Сергей Петрович НИКОНЕНКО, актёр театра и кино, кинорежиссёр, сценарист, народный артист РСФСР: «ЕСТЬ РОЛЬ, КОТОРАЯ НЕ ОТПУСКАЕТ ПО СЕЙ ДЕНЬ…»
— Добро пожаловать, Сергей Петрович, в Город воинской славы Ржев. Вы не впервые на ржевской земле?
— В третий раз. Когда-то выступал здесь на фестивале. Но мое знакомство с тверским краем произошло, когда был совсем маленьким.
Я родился за два месяца до начала Великой Отечественной. Папа посадил нас с мамой 21 июня на поезд и отправил к себе на родину, в Смоленскую область, под Вязьму. Мы оказались на оккупированной территории, среди фашистов. Здесь шли самые ожесточенные бои. Три «кровавых мешка», где люди гибли тысячами! В 50-ти километрах от нас — Ржев, в 70-ти — Вязьма, в 80-ти — Духовщина… Адский треугольник между Смоленском и Вязьмой. И мама со мной на руках…
В Москву вернуться не успели, началась оккупация. Отец — на фронте. Мама со мной, грудным, решила выбираться. Помогли свои: привезли, уже зимой, к партизанам. Там мама и готовила, и стирала, и за ранеными ухаживала. Потом нас и ещё нескольких женщин с детьми перевезли в другой отряд, затем в третий. Кочевали, пока партизаны не решили переправить нас через линию фронта. Бросили на землю плащ-палатку, на неё мама положила меня, взялись с провожатым за углы, легли на землю — и поползли. Неподалеку снаряды рвались, земля гудела, сигнальная ракета в небо взлетела и зависла над нами. Мама меня собой закрыла, крестилась и читала молитву. Несколько раз останавливались, в канавы скатывались, чтобы не заметили. Всё вокруг дрожало, выло и вспыхивало, а я смеялся. «Бедовый у тебя парень, — улыбнулся провожатый. — Принял боевое крещение, теперь ему всё нипочем будет».
Только к концу марта 1942-го мама смогла перейти линию фронта, у Белого.
Находиться в этом треугольнике было невозможно… И пошли мы из Белого на Осташков, а оттуда — на Вышний Волочёк.
Дошли до «большой земли», ночевали в деревнях: женщин с детьми везде пускали. Как-то у меня начался жар, вылечили — помог хозяин избы, в которой мы жили. В другой раз мама несла меня на руках, а я кричал-надрывался. Прибежала к доктору, оказалось — грыжа, помчалась в страхе, прижимая меня к себе, в больницу. Сделали операцию. Одну зиму мама работала в Вышнем Волочке на фабрике — валяла валенки. Дали нам и другой женщине с двумя детьми угол в бараке, нары двухэтажные соорудили — живите. Здесь мама и узнала, где отец. Больше года не было от него вестей! Он был призван на третий день, водил ракетную установку «Катюша»… Нашли его через милицию. Мама написала отцу письмо, и пришел ответ: он жив!
В 43-м папа был ранен, его перевели в Москву, в пожарную команду, шофером. Мы вернулись домой только в 44-м. Вот его красную пожарную машину я хорошо помню. Недалеко от дома стояла, там, куда мы за керосином ходили… Я очень гордился отцом. Как же! Такую машину водит! Мой папа — самый главный в мире! Хотя и младший сержант.
— А кем была Ваша мама?
— Мама работала стеклодувщиком электролампового завода. У неё была мужская профессия. До сих пор удивляюсь, как такая маленькая женщина могла работать в горячем цеху!
— И паренек из простой семьи вы-брал актерскую профессию. Почему?
— Лет в 13 окончательно решил, что буду артистом. Потому что по многим предметам в школе не успевал. Когда меня спрашивали: «Сережа, а как ты учишься?», я честно, глядя в глаза, говорил: «Без троек». Потому что в дневнике были одни двойки. Я ненавидел химию. Но мой внук, Петя, сегодня с тем же рвением (как я когда-то осваивал актерскую профессию), изучает химию. Ему это занятие очень нравится.
Со школьных лет стал заниматься в драмкружке в Московском городском Доме пионеров. Выступал, в конкурсах участвовал. У меня в репертуаре было семьдесят стихотворений. Тогда, в 50-е годы, вместе со мной постигали азы искусства Леня Нечаев, будущий режиссер «Буратино», «Красной Шапочки» и других сказок; а также Виктор Татарский, многие помнят, что каждую пятницу выходила его передача «Встреча с песней». Вспоминаю Володю Штейна, который руководил кружком кукольного театра (туда мальчиком пришел Юрий Богатырев). В этом же драмкружке начинали Наталья Гундарева, Володя Иванов (сейчас один из лучших педагогов, профессор Щукинского училища), а также два режиссера, ставшие впоследствии очень известными: Вячеслав Спесивцев и Валерий Белякович. А еще Наталья Гундарева, Ольга Науменко, Ольга Кабо. Кружок был для нас как семья.
— Поэтому по окончании десятилетки альтернативы не было?
— Конечно. Но все четыре театральных вуза, которые я прошел, меня не приняли. Везде доходил до третьего тура — и всё. Это я, который столько лет занимался в лучшей студии художественного слова и в шестнадцать, не имея актерского образования, уже получил диплом на конкурсе артистов-чтецов! Все уверяли: тебе в актеры — зеленая улица. И вот те на! Я плакал. Потом появилась злость. Оставался ВГИК, куда я не хотел поступать, так как далеко от дома он находился.
Во ВГИК поступил в мастерскую Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Потом благодарил судьбу за это.
Моими однокурсниками были Николай Губенко, Евгений Жариков, а из девочек — уже снимавшиеся в кино Жанна Болотова, Жанна Прохоренко, Галина Польских, Лариса Лужина. Когда пошли этюды, решил присмотреться, что покажут ребята и девчонки. Сергей Аполлинариевич попросил нас представить, будто ловим мух или комаров. Один студент вышел, другой, третий… Неужели я так не сумею? Но смекнул: надо что-то другое показать. Буду ловить голубей!
Голубятни в моем послевоенном детстве были в каждом московском дворе. Наверное, какая-то жажда свободы, воли находила свой выплеск в том, чтобы смотреть, как летают эти птицы на головокружительной высоте… Соседи, друзья, тенистые от зелени летом и белые зимой звенящие детскими голосами дворы — и парящие в квадратах неба голуби…
Показал Герасимову и однокурсникам, как мы ловили голубей, как гладили их перья и опять выпускали в небо. Прежде выступал такой немножко уже «актер актерыч» с отработанными чужими движениями, жестами, интонациями, живого почти не проскальзывало. А тут проявилось своё, ни на чьё не похожее, жизненное.
— Зрители Вас знают по фильмам «Звонят, откройте дверь», «Странные люди», «Инспектор ГАИ», «Завтра была война» и многим другим.
— Если считать по ролям, я снялся в 228 фильмах и сериалах. И до сих пор снимаюсь.
— А какая роль самая любимая?
— Все любимые. Но есть одна, которая не отпускает по сей день, — в фильме «Пой песню, поэт!» я сыграл Сергея Есенина.
На эту роль претендовали несколько кандидатов, включая Табакова, Видова. Но, увидев меня, Михаил Ромм воскликнул: «Так вот же он! Один в один, Есенин!» Работая над ролью, как учил Сергей Герасимов, стал изучать биографию поэта. Встречался с людьми, которые знали его при жизни. Скупал (порой, в долг) прижизненные издания стихотворений. Всё, что связано с поэтом, меня интересовало — и друзья, и недруги… Нашёл воспоминания Изрядновой (Анна Романовна, первая гражданская жена Есенина, мать его сына, Георгия Изряднова, который был расстрелян в 1937 году). Там говорилось о поэте… Оказалось, что Изряднова какое-то время (1923-1946 годы) прожила в коммунальной квартире в Сивцевом Вражке. Поселилась здесь она уже после расставания с Есениным. Поэт не жил там, но её и сына, конечно же, навещал. И к Изрядновой он заходил как раз перед роковой поездкой в Санкт-Петербург… Вот так в 1994-м после ремонта я открыл в этой квартире частный музей — Есенинский культурный центр, где находятся скульптуры многих известных поэтов, живописные полотна, прижизненные издания книг Есенина и другие редкие экспонаты.
— Значит, Вас можно назвать ещё и музейным работником?
— Да. Каждый год, в мае, меня поздравляют с Международным днем музеев.
— Удивительно, как работа над ролью переросла в большую любовь к поэту и человеку Сергею Есенину.
— Это так. И сейчас я этот музей передаю в дар Москве.
— А с родиной Есенина Вас что-то связывает?
— Помогаю его землякам из села Константиново, где мы снимали фильм. В 2000 году там была церковь без колокольни. Я взялся за это дело, и колокольня встала. 24 сентября прошлого года отправил в Константиново одну из самых моих любимых открыток, написанных рукой Есенина. Что интересно, эта открытка сто лет тому назад была отправлена именно из тех мест. И сейчас снова ушла на родину поэта.
— Вы играли в «Войне и мире» у знаменитого Сергея Бондарчука. Расскажите об этом.
— Помню, в октябре 1963-го приехал со съемок. Роль небольшая, но у какого мастера! Сергей Федорович начал снимать в ней другого молодого актера, но отказался от него, о чем мне сообщили уже после съемок. Пригласили меня, а мы во ВГИКе готовили дипломный спектакль, Герасимов к Бондарчуку отпустил. На съемки я приехал среди ночи, поселили меня к спортсменам, изображавшим артиллеристов на батарее Раевского.
Утром явился на площадку: огромные многотысячные колонны движутся — массовка для съемок батальных сцен. Обрядили меня в военную форму довольно приблизительно, а сапоги нашлись при моем тридцать девятом размере только сорок второго. В одежде явно с чужого плеча, стараясь, чтобы ноги в сапогах не болтались, предстал я перед Сергеем Федоровичем. «Давай поделаем этюды», — сказал он, чтобы посмотреть, подойду ли. После первого этюда заключил: «Хорошо, только плечи у тебя ходуном ходят…» — «Не в плечах дело, — говорю. — Сапоги велики на три номера». Бондарчук распорядился, чтобы сшили мне новую форму и нашли обувь по ноге. За два дня в местном ателье справили обмундирование — все вплоть до кивера, а сапожник смастерил сапоги. Подтянутый, как бравый военный, явился на съемку.
Предстояла сцена, где мой герой прогоняет с батареи Пьера Безухова, которого играл сам режиссер. Стали с Сергеем Федоровичем репетировать, по-разному пробовали, вдруг он предлагает: «Представь, что ты юная барышня, сидишь у себя в будуаре, а к тебе вваливается бравый гусар. Ты, конечно, кричишь, чтобы он немедленно убирался. Вот так и играй эту сцену». Сняли, и Бондарчук во всеуслышание — а возле него всегда человек пять-семь помощников находилось — отметил: «Хорошим ты артистом оказался». И тут же меня от спортсменов перевели в двухместный номер. А перед съемками одной из массовых сцен — солдаты, обезумевшие от бойни, бегут с поля боя — Бондарчук позвал меня и объявил исполнителям: «Как вам артист покажет, так и играйте». Переодели в солдатскую форму, и я приступил к уроку. Вечером меня пригласили к Сергею Федоровичу в вагончик на званый ужин с зайчатиной под водочку.
— Сергей Петрович, как Вам удается совмещать работу актера и режиссера? Почему Вы стали снимать фильмы?
— Раньше совмещал. Сейчас уже не по силам.
Почему стал режиссером? Вы знаете, в актерской профессии всё очень ненадежно. Мне, возможно, повезло. До сих пор предлагают роли. Но посмотришь на другие судьбы, простои бывают и по 3-4 года, и по 10 лет. Чтобы не зависеть от обстоятельств, занялся режиссурой. Мне было интересно что-то рассказать людям с экрана. И делать это по-своему. По сей день не всё нравится, что признано гениальным у Тарковского или Феллини. На мой взгляд, гораздо интереснее Шукшин. Я снял 16 фильмов (в том числе, и по рассказам Шукшина), сам писал сценарии и играл в них как актер.
Но сейчас не хочу заниматься режиссурой. Объясню почему. Фильм «Охота жить» на пяти фестивалях получил призы, а на экраны так и не вышел.
— Будем надеяться, что справедливость восторжествует, и эту картину зритель увидит.
— Поживем-увидим.
— Сергей Петрович, как Вам удается быть в хорошей физической форме?
— Работа. Когда занят делом, забываю о своих болячках. Силы дают также хорошие книги. Читаю самые разные. Сейчас увлекся Владимиром Бушиным и Вадимом Кожиновым. Это критики, социологи, политологи.
— Не успели побывать у мемориала Советскому солдату?
— Нет. Это всё впереди.
— Тогда до новых встреч на ржевской земле. Спасибо за интересный рассказ и всего Вам доброго!
Беседовала Елена СООЛЯТТЭ
Фото из свободных источников