером позвонил Остренко, сообщил, что медали все отпустили (6 шт.), осталось подписать Хетогурову. Но так я в этот день не дождался Остренко. Настроение снова испортилось. Повозочный мой приехал и привез: 7 сухарей на 5 дней и концентраты. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!».

2 мая 1942 г.

Спать не мог. Мысли, мысли, мысли. Этому еще способствовали вши, заевшие меня. Утром ходил угрюмый. Пошел смотреть остатки села Рогово. Все сгорело дотла. Кое-где попадались следы сгоревших людей, нашел полусгоревшую кисть женщины, тазовые кости человека. Вообще картина угнетающая, и я ушел восвояси. Нам сообщили, что в Ржев прибыло на ж-д платформах 45 танков. Немец все время кидает листовки, в которых то он все валит на «жидов», то пишет «сдавайтесь в плен» и пугает наступлением. Дурак, он забывает, что мы нарочно ждем и приготовились хорошо его встретить. Теперь не июнь 1941 г. Он хочет отрезать нашу армию, ударив по Ржевскому шоссе на северо-запад. Но там давно все приготовили для него. Пусть идет, разобьют и на его плечах ворвутся в Ржев.

4 мая

День прошел спокойно. Лишь к концу дня немец вдруг открыл ураганный арт-огонь. Снаряды летели прямо через нашу хижину с жутким свистом и воем и рвались невдалеке.

22 июля 1942 г.

Глаза мои снова заблестели. Предстоит наступление на Ржев, о котором, правда, еще мало кто знает. Усиленно готовимся к этой операции. Ночью никто не спит. Я составил схему, которую Остренко одобрил. Одновременно меняется КП и организуется ВПУ. Все требует работы и работы напряженной, т.к. времени мало.

23, 24-25, 26 июля

Все дни и ночи почти никто не спал. Все готовились. Средств очень мало, т.к. к нам идут еще много дивизий и бригад. Снова пришла к нам дивизия Чинчивадзе, с которой я расстался в Рогачеве и Клину. Связисты там у него все орденоносцы. Много встретил знакомых. Идет к нам еще 16 (неразборчиво), которая прошла путь Торопец-Андреаполь-Пено-Великие Луки и почти Витебск.

27-28 июля

Последние доработки. Все еще тянут с выходом на новое место. Другим отделениям что — взял свои бумаги и …айда на новое место, а связист мучайся. Они думают, что стоит им сказать «гоп», как уже и связь на месте. Приехали к нам Булычев (нач. связи фронта), зам его по радио в/инженер 1р. Алесковский и др. Хорошие люди. Булычев очень спокойный и хороший человек. К Лисинскому приехала целая плеяда писак-радистов. Целый день сидят и составляют таблицы сигналов, волн и пр. Ночами не спят и все пишут, т.к. машинистка не справляется писать, они устроили целую типографию.

30 июля 42 г.

В 6.30 воздух сотрясся от ужасного шума, взрыва, рева и грохота. Началось. Катюши и вся артиллерия творили невообразимое. Дым и грохот длились больше часа. Наша авиация не смогла участвовать, т.к. погода была дикая. Пехота пошла, но, к несчастью, танки завязли. В телефонной гам, шум. Остренко сам у телефона обеспечивает разговор командующему — жуткий мат висит в воздухе, все злые, нервные. Телефонистки за коммутатором не обращают внимания, считая это в порядке вещей.

Пехота движется, телефон стал самым популярным. Деревни берут одну за другой, и все ближе и ближе приближаются к Ржеву. Но погода наделала беды, без танков атака захлебнулась, и, если в первую минуту немцы удирали в нижнем беге, то к концу дня они стали яростно сопротивляться. А дождь льет, как из ведра. Все же части двигаются, и я не нахожу себе места, боюсь, что связь не справится. День ушел в суматохе и беготне.

Без даты

В 17.00 началось наступление. Массированный налет артиллерии и авиации на Полунино и Галахово. Все заволокло дымом, гарью, взрывы сотрясали воздух, и все выло и грохотало. И вскоре наши танки ворвались на окраину Полунино. Вечером приехал комиссар Храбров, Соболев с медалью на груди. Храбров сказал пару слов, я стоял как дурак, и мне Соболев сверлил дырку в гимнастерке. Затем привесили медаль «За отвагу», и меня качали, все кинулись поздравлять. Эта медаль на грязной, замусоленной гимнастерке не гармонировала. Закусили тут же за «круглым столом» из большого жестяного таза, а затем Храбров уехал.

16.8.42

На утро слякоть, грязь, дождь. Мы с Чайкиным двинулись в Бельково. Только начали приближаться, как увидели поле, усеянное трупами, всюду кругом разбитые, сожженные танки, машины, орудия, валяются снаряды, из-под грязи торчат страшные груды противотанковых мин. Идешь и боишься голову поднять, как бы не зацепить проволоку, связывающую мины друг с другом.

Решили идти по шестовке, так безопаснее… У Бельково трупное зловоние вызвало тошноту, я боялся, что упаду — такого изобилия трупов, такого кладбища я еще никогда не видел. Кругом, куда ни посмотришь, жуткие груды танков, сгоревших, разбитых, расстрелянных. У Полунино-Галахово — не меньше 100 танков было разбитых. У каждого танка кучка трупов, тут же и фрицы валяются, и наши бойцы. Бой жаркий был здесь, судя по открывшейся картине. Мы ждали все леса, но так и не встретили леса, т.к. его не было, его посекли снарядами. Мы на машине заскочили в деревню, а как потом оказалось заскочили не в Полунино, а в Галахово и Тимофеево. Хорошо, что дальше не проскочили, ибо после Тимофеево шли уже окопы. С трудом нашли Полунино, выбрали блиндаж небольшой, но крепкий, установили коммутатор и узел приехал. Оказывается, мы устроились в блиндажах, в которых и у немцев был узел связи.

Затем осмотрели деревни. От них ничего не осталось. От совсем недавно огромных деревень со многими кирпичными постройками ничего: всюду зияли огромные воронки, развороченные блиндажи, дымящиеся развалины, груды сгоревшего металла, машин, танков, кучи снарядов, стреляных и нестреляных, и трупы… Картина в общем невеселая. Неужели такая картина будет и дальше?

* * *

На расшифровку фронтовых дневников Льва Эйдельмана уйдет еще немало времени. Но сделать это специалистам необходимо не только в память о тех, кто отстоял нашу землю в суровые годы Великой Отечественной, но и потому, что каждая страничка этого бесценного документа красноречивее фильмов и книг расскажет молодежи о том, как это было.

Елена Сооляттэ

Фото из архива

Марии Морозовой и Алевтины Воскресенской