БЫЛАЯ ЖИЗНЬ, БЫЛЫЕ ЗВУКИ…

В музее-квартире Александра Блока на бывшей Офицерской, а ныне Декабристской улице, я никогда не была. Как-то не складывалось. И вот в это мое посещение Санкт-Петербурга я твердо решила своими глазами увидеть место, где любимый со школьной скамьи поэт прожил самые яркие и самые трагические годы своей недолгой жизни.

Уже в первые дни после смерти поэта посыпались предложения открыть в его квартире музей. В течение почти шестидесяти лет к старинному дому у «морских ворот Невы», влекомые каким-то могучим зовом, приходили поклонники таланта Блока. Они искали на фасаде блоковские окна, поднимались по лестнице, с трепетом прикасаясь к перилам. Можно сказать, что музеем дом стал задолго до официальной даты открытия
25 ноября 1980 года.

И вот я стою перед обычной коричневой дверью обычного питерского подъезда… Берусь за ручку и оказываюсь на парадной лестнице обычного жилого подъезда. Да, здесь по-прежнему живут люди. Музей не имеет отдельного входа и занимает лишь часть жилых помещений. Но от этого погружение в потрясающую атмосферу этого места становится еще более реалистичным.

Даже не берусь сказать почему, но музей Блока гораздо менее избалован посетителями, нежели музей Пушкина или Достоевского. За несколько часов, проведенных здесь, нас было всего пять человек: пара пожилых дам явно учительского вида, молоденькая девушка с грустными глазами и семья — пожилая мать со взрослым сыном. Музей большой, и нам всем удалось почувствовать себя едва ли не единственными посетителями. Может быть, поэтому отношение к посетителям там самое что ни на есть человеческое. Встретившая меня женщина-смотритель искренне огорчилась, что я не смогла быстро найти дорогу и немного заплутала.

— Но ведь могли бы просто позвонить! Мы бы все объяснили! — долго сокрушалась она.

А еще в музее Блока можно всё… Конечно, никому и в голову не придет хватать его личные вещи или пытаться сидеть на музейной мебели. Но прикосновение к подлокотнику кресла, к бронзовому амурчику, украшающему замочную скважину приобретенного Любовью Дмитриевной для мужа книжного шкафа, не вызовут грозных окриков. Лишь доброжелательные улыбки смотрителей.

Впрочем, я слишком тороплюсь, ведь прежде чем увидеть «голого мальчика на одном крыле», нужно подняться по парадной лестнице, некогда роскошной, на которой еще сохранились держатели для ковровой дорожки и витые чугунные перила. Подойти к квартире № 21 на последнем этаже с латунной табличкой «А.А. Блокъ» и позвонить, потянув ручку звонка.

Длинный узкий коридор, повторяющий изгиб реки Пряжки, оклеен полосатыми обоями. Меня поразил едва уловимый запах крепкого табака, хотя в музее, безусловно, никто не курит. Откуда он?

В передней подзеркальник и украшенный фигурками лебедей электрический фонарь, корф, с которым Блоки путешествовали. Обстановка квартиры, конечно, полностью не сохранилась, многие вещи принадлежали родным и близким поэта, другим людям, жившим в ту эпоху.

На стене — телефонный аппарат. Трубку можно снять и назвать номер. Как писал Александр Кушнер,

Запиши на всякий случай

Телефонный номер Блока:

Шесть — двенадцать — два нуля.

Тьма ль подступит грозной тучей,

Сердцу ль станет одиноко,

Злой покажется земля…

Блок, конечно, не ответит. Ведь он часто даже при жизни снимал трубку, чтобы его не беспокоили, когда он работал. Но попробовать-то можно…

Кабинет Блока — светлая просторная комната. Все на своих местах. К каждой вещи можно подойти, рассмотреть. Никаких веревочек и ограждений. Книжные шкафы красного дерева подлинные, а вот книги знаменитой библиотеки поэта, которую он смог отстоять от реквизиции в послереволюционные годы, находятся в Пушкинском доме. В шкафах стоят лишь аналоги, без переплетов с инициалами «А.Б.» и пометок поэта — следов внимательного чтения.

Огромный письменный стол достался Александру Александровичу от бабушки. На нем царит идеальный порядок. А кресло хранит память о дедушке, знаменитом профессоре-ботанике А. Бекетове. Почти все чарующие, потрясающие сами основы наших душ произведения были написаны за этим столом. На нем расставлены письменные принадлежности поэта. Среди них самая трогательная — фаянсовая пепельница в виде фигурки таксы. О ней есть запись в дневнике поэта: «Маленький белый такс с красными глазками на столе грустит отчаянно…»

Бессмысленно описывать обстановку всех четырех комнат блоковской квартиры. Музейная коллекция богата и разнообразна.

Но вот о виде из окна хотелось бы сказать особо. Именно за потрясающий вид Александр Александрович и выбрал эту квартиру в 1912 году. И чувствуется близость залива, хотя его, конечно, не видно из-за домов и корпусов Балтийского завода. И это даже как-то символично. Не море, а лишь догадка, предчувствие, легкое дыхание.

Именно отсюда он наблюдал за стремительными, непредсказуемыми, величественными и страшными переменами в жизни его страны. Скорее всего, строящиеся в боевые колонны на гранитных берегах Пряжки рабочие и матросы с винтовками нашли свое отражение в поэме «Двенадцать», здесь же, на обледенелом мосту, наверное, видел Блок и старушку-курицу, и буржуя, в воротник упр

ятавшего нос.

Как и все люди его поколения, Александр Александрович был вынужден сделать выбор. И он выбрал революцию, поверил ей, пошел за кем-то в «белом венчике из роз». И выбор был непростой, и события развивались совсем не так, как мечталось. И многие из тех, кого он уважал и любил, не поняли и не простили, и не подали руки. Как Зинаида Гиппиус.

Я не прощу,

Душа твоя невинна.

Я не прощу ей — никогда…

Революция оказалась не только кровавой и жестокой, но и неблагодарной. Поэту постоянно грозило уплотнение. Сама мысль об этом ужасно угнетала. Блок боролся, искал способы избежать этой напасти. Но в его доме появился революционный матрос Шурка, пьющий, горланящий песни и приводивший хмельных подруг в некогда уютный и возвышенный мир уже ослабевшего и больного поэта. Та же Зинаида Гиппиус, узнав об этом, ехидно заметила: «Блок страдает, к нему подселили одного матроса… жалко, что не двенадцать…»

И этой атмосферы отчаяния, сомнений, ужаса перед неким крахом, на мой взгляд, в мемориальной квартире гораздо больше, нежели светлого и возвышенного духа Серебряного века… А ведь были же у Блоков здесь и счастливые дни, месяцы и даже годы.

Но «Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка — своего поросенка» рожденного ею же гениального поэта, «трагического тенора эпохи». Конечно, это были слова отчаявшегося больного человека, который был вынужден перебраться в нижний этаж, в квартиру своей матушки, чтобы избежать дальнейшего
уплотнения. Холод, страшные вести о новых жертвах кровавого противостояния, постоянный мучительный голод в буквальном смысле убивали поэта.

Бессмысленные заседания, заботы о пайках, дровах, продажа дорогих сердцу вещей и книг… Не добавляли радости и нескладывающиеся отношения жены и матери. Жизнь теряла краски, звуки, переставала быть звонкой и манящей.

 

 

В квартире № 23, где прошли последние месяцы жизни поэта, сейчас располагается литературная композиция «Жизнь и творчество Александра Блока 1880-1921». Здесь представлены ценнейшие экспонаты: личные вещи, автографы, все прижизненные издания.

Любой посетитель музея может попросить служителя включить запись живого голоса Блока. Удивительные ощущения испытываешь, слыша строки в исполнении самого поэта, разносящиеся по комнатам, помнящим его самого.

Жизнь — без начала и конца.

Нас всех подстерегает случай.

Над нами — сумрак неминучий.

Иль ясность божьего лица.

Александр Александрович получил ответы на вопросы, которые мучают всех живших и живущих на земле,
7 августа 1921 года. Ответы, которые он, возможно, невольно предугадал в своих чарующих стихотворениях. Надо читать, искать. И иногда приходить туда, где он жил и страдал.

Ольга ДАБУЛЬ

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *