Как прожить почти век, сохранив при этом не только острый ум, прекрасную память, но и жизнелюбие и даже изрядную долю юмора? За советом мы отправились к замечательной женщине Татьяне Сергеевне Шабуновой — маме, бабушке, прабабушке, а теперь уже и прапрабабушке, которой 21 января исполнилось 98 лет.

Разговаривать с ней — одно удовольствие. И дело даже не в том, что Татьяна Сергеевна прожила долгую жизнь, а в том, как она о ней рассказывает. Ее поколению достались тяготы и лишения, ее юность пришлась на страшные военные годы, ей довелось терять родных и близких, но, видимо, она по-настоящему любила эту жизнь, раз старалась запоминать только хорошее, оставаясь благодарной своей судьбе. А на память Татьяне Сергеевне жаловаться грех. За весь наш долгий разговор она ни разу не сбилась, не забыла дорогих имен, не перепутала памятные даты.

Родилась Таня в деревне Опекалово Ржевского района. Родители Сергей и Прасковья были молоды, полны сил и желания работать. Все спорилось в умелых руках, в семью быстро пришел достаток. Приняли решение строиться на хуторе. Отец своими руками срубил большой новый дом. Родились пятеро детей — три дочки и два сына. Причем, девочки пошли в мать, все рыженькие, а сыновья — в отца, он был темноволосым. Но, как это часто бывает, безоблачное счастье было недолгим. Зимой, когда в крестьянском труде наступало затишье, мужики собирались в артели и отправлялись на заработки. Вот с такой артелью и ушел однажды отец Татьяны Сергеевны. Ушел, чтобы уже никогда не вернуться к родному порогу… Страшную весть о смерти мужа мама Паня приняла как настоящая русская женщина. Никто не знал и не видел, что творилось в ее сердце, чувств своих она, сильная и несгибаемая по натуре, никогда не показывала. А горевать ей было некогда — нужно было поднимать пятерых сирот.

И Таня, и младшая сестра Лиза рано узнали, какова она, сиротская доля. Их отдали в няньки в зажиточные семьи за прокорм. «Вот она, мама, бредет усталая с работы, вон там — дом родимый, а туда нельзя… Иногда только удавалось обнять «родимушку» (а звали они маму только так до самой ее смерти), стиснув зубы, чтобы не разрыдаться да не расстроить ее», — вспоминает Татьяна Сергеевна.

А времена наступили тяжелые. Создавались колхозы, укрупнялись деревни. Вышел указ о том, что все дома с хуторов должны быть перенесены в села. Свой дом мама перетаскивала в деревню на себе, по бревнышку. Неоткуда было ей, вдове, взять денег, чтобы кого-то нанять. Замуж, она, кстати, так и не пошла, хотя находились вдовцы, ценившие ее за трудолюбие и чистоплотность.

Но время шло, дети подрастали. Жизнь потихоньку налаживалась. Старшая сестра замуж вышла. Старший брат Костя вырос хорошим парнем, гармонистом. Из-за этой гармони, купленной на вдовские гроши, семью Прасковьи Редькиной признали середнячкой и обложили большим налогом. Рассудили «добрые» люди: «Какие ж они бедняки, если сыну гармонь справили?»

Жили, конечно, очень скромно. Но уже и не голодали, работящая мама смогла и одеть, и обуть детей. Но дружную семью подстерегала новая страшная беда. От воспаления легких скоропостижно и неожиданно умер младший четырнадцатилетний Вася. Рядом с убитой горем матерью на этот раз оказались подросшие и любящие дети, но эту потерю она еле пережила. А впереди ждали новые испытания и беды.

Весть о войне пришла в деревню неожиданно. Татьяна Сергеевна говорит, что вначале и правда казалось, что она кончится, не успев начаться. Хотя сердце-то щемило у всех, ведь старший брат уже год как был в армии. Таня к тому времени превратилась в бойкую веселую девушку, из тех, что за словом в карман не полезет. Ударно работала в колхозе, ее даже не раз отмечали на общем собрании. Парни заглядывались, но очень скоро всех ухажеров забрали на фронт. Да и сама война, которая, как обещали в газетах, должна была закончиться за несколько дней на территории противника, быстро подошла почти вплотную к Ржеву… Еще летом забрали в армию сестру Лизу, мужа старшей сестры — Михаила. А у сестры Зои к тому времени было уже трое малышей. Именно благодаря Таниной смекалке и бесстрашию они все и выжили.

Опекалово стояло в стороне от больших дорог, но наступил страшный день: до их деревни добрались немцы. Пока все жители высыпали на улицу и с ужасом смотрели на приближающуюся колонну, Таня задами да огородами увела сестрину корову в лес. А когда вернулась, немцы уже ходили по дворам. Это немецкое «Матка, курки, яйки, млеко!», на долгие месяцы стало настоящим бедствием. Впрочем, обирали бедных селян и жившие в лесу партизаны. Они приходили в деревню часто, и к их приходу тоже нужно было готовить и молоко, и мясо, и хлеб. А за эту связь с партизанами можно было поплатиться головой.

Немцы забрали из деревни всех коров, оставив лишь несколько, чтобы женщины могли кормить малолетних детей. Сопровождать огромное стадо обязали деревенских девушек. Так пешком они гнали коров до самого Ржева. Город в то время был еще не сильно разрушен. Впрочем, Таня ничего особенно и рассмотреть-то не успела. Их всех безо всяких объяснений заперли в каком-то сарае. Тут и произошел случай, о котором Татьяна Сергеевна без смеха и вспоминать не может:

— Мы сидели тихо, боялись, гадали, какая судьба нас ждет. Вдруг вошли двое немцев, заставили всех встать. Я оказалась самой высокой, нет, чтобы присесть, — вспоминает
она. — Ну в меня и еще одну высокую рослую девушку немец и ткнул пальцем, мол, «шнеле», на выход. Иду и думаю, ну все, сейчас убьют. Завели за сарай — там две лопаты стоят. Ой, мамочки… Сразу и закопают, наверное. А они нам эти лопаты дали и заставили копать большую выгребную яму. Девушек-то в сарае было много, их надо было куда-то выводить. Вот такая она, немецкая аккуратность. А наутро всех отпустили по домам.

Немцы в Опекалово постоянно не жили, так, наездами. Особо злых или жестоких тоже не было. У многих в Германии оставались семьи, дети. Солдаты скучали, вспоминали их, играя с русскими ребятишками. Могли и гостинчик дать. Хотя, конечно, царил постоянный страх за родных. Мало ли что, немцы есть немцы. Очень уж они партизан боялись.

— А потом, — рассказывает Татьяна Сергеевна, — пришли наши. Боев не было. Немцы ушли, а мы увидели наших солдатиков. То-то радости было! Правда, потом нас всех проверяли, как жили в оккупации, не сотрудничали ли с немцами. У нас мужика из деревни и женщину Василису забрали. У нее дети, уж они плакали, цеплялись за нее. Но их увезли. А потом сказали, что расстреляли. А уж за что, как они там сотрудничали, мы не знали.

А радость наша оказалась недолгой. Объявили эвакуацию. Пришлось бросать дом, и с тремя совсем маленькими детьми идти в неизвестность. Дошли мы до самых Кимр. По дороге младший племянник Толик чуть не умер. Сестра его уже даже в беленькую рубашку чистую одела, но Бог миловал. Жили мы в Кимрах на квартире. Ржев уже освободили, но разрешения возвращаться назад все не было. И что у нас в деревне происходит, целы ли наши дома мы не знали. Сестра Зоя уехала на разведку и нет от нее никаких вестей. Решили, что поеду я Зою искать, а мама с детьми останется. Мы с подружкой вдвоем и пошли. Почти все время пешком. Еды не было, голодно. В то время уже начали капусту в деревнях квасить. Если попросишь — кочерыжки давали, почти одними ими и питались. Дошли до своей деревни, а она — цела! И дом наш стоит! А из-за угла Зоя моя выходит! Вот радости-то! Скоро и «родимушка» с детьми вернулась.

Пришла черная весть о том, что погиб еще в 1941 году под Москвой любимый братик Костя. О том, как получила мама похоронку, даже вспоминать не хочется. Да и почти в каждом доме в то время кричали и бились в истерике несчастные женщины. Из ушедших на фронт мужчин вернулись единицы. О тяжелой работе, которая легла на женские плечи, Татьяна Сергеевна вспоминать не захотела. Да, работали много, да, очень тяжело было. Но ведь война-то подходила к концу! Вернулась выжившая сестра Лиза, остался в живых и муж сест-ры Михаил. Сама Таня была молода, полна сил и надежды на лучшее.

А потом наступил самый лучший день: «Мы в поле были, а со станции женщина бежит, и плачет, и смеется… Победа! Победа!..»

Стали возвращаться мужики. Но невест — полная деревня, а женихов-то и нет почти. А тут с фронта в соседнюю деревню пришел демобилизованный моряк Николай. Черный чуб, бескозырка, брюки клеш, медали. Просто как с открытки кавалер, настоящий герой. Девчонки в деревне дар речи потеряли. А он пришел свататься к рыженькой Тане. «Это сейчас рыжие в моде. А тогда — так себе считались. В деревне даже стали шушукаться, что наша мама слово волшебное знает, раз все ее три рыжие дочки так хорошо замуж вышли, — говорит Татьяна Сергеевна.

Устоять перед красавцем-моряком Таня, конечно, не смогла. Сыграли свадьбу и прожили вместе всю жизнь. Хорошо прожили. Муж был непьющий, работящий, все в дом. Правда, давала о себе знать тяжелая контузия, да и характер у него был непростой. Но у Татьяны Сергеевны — наоборот, легкий и веселый. Она и не спорила с милым никогда. Чтобы он ни сказал, она одно, с улыбкой: «Да, Колюшка, правильно ты все говоришь».

— Так и жизнь прошла. Много трудились, мало отдыхали. Деревня наша уже давно с лица земли исчезла. Мы потом в Рукаве долго жили, работали. А потом мужу как инвалиду войны дали квартиру в Ржеве. Мы сюда и переехали, поближе к детям и внукам. Вдвоем жили, а когда Колюшка умер, я к дочке жить пошла. Хорошо живу, на всем готовом, уход за мной. Раньше я гуляла часто. Выйду со стулом к подъезду. Подруг у меня тут много появилось. Сидели, говорили, вспоминали. А теперь уже нет их никого. И я уже на улицу больше не выхожу. А вы живите! Хорошо живите, друг друга берегите, не обижайтесь друг на друга, не завидуйте. Мы так жили, никогда друг на друга обиды не держали. Живите и вы так, милые!

Вот на такой грустной и светлой ноте и закончила баба Таня свой рассказ. Очень хочется пожелать ей здоровья и пожить еще рядом с детьми. Потому что пока есть среди нас эти чистые и светлые люди, пока есть возможность прийти к ним, поговорить, послушать, обнять, да и просто посидеть рядом, как-то не страшно жить, и хочется верить в то, что все люди — добрые, и все будет хорошо.

С днём рождения, дорогая Татьяна Сергеевна!

Ольга ДАБУЛЬ