ГОРЕ-РОДИТЕЛИ

Семь, пять, четыре, три года, пять месяцев. Это возраст пятерых детей, мама которых вызвана на заседание муниципальной комиссии по делам несовершеннолетних за ненадлежащее исполнение своих родительских обязанностей. Ни один ее ребенок не посещает детсад, старший, который нынче мог ходить в первый класс, не оформлен в школу до сих пор. Места в детсаду семье выделены, но мама по сей день не прошла медкомиссию ни с одним ребенком… На вопросы КДН она отвечает что-то маловразумительное и — это видно невооруженным глазом — соглашается пройти врачей до 1 декабря вероятнее для того, чтобы от нее здесь поскорее отстали. Именно этот срок выбран контрольным, и если свое обещание мама не сдержит — встанет вопрос об ограничении родительских прав.

В другой семье, где дети постарше (подростки), мама сама инициировала составление протокола КДН. Она прибегла к помощи органов опеки, чтобы вразумить своего запойного мужа. И это, по словам женщины, возымело действие: муж остепенился, вышел на работу. Правда, на заседание КДН он не явился, однако, по заверению мамы, отец семейства находится на работе и сейчас спиртное не употребляет.

А вот совсем молодая пара, муж и жена. Им меньше 30-ти, выглядят на 25 максимум. Она работает на заводе, он — то здесь, то там, и нигде особо не задерживается. «Ничего страшного, я же работаю!» — успокаивает комиссию супруга. У них десятилетняя дочь, двухлетний сын, квартира, начатый ремонт. И несколько сигналов в органы опеки, что супруги проводят время в нетрезвых компаниях, а детям внимания не уделяют. И хотя выглядят ребята вполне прилично, комиссия без внимания эти сигналы оставить не может: дыма без огня не бывает. Визит в семью оставил неоднозначное впечатление — в десять утра дети не одеты, в холодильнике из еды лишь два йогурта.

— Но мы только что встали, — спокойно говорит девушка.

Тем не менее семья после второго составленного по статье 5.35. ч. 1 КоАПП протокола поставлена на учет. Контроль за ней теперь будет постоянным.

На очереди еще одна семья. Супругам меньше 45 лет, двое детей, младшего, 10-летнего ребенка была вынуждена забрать бабушка. Почему? Потому что мама с папой, отмечая день рождения старшего, ушли в недельный запой.

— Да, это был запой, — соглашается женщина. — Но сейчас-то я не пью! Вот только на похоронах две стопки.

Хоронили как раз скоропостижно скончавшуюся бабушку, на которой раньше держалось все, в том числе и успеваемость девочки в школе. Быть может, она настолько устала тянуть на себе все, в том числе семью сорокалетней дочери, что здоровье не выдержало. Характеристика из школы не обнадеживает: педагоги, посещая семью, неоднократно заставали родителей в невменяемом от спиртного состоянии. А теперь, когда стержня в виде старшей родственницы не стало, дети пойдут в приют — если родители их не остепенятся. Вот только верится в последнее с трудом.

Еще одну молодую женщину, маму трехлетнего сына, на КДН уже видели неоднократно. Ее знают и в полиции, потому что ловили на кражах. В прошлый раз она на заседание приходила со своим отцом — именно он купил дочери холодильник и телевизор взамен проданных, занимался воспитанием внука в то время, когда непутевая дочь проходила лечение от наркомании и ее последствий в виде воспаленного сустава на правой руке. Рука у 25-летней женщины не действует и сейчас, — в протоколе она пишет левой. По-прежнему нигде не работает, живет в «однушке» с бабушкой на детское пособие и помощь старших родственников. Сейчас из детского сада сообщают: малыш ходит в группу опрятный, не то что раньше; у него есть новая зимняя одежда; рейды фиксируют, что в квартире порядок и (в отличие от предыдущих случаев) есть мебель и бытовая техника. Это значит, с героином и алкоголем женщина пока действительно завязала. И божится, что будет держаться дальше. А органы опеки и правопорядка станут ее контролировать, потому что слова в таких случаях мало что значат. Только время.

Полина выглядит сейчас не матерью, а скорее бабушкой своего трехлетнего ребенка. В протоколе стоит год ее рождения, но кажется, что это опечатка: по виду ей лет на пятнадцать больше. «Наша спортсменка», — говорит Валентина Цветкова, которая по своей опекунской работе эту женщину хорошо знает. Фраза звучит как насмешка. А ведь у женщины действительно спортивное прошлое. Двадцать лет назад — стена в родительской квартире в кубках и медалях. Сегодня — двое старших детей давно в приемных семьях, и на очереди младший, потому что их мама-спортсменка спилась.

Шесть семей. И в разы больше поломанных, искореженных, будто в воронку смерча затянутых судеб: пенсионеров, которые давно вырастили своих детей и мечтали о спокойной старости, а вместо этого вынуждены тянуть внуков на гроши и ночами плакать от ударов судьбы; молодых еще людей, которые никуда не идут и ни к чему, кроме стакана и дозы, не стремятся, прожигая месяцы и годы в алкогольном дурмане; детей и подростков, чьи жизни, едва начавшись, уже исковерканы и предопределены бездумными делами и поступками непутевых родителей; еще не рожденных их детей, жизнь которых теперь либо не начнется вовсе, либо пойдет по кармической тропинке прямо в пропасть… И этот смерч бушует совсем рядом с нами. Не затянул бы и наших детей.

И БЕДОВЫЕ ДЕТКИ

Тщедушный ребенок, на вид лет девяти: ножки-соломинки в узких джинсах, темная куртка, хвостик с синей резинкой на голове. То ли девочка, то ли мальчик.

— А это наш Витя, — говорит кто-то из членов КДН.

Вите летом исполнилось 14. И уже несколько лет он с завидным постоянством приходит на заседания, а в повестках значатся новые и повторяющиеся поводы. Характеристика из школы аховая: пропускает, грубит, заданий не выполняет, матерится при учителях… А еще курит и пьет. Кому там пить и курить, непонятно: в чем только душа держится.

— Никотин — это не безобидное баловство, это генетическое оружие, которое меняет генетику даже будущих поколений, — в который уже раз повторяет врач-нарколог Тамара Мясникова. Хотя по мальчику можно сделать заключение, что оно сказалось уже на этом поколении. Он спокоен, хотя и ерзает, стоя, под маской — ухмылка. Обещания исправиться раздает с привычной и отработанной легкостью.

— Я же обещал бросить пить, вот, бросил!

— А что, много лет до этого пил?

— Много, — машет рукой.

Присутствующий здесь же его отец-пенсионер едва поднимает голову.

— Я сделать с ним ничего не могу, он меня не слушает. Да, домашние задания не делает, да, прогуливает. Пишите на лишение родительских прав, я все подпишу! — машет рукой. Уже завтра, как решено на КДН, он действительно пойдет в органы опеки с заявлением. И Витя после этого поедет в спецучреждение. Только тут на глазах мальчика выступают слезы. Но вот настоящие ли они, или он играет, уверенный, что все снова ему сойдет с рук, — непонятно.

Петр и Стас — старшие дети у своих мам. Мальчики живут в разных районах, учатся в разных школах, и их семьи, видно невооруженным глазом, тоже совсем разные. В одной двое детей, и с виду семья вполне благополучная. В другой — пятеро. Материалы на комиссию пришли из полиции. Куда, в свою очередь, поступил сигнал, что двое несовершеннолетних (Петя и Стас) ушли гулять и домой не вернулись. Возвращала их полиция, поднятая по тревоге.

В 16 часов ушли, в 19 их доставили домой. Правда, в 19 часов следующего дня.

— Где вы были?

— Везде.

— Что делали?

— Гуляли.

— А ночевали, спали где?

— А мы не спали, не хотелось. В подъезде посидели до утра и опять гулять пошли.

Как выяснилось из ответов, которые из подростков пришлось тянуть будто клещами, на самом деле все было не так безобидно. «Гуляли» ребята на деньги, которые отняли у проходившего мимо ребенка в районе Садовой.

— Он что, по доброй воле вам деньги отдал?

— Нет.

— А вы знаете, что это уже статья — «грабеж»?

Молчание в ответ. И мотание головой на вопрос, собираются ли они эти деньги возвращать. Причина проста: ограбленного ребенка они даже не запомнили.

Эта компания, где главным, думается, является Петр, постоянно тусуется в районе. Отираются возле супермаркета, цепляются к взрослым, вымогают деньги у детей, сидят на трубах теплотрассы допоздна.

По мере прояснения подробностей у мамы Стаса глаза наполняются ужасом, у мамы Петра остановившийся взгляд в стену не меняется. А отвечать и платить штрафы — им. Что касается мальчиков, то их пока ставят на учет, а если ситуация повторится, ребята поедут в спец-учреждение закрытого типа. И это не приют, а колония для несовершеннолетних.

Студент колледжа 16 лет отроду был вызван на КДН по поводу кражи в супермаркете, которая произошла еще в начале осени. Но, как выяснилось, с этого момента он успел накуролесить еще.

Мама отправила его в пригород привезти из родительского дома какие-то документы. Сама, поскольку рано утром нужно было ехать на смену, осталась в городе, наказав сыну протопить печь и вернуться на следующий день. А он вместо этого кинул клич ровесникам в чат, и веселая компания несовершеннолетних из Ржева на такси, нагрузившись выпивкой и закуской, тронулась в путь.

— Они сломали в доме все: новую кухню, газовую плиту, стенку, купленную моей матерью недавно на свой юбилей, загадили весь дом, — ужасается мама подростка. — Я не знаю, кто точно там в этой компании был, а сын не говорит, поэтому даже ущерб мне никто не возместит.

Мальчик, опустив голову, молчит. А что тут еще сделать? Разве что радоваться, что дом не сожгли и заживо в нем не сгорели…

Целым косяком шли на КДН школьники и студенты, застуканные за курением на территории своих школ и колледжей. Мальчики и девочки. Подростковый врач-нарколог спрашивала у всех, видели ли они фильм о вреде никотина, его в обязательном порядке крутят старшеклассникам и первокурсникам. Выясняется, видели — тот самый, о генетическом оружии. Но не вняли. Ребята заходят гурьбой — успешные, умные, спортивные, высоченные, и вместе с ними в кабинет заходит запах табака.

— Как только из-под опеки родителей уходят, на первом курсе, как с цепи срываются во все тяжкие, — вздыхает представитель колледжа.

В нескольких случаях с подростками приходят родители. Одни молча слушают и внимают, другие пытаются спорить.

— Я точно знаю, что моя дочь не курит. Мы тест на никотин купили в аптеке в тот же день, он отрицательный! — горячится мама.

— Тест ничего не покажет уже через полчаса после однократного курения, — поясняет нарколог.

— Неправда, на нем написано — трое суток, — парирует женщина. — Я буду оспаривать постановление!

— Это ваше право, — отвечают ей. — Только не пожалейте потом. Сейчас вы им верите, а они в своей безнаказанности идут дальше. Кто-то да, попробует и остепенится. А другие вернутся сюда снова, через несколько лет — уже в качестве родителей, а вместе с ними — вы, с просьбой лишить их, пьяниц и наркоманов, родительских прав и отдать внуков на воспитание вам.

Звучит слишком жестоко, скажете вы. Не спешите. Опыт взрослых знающих людей из комиссии по делам несовершеннолетних позволяет им делать такие выводы, даже если многим из вас они кажутся надуманными.

Имена и обстоятельства в публикации изменены

Светлана АРТЕМЬЕВА