Рассказ

О верности теперь говорить как-то несовременно. Отношения царят свободные, крепкая семья — понятие какое-то старомодное. С экранов телевизоров учат, что жизнь эту прожить нужно ярко, в свое удовольствие. Словом, нет места верной любви в нашем мире, вот и ютится она в провинциальных городках, в старых уютных домишках, доживая свой век, тихая и никому особо не интересная. И все меньше ее становится в этом мире.

К тете Лиде и дяде Леше я попала студенткой, поскитавшись до этого по съемным квартирам. Комнату в то время найти было не так-то просто. Пожила я у вредной старухи, которая пускала девушек-студенток для того, чтобы было кого поругать и помучить придирками, пожила у пьющей пары, которая, быстро пропив полученную квартплату, сразу же норовила «получить вперед». К милым моим старикам я попала совершенно случайно, через знакомых. Тетя Лида всегда очень гордилась, что девочек она к себе пускает только «по знакомству». И как же я благодарна судьбе, что это знакомство состоялось! В маленьком, уютном и чистеньком их домике было всего три комнаты. Зато «теплый» туалет и своя банька. Комнатка, которую они сдавали, была настоящей «светелкой» и понравилась мне, скучающей по домашнему теплу и уюту, с первого взгляда. К тому же, в моем распоряжении оказался настоящий рабочий патефон с горой пластинок, которые я могла слушать в любое время. С радостью согласилась и прожила у них два года, ни разу не услышав злого или обидного слова.

Я очень любила сидеть с ними на кухне или у телевизора с выключенным звуком и слушать бесконечные истории об их простой жизни. Рассказывала обычно тетя Лида. А дядя Леша был глуховат, но так хорошо знал их наизусть, что когда его супруга просила подтвердить какой-нибудь факт, тут же безошибочно угадывал, о чем идет речь. Сам он был человеком очень тихим, немногословным, и «жиличек» своих любил светлой стариковской любовью человека, у которого никогда не было дочки.

А вот сыновья у них были, даже двое. Но, как это часто бывает, у слишком любящих, сосредоточенных друг на друге супругов почему-то вырастают не очень удачные дети. Одного сына я даже не видела. Он был человеком пьющим, когда-то успел «посидеть», очень сильно болел и жил в туберкулезном санатории. Второй пару раз появлялся. Был он чем-то похож на Сергея Есенина — с русым чубом и ясными голубыми глазами. Но что-то не сложилась у него личная жизнь, жена его, как поговаривали, погуливала, он ее любил сильно, не бросал, но начал крепко выпивать. А потом пропал при каких-то странных обстоятельствах, про которые тетя Лида, считавшая, что двадцатилетней девушке такие истории ни к чему, никогда не рассказывала. Иногда я видела, как она тихонько плакала на кухне, видимо, по своим непутевым детям, но лишь завидев меня, сразу же слезы вытирала и лучезарно, словно артистка 30-х годов, улыбалась.

Она вообще была натурой артистичной. Откуда в простой деревенской девочке из-под Лихославля эта тяга к лицедейству, сказать сложно. Но она, человек очень добрый и искренний, всегда немножко позировала, примеряла на себя некогда придуманные роли. Впрочем, делала она это очень мило и естественно. Может быть, сложись ее жизнь иначе, получилась бы из нее какая-нибудь новая Любовь Орлова или Марина Ладынина. Она и внешне была на них похожа. Но судьбу ее, как и судьбу многих девчонок ее поколения, предрешила война.

Дядя Леша не раз рассказывал, что до войны ее даже не помнил. Так, что-то с косичками «жило по соседству». Сам он, парень серьезный и работящий, на девчонок особо не заглядывался — нужно было сначала «срочную» отслужить. В армию его забрали весной 1941 года. Его часть стояла где-то в районе Бреста. Бомбить их начали утром 22 июня, когда они вышли на зарядку. Самолеты летали так низко, что было видно немецких летчиков. Солдаты наши прямо в нижнем белье бежали в лес, и далеко не все успели добежать… Неразбериха и ужас вокруг стояли такие, что он сам себе удивлялся — как выжил? Вспоминал, например, как довелось простоять 12 часов по грудь в ледяном болоте. Но в целом про войну, как я его ни расспрашивала, рассказывать не любил, хотя прошел ее до самого Берлина. Рядовым! В пехоте! Не получив ни разу серьезного ранения! Медалями своими и орденами тоже никогда не хвастался. Ни разу не видела, чтобы дядя Леша их вообще доставал из обувной коробки, где они хранились.

Тетя Лида же всю войну провожала на фронт своих ухажеров-одноклассников. А ухаживали за ней многие. Была она не то чтобы красавица, но бойкая, веселая, за словом в карман не лезла. И желающих проводить ее «до калитки» было хоть отбавляй. Да все ребята-то хорошие, скромные. Ни один не то что поцеловать, за руку взять не смел. Так и ушли они один за одним на войну, и никто не вернулся…

А вот Леша-сосед, который был постарше, осенью 1945-го пришел с фронта. И мама его, будущая свекровь, сразу сказала: женись на Лидке, хорошая девчонка, хоть и егоза. Посватались. Тетя Лида смеялась — поломалась для приличия, а мама все нашептывала: «Не будь дурочкой, парней нет вокруг, одни девки, уведут, и глазом моргнуть не успеешь». Так и поженились. Романтической истории никакой у них не было. Просто стал дядя Леша для нее той каменной стеной, о которой мечтает каждая женщина. И остался такой опорой на всю их долгую жизнь.

Как появилась возможность, переехали в Тверь. Он на завод устроился работать, дом построил своими руками. А она, «дама модная», пошла приемщицей в ателье. Все вспоминала, как директор ее в модном платье и с платочком в тон увидел, так сразу и взял на работу. А одевалась она, и правда, кокетливо, но со вкусом. До самой старости — брошка, бусики, каблучки — даром что из деревни, не всякая городская угонится. Клиентки при заказе всегда ее советов спрашивали.

Когда я пришла к ним жить, она сразу пересмотрела мой гардероб и отвела меня к себе в ателье. Пошили тогда мне голубую длинную юбку и шифоновое платье «с подзором» — кружевным подъюбником. Платьев таких я в то время ни у кого не видела, но носила его долго и с большим удовольствием, всем оно ужасно нравилось. Да и вообще, к каждой моей покупке относилась она с большим интересом. И честно могла сказать, что идет мне, а чего носить не стоит. К моде современной относилась спокойно, брюк вот, правда, не любила, хотя и признавала их удобство.

А уж пошутить любила! Самая главная шутка стала настоящим семейным преданием. По молодости, как только муж должен был домой из командировки возвращаться, жена готовилась «к встрече». Если зима, то ботинками его по снегу следов мужских «нарисует», если лето — букет сирени притащит и на лавку кинет. Пепельницу его достанет, окурок припрятанный пристроит, две стопки поставит. Сидит, ждет и мечтает, как он войдет, закричит и побежит «полюбовника» искать. Прям представляет, как он заглядывает под кровать в спальне да в шкафу шарит. Но ни разу ее мечты не сбылись. Посмеется муж, да и только. Когда я у них жила, эту шутку она уже «не проворачивала» — какой любовник у пенсионерки? А вот погонять дядю Лешу по «ложному аварийному вызову» любила. То баня у нее горит, то труба в огороде лопнула, то к соседке вор залез. И так звонко, по-молодому хохотала, когда легковерный дядя Леша каждый раз бегом бежал устранять аварию или спасать соседку, что сердиться на нее было решительно невозможно. Да он никогда и не сердился. Очень уж добрый и покладистый был человек. Своих друзей у него не было. Выпивать он не выпивал, праздных разговоров не любил, последнее время сильно подводило его зрение, слух тоже стремительно ухудшался. Он этого очень стеснялся.

А вот подруги-соседки у них собирались частенько. Дядя Леша приветливо принимал, хотя тетя Лида его быстро выпроваживала, сидеть с ними не давала. А старушки подобрались под стать ей — такие же добрые хохотушки. Тоже друг над другом шутки шутили постоянно. Времена голодные были, в магазинах — хоть шаром покати. Одна из них пойдет, побродит по пустому магазину, а потом бежит домой, сумкой подружкам машет — бегите, мол, туда быстрей, колбасу дают, копченую! И ведь верили каждый раз!

Однажды они мне устроили настоящее святочное гадание под Рождество. Мы и в бане ворожили, и воск лили, и валенок за забор кидали. Честное слово, я ни разу в жизни больше никогда так не смеялась. А валенок-то мой улетел в канаву. И предрекли мне мои гадалки мужа-алкоголика, который по канавам будет валяться. А потом сами чего-то испугались и стали уговаривать, чтобы не принимала близко к сердцу — мол, ерунда все это.

Бывало, что на подружек тетя Лида вдруг крепко обижалась. Никогда не рассказывала за что, но дулась обычно несколько дней и на лавку для ежедневных посиделок не ходила. По заранее выработанному ритуалу, дядя Леша должен был ее уговаривать. Тетя Лида с ним начинала спорить, в конце концов давала себя «уговорить», и мир восстанавливался.

Жили они по строго заведенному распорядку. Каждая минута была расписана, даром, что на пенсии. Дядя Леша вставал рано и обходил свои владения. Зимой смотрел, как себя ведет капризный газовый котел, выключал свет на улице, греб снег. Тетя Лида любила понежиться в постели, вставала к завтраку. На столе уже был заварен чай. Спиртного дядя Леша не употреблял. А вот чаепитие было неизменной традицией. Утром чай заваривался в чайнике, смешном таком, старомодном, с красными петухами. А потом три или четыре раза доливался кипятком. К последнему чаепитию цвет заварки напоминал лимонад «Буратино», а запах у него и вовсе отсутствовал. В строго определенное время дядя Леша говорил: «А не попить ли нам чайку?» Отказаться было нельзя — уж очень искренне он огорчался.

Пару раз в год тетя Лида ездила в гости к сестре в деревню и возвращалась оттуда с домашними гостинцами, которыми щедро меня подкармливала.

Когда я вышла замуж и уехала, то иногда их навещала. Очень жалею, что были эти встречи нечасты. Они так радовались — не знали, куда посадить, чем угостить. Тетя Лида сразу советы начинала давать — как волосы укрепить, какими народными средствами за лицом ухаживать, как скучное черное платье «оживить», как мужу угодить. А дядя Леша просто садился рядом, улыбался и поглаживал по плечу. Последний раз я его видела, когда он обивал дерматином дверь в моей первой собственной квартире. Сам вызвался, сам материал принес. Обил так аккуратно, красиво — соседи удивлялись. Когда делали ремонт и устанавливали новую железную дверь, рука не поднялась выкинуть старую, так и оставили в память о мастере «золотые руки». Его к тому времени уже не было в живых…

Тетя Лида пережила мужа всего на пару лет. Она как-то сразу состарилась, сморщилась, исчезла ее лучезарная улыбка. Начала болеть. Жила одна, только иногда заходила бывшая сноха — дом был отписан внучке. Когда я была у нее в последний раз, она меня, кажется, даже не узнала, хотя сделала вид, что помнит.

Вот так они и ушли. А в мире этом стало меньше любви. Любви настоящей, простой, верной, чистой. Той, о которой теперь не принято говорить, которая теперь, пожалуй, не в моде.

Ольга ВЛАДИМИРОВА