СУДЬБА ИВАНА

Обладатели этого имени от природы наделены обостренным чувством справедливости, прямолинейны, прощают обиды близким и родным, но никогда — врагам. Они отличаются физической и духовной силой, выносливостью, трудолюбием. Это характеристики не собирательного образа мужчин по имени Иван, это — черты характера Ивана Ивановича Голикова, ветерана Великой Отечественной войны, уроженца тверской земли и Почетного гражданина города Воронеж.

Мое знакомство с судьбой этого человека началось со встречи с его внучкой Натальей Крестьянниковой, заместителем заведующего Ржевским филиалом Музея Победы. Когда мы затронули тему семьи и войны, Наташа ответила: мой дедушка — герой, он был командиром артиллерийского взвода истребителей танков, прошел всю войну.

Этот рассказ складывался из воспоминаний Ивана Ивановича и его родных.

До армии Ваня Голиков работал в колхозе трактористом, был на хорошем счету. В 1940 году Старицким РВК был призван на военную службу, стал курсантом полковой школы, в мае 1941-го получил звание сержанта.

Когда началась война, Ивану было 20 лет. Уже в июне его направили в Новороссийск, на должность командира учебного взвода 33-го запасного артполка (позднее полк передислоцировался в станицу Абинскую Краснодарского края), участвовал в уничтожении вражеских парашютистов и диверсантов. В звании командира артиллерийского взвода истребителей танков участвовал в обороне и разгроме врага на подступах к Ростову-на-Дону, в походе к Сталинграду по Сальским и Колымским степям. Когда взвод переправляли из Новороссийска в Керчь, их судно подверглось бомбардировке вражеских самолетов. Оказавшись за бортом, Иван вплавь перебрался через Керченский пролив на Таманский берег. Что помогло тогда — твердость ли характера, везение, сильный ангел хранитель? Еще не раз обстоятельства будут испытывать его на прочность, и он выдюжит.

«В июле 1942 года наш 238-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон загрузился на станции Курбатово и прибыл в Вязноватовку. Мой взвод занял огневые позиции западнее села, перерезав дорогу в Нижнедевицк. Сзади Вязноватовка, за ней Воронеж. Приказ командования — стоять насмерть, важно задержать врага на этом рубеже. Действительной обстановки никто не знал, из связи — только посыльные. 4 июля на рассвете из леса, что был впереди и правее, мы услышали резкую стрельбу из ручного оружия. Вскоре показались наступающие цепи гитлеровцев, они скапливались в овраге. Я приказал открыть огонь осколочными снарядами. Едва прозвучало несколько выстрелов, как из оврага в нашу сторону вылетела белая ракета — сигнал для авиации. Показались самолеты. Сбросили бомбы, сделав над нами два захода. В результате прямого попадания одно наше орудие было уничтожено, расчет погиб. Следом на дороге показалась немецкая танковая колонна. Мы подбили два танка, другие стали съезжать с дороги в поле с высокой рожью. Вели огонь наугад, наводили орудия, глядя внутрь ствола, при открытом затворе.

Один за другим падали мои товарищи… Вот уже у орудия двое: я и сержант Валиев. Тут упал и он… А впереди в метрах 15-ти танк наступает, еще два — по сторонам. Блестят на них каски автоматчиков, дергаются, стреляя на ходу, стволы танковых пушек… Сейчас машина навалится и вдавит в землю… Скорее снаряд! И танк остановился, захлебнулся. Второй его обходит. Въехал на бруствер, показалось черное днище. Снаряд в руках, остается дослать его, и вдруг все проваливается в небытие…

Очнулся. Лежу на стволе, левая рука подвернута, правая откинута в сторону, под головой что-то скрежещет. Поднял глаза, танк вот-вот на руку наедет, успел отдернуть, и стальная громадина прокатилась мимо. Вслед за танками шли автоматчики, беспрерывно стреляли. Враг прорвался к Вязноватовке.

Семь пуль прошили руку. Страшная боль, левое плечо и бок в крови. Нет мыслей, нет желаний… Пробую зарядить пистолет в коленях, правой рукой оттянуть кожух. Измучился, не смог. С досады заплакал. Отполз в рожь и тут пошел дождь. Лежу, ловлю ртом капли и стыдно мне стало, что мысль лишить себя жизни посетила. С гитлеровцами надо бороться до последнего дыхания, они убийцы! Захотелось жить, чтобы снова воевать и освободить землю от немецкой нечисти!»

Ночью, надеясь, что там свои, Иван стал продвигаться к Новой Ольшанке. На исходе сил заприметил беленькие избушки, добрался до одной из них, попросил пить и дальше двигаться уже не мог. Это был дом Марфы и Пелагеи Зацепиных. Сестры, несмотря на то, что в селе были немцы, укрыли бойца в погребе, выхаживали. Староста села Илья Богатырев сумел выправить удостоверение на имя Николая Зацепина, якобы племянника сестер, и тогда они перенесли его в дом. Но наш военнопленный Григорий Дудзевиц выдал своего же немцам. За неявку Ивана в комендатуру дом Зацепиных пригрозили сжечь, хозяев расстрелять.

Так 20 декабря 1943 года он попал в лагерь военно-пленных на станции Западная Касторная.

«Когда в бараке захлопнулась дверь, оказался, словно в потустороннем мире, где люди походили на мумий, обтянутых желтой кожей. То, что было с собой из еды, раздели на всех в этот же день».

Какая еда в лагере — древесный эрзац-хлеб (прим. ред.: эрзац — неполноценный заменитель чего-либо) и черпак брюквенной баланды. Особые привилегии были у перебежчиков, сдавшихся в плен добровольно. Они получали дополнительно по тридцать грамм эрзац-хлеба и табак на одну самокрутку.

«Жили в холодных, грязных, неотапливаемых бараках, на земле — ржаная солома, которая настолько истерлась, что при малейшем на ней движении в воздух поднималась густая едкая пыль. Повсюду кишели вши, съедая заживо изможденных людей.

Ежедневно в лагерь привозили около ста человек. Многие уже через несколько дней заболевали брюшным тифом или острой дизентерией. Оттуда только один путь — в могилу…

Тифозных больных, обмороженных, кто не мог передвигаться самостоятельно, переносили «на просушку» в тесовый сарай, затем — в приготовленную траншею, закапывали.

Кухня, где готовили еду для лагерной охраны, находилась за проволочным ограждением. Из нее выносили котел с пищевыми отходами, под гогот вываливали на землю его содержимое и с пренебрежением смотрели, как на объедки набрасывались пленные. По ним, ради забавы, открывали автоматную очередь…»

Комендант распорядился, чтобы в лагере было не более 600 человек, и если он переполнялся, администрация принимала меры для массового умерщвления. Так Иван несколько раз становился свидетелем поголовной мойки: с дизентерийных больных срывали то, что сложно было назвать одеждой, на морозе обливали холодной водой и несли «на просушку» в тесовый сарай, дальше — в траншею.

Приближался 1943 год. Среди узников все чаще ходили слухи о серьёзном поражении немцев под Сталинградом и о наступлении наших на воронежском направлении. В небе над станциями Касторная Курская и Касторная Восточная все чаще замечали советские самолеты.

В конце 1943 года советские войска стали наступать, гитлеровцы решили перевезти лагерь на запад. Лежачих больных добили, бараки сожгли. Оставшаяся колонна военнопленных двинулась к станции Кшень. Иван неустанно думал о побеге.

«Когда до станции оставалось несколько километров, увидел глубокий овраг, над которым повисла огромная снежная глыба. Я стремительно подался в сторону, прыгнул и полетел в снежную пропасть. За мной последовали другие. Раздались автоматные очереди. Я почувствовал на себе тяжесть тел, попытался высвободить руки. По телу текло что-то горячее и липкое… Вот и конец… Отсюда не выбраться. Но изо всех оставшихся сил, я принялся разгребать сугроб».

Судьба сберегла, и в этот раз остался жив. Изрешечённые тела лежали рядом. Автоматные очереди раздавались еще долго. Когда стало тихо, почти полностью обессилевший Иван стал выползать из оврага и заметил еще одного живого. Поддерживая друг друга, они двинулись на звук орудийных залпов и до-брались до освобожденной к тому времени Вязноватовки, встретились с сестрами Зацепиными, уже и не чаявшими увидеть его живым.

В Нижнедевицком райвоенкомате их поставили на воинский учет, а в июле 1944 года (после проверки и лечения) Иван был зачислен в 1-ю артиллерийскую дивизию прорыва и назначен командиром взвода управления 409-го полка в составе 3-го, затем 2-го Белорусского фронта.

Иван Голиков участвовал в форсировании рек Нарев, Висла, Одер, в разгроме немецких группировок Торкенская, Развадовская, Сандомирская, Висло-Одерская, Штеттинская, во взятии городов Тильзит, Куанас, Данциг, Гдыня, Магдебург, Познань, Бреслау, Кенигсберг, Штеттинг, Висмарг и других.

И. Голиков слева. 1945 год

В канун Победы, в апреле 1945 года, лейтенант Голиков был ранен осколком снаряда в голову, но уже через две недели снова вернулся в строй и продолжил бороться с врагом.

Войну он закончил на реке Эльба в Германии, в должности командира батареи.

Вернулся на родину. В 1946 году женился. С Антониной Георгиевной они прожили 58 лет, у них трое сыновей, шестеро внуков и пять правнуков.

В 1975 году по приглашению принимающей стороны Иван Иванович был в Воронеже. Встреча с сестрами Зацепиными состоялась спустя 35 лет. По решению руководства города ему присвоили звание Почетный гражданин Воронежа.

— У прадедушки Вани много наград — ордена Красной Звезды и Отечественной войны I и II степени, медали «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», — рассказывает правнучка Алена. — Я застала его живым, была маленькой, но помню, что приезжали к нему в деревню Сельцо, помню его большие, теплые руки, негромкий голос и заразительный смех.

Уже после смерти прадедушки у меня родился брат, мы с родителями ничуть не сомневались, как его назовем, — конечно, Иван! Ведь на таких, как мой дед, Иванах Россия держится!

Записала Ольга ЖДАНОВА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *