Про Агафью Лыкову знают многие. Ей, её жизни посвящено немало сюжетов на телевидении, снят не один документальный фильм, интернет пестрит видеороликами про таёжную отшельницу, сотни публикаций в газетах и журналах. В понедельник, 17 апреля, аккурат после Пасхи, Агафье Карповне исполнилось 79 лет, 35 из которых она живет одна. Нет, не одна — с Богом, говорит Лыкова.

Впервые её, точнее семью староверов Лыковых, живущих десятки лет уединённо в глухой тайге, широкой общественности представил Василий Песков, публицист газеты «Комсомольская правда», в конце 1970-х годов. Его статью «Таёжный тупик» я, будучи ещё школьницей, прочитала на одном дыхании, а затем следила за новыми публикациями — так захватила меня история людей, не пожелавших предать свою веру. Тогда многое из рассказанного журналистом воспринималось как романтическая история с приключениями семьи, живущей в дикой природной стихии. Представлялось, как люди добывают и запасают пропитание, обустраивают свой быт, как обходятся без привычных, ставших обыденными для нас магазинных товаров. Было интересно думать о том, как живёт семья, не зная, что происходит в стране, в мире… Хотелось хотя бы издалека на всё это посмотреть. Но я понимала: где я и мой Ржев, а где Лыковы и тайга.

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В конце октября 2002 года я побывала на таёжной заимке староверов Лыковых. К этому времени там хозяйничала одна Агафья Карповна. Мать, отец, братья и сестра покоились на единственном таежном погосте.

Как мне удалось попасть на таежную заимку Агафьи Лыковой? В Государственной Думе РФ, куда я была избрана в 1993 году, существовала практика работы депутатов в своих округах — это были отчеты перед избирателями, прием граждан, мониторинг социально-экономической обстановки на местах своими, скажем так, глазами. Часто товарищи по фракции приглашали в регионы коллег, получалась депутатская бригада. Подобные расширенные визиты позволяли охватить вниманием граждан, провести встречи с избирателями, донести больше информации и увезти немало жалоб, просьб, наказов. От Кемеровской области в Государственной Думе во фракции КПРФ работали тогда Нина Останина и Анатолий Чекис. Они и пригласили меня в их регион для отчета депутатов фракции.

Командировка была насыщенной. Встречи проходили как в центре, так и в дальних районах Кемеровской области. Одним из таких стал Таштагольский район (на территории Горной Шории, это несколько субъектов Кемеровской области и Алтайского края). В Таштаголе нас встречал глава района — Владимир Макута (главой Таштагольского района этот незаурядный руководитель был с 1997 по 2022 год, затем досрочно сложил полномочия и возглавил по распоряжению губернатора Совет по развитию Горной Шории, называемой ещё сибирской Швейцарией).

Мы сверили с Макутой рабочий график. Он пояснил, где может присутствовать на встречах с гражданами, а где в силу занятости — нет. И обмолвился, что через два дня запланирован визит к Агафье Лыковой. «Надо ей продукты и кое-какие товары доставить. Хотите со мной?» — и лукаво посмотрел на нас, уже предвидя ответ. У нас не было слов, одни эмоции…

Рабочие дни нашей депутатской группы пролетели незаметно. И вот ранним октябрьским утром мы уже занимали места в вертолете. Взяли подарки, сувениры. Оглядев их, Владимир Николаевич изрек: «Оставляйте свои пакеты сразу здесь. Карповна к такому добру не притронется, вера ей не позволяет». Мы не поверили: в глухой тайге всё пойдет впрок, сгодится. И пакеты с банками-склянками-коробками ещё крепче прижали к себе. Макута улыбнулся: ну-ну, дерзайте, товарищи!

Летим. Почти как в песне. Под винтом вертолета о чём-то поёт море тайги, правда, не зеленое, а золото-багряное, кое-где даже белые полосы снега мелькают. Больше часа швыряет нас по скамейкам вертолета — вот так транспортное средство…

«Терпите! Скоро Абакан, чуть над ним пройдем и будем приземляться!» — кричит Владимир Николаевич сквозь шум мотора. И правда, глянули — внизу речная лента, по берегам россыпь валунов, затем широкая низина с мелкими камешками — на них и присел вертолет.

По вертолетной лесенке стали спускаться на землю. Подняв голову, я вдруг увидела, как по крутому взгорью к нам спускается женщина. Оторопев от неожиданности, я смотрела на маленькую хрупкую фигурку в широком зипуне, почему-то рваном, завязанном под подбородок платке и резиновых больших сапогах. Агафья, а это была она, улыбалась так широко и искренне, что мы радостно выдохнули.

— Вот так всегда — пускай без пирогов, но с радостью встречает гостей наша Карповна, — прокомментировал Макута. Он же сразу рассказал ей, кто мы, зачем прибыли, и дал команду разгружать вертолет. Мешки с крупой, мукой, какие-то ящики, рулоны полиэтиленовой пленки, доски, гвозди…

Агафья, Макута и несколько человек гостей гуськом по узкой тропинке от речки поднимаемся к заимке, до дома таежной отшельницы. Мне любопытно всё! Действительность оказалась далекой от романтического заочного восприятия жизни Агафьи Карповны. Избушка ветхая, сараюшки-развалюшки, изгородь из разномастных кольев, кругом хлам, задубевший по осени бурьян, и в нем бродят куры, несколько овец с бараном и две козы. На чердаках, а они не зашиты досками, а лишь накрыты козырьками крыш, мелькают кошки, собак не видно… Просим разрешения зайти в дом. Там тоже всё бедненько, печной сажей покрыты стены, в углу тряпьё, печка черным-черна, у маленького оконца стол-трибунка, на нём раскрытая книга-тропарь.

— Хотите почитаю? — вдруг спрашивает Агафья Карповна.

Киваем. Она нараспев начинает читать на старославянском языке какую-то молитву, лично я ничего не понимаю, впрочем, и обыкновенную речь Агафьи не сразу поймешь — часть слогов проглатывает, подкартавливает, где-то шепелявит. Но в целом это воспринимается органично и вразрез с окружающим не идет. Простоватость Агафьи Карповны — средство защиты от «понаехавших», любопытных гостей у неё после публикаций Василия Пескова стало много, встречались и лиходеи. О хорошем и плохом в своей судьбе Агафья рассказывает откровенно, не таясь, может, такая по характеру, а может, истосковалась от одиночества.

Спрашиваем, а был ли когда здесь губернатор Тулеев? Оказывается, не раз. И знакомил Агафью со своим коллегой Александром Лебедем.

— Большие очень, добрые, но табачищем воняют, — морщится хозяйка заимки.

— А гостинцы привозили?

— Ерунду всякую, куры есть не стали, — отвечает.

Владимир Николаевич поясняет, что то были конфеты в коробке и печенье.

— А ей вера не позволяет подобное в руки брать. Она и сахар не ест, мёдом обходится, и мылом не пользуется, золой моется. Лишь с недавних пор стала принимать отдельные товары — строительные, бытовые. Вот и вы со своими гостинцами — апельсинами, консервами стоите, она же их не берет…

Действительно, мы пытались отдать Агафье привезенное, а она довольно тактично словно и не замечала подарочки. Мы так и ходили за ней с пакетами.

Агафья Карповна сама печет хлеб, добавляет в муку картошку, дрожжей, разрыхлителей и тому подобного не признает. Хлеб у нее, даже свежей выпечки, твердый, хоть гвозди забивай. Один каравай она нам дала — Анатолий Чекис сказал, что через несколько дней его дочь выходит замуж и ему хочется на свадьбу привезти хлебный каравай из тайги. Вид у хлеба был совсем не праздничный, и мы на обратном пути в вертолете его попробовали, но, откусив по кусочку, съесть не смогли. А Агафья всю жизнь питается таким хлебом.

Находясь в доме, попросили попить. Хозяйка молча кивнула на ведро, рядом стояла кружка, мы поняли, что это только для гостей. Сама она из этого ведра воду себе не черпает, а кружкой этой не пользуется. Кстати, и зимой, и летом воду носит с речки, спускаясь и поднимаясь метров сто по крутой тропке.

Продукты у Агафьи должны быть все натуральные, поэтому ей приходится возделывать огород, бортничать — собирать мед диких пчел, запасать кедровый орех, ловить рыбу, держать овец-коз, готовя им корм на зиму, дрова для обогрева и много чего другого делать. Диву даешься, как она выдерживает такую нагрузку. Добавьте сюда одиночество, страх перед диким зверем — медведи, волки наведываются к жилищу частенько, электричества нет — смогли бы вы так жить?

Нет, Агафья Карповна не брошена на произвол судьбы. Местная власть держала с ней постоянную связь, снабжая тем, что она просила. Но трудность — в её образе жизни, привычках, правилах. Очень многое она отвергает, не принимает в обиход. От переезда отказывается: дала слово умирающему отцу не покидать заимку. Но есть и еще одно обстоятельство: Агафья уже не выдержит иной среды обитания.

Сама Лыкова, понимая, что совсем избегать помощи для неё становится смерти подобно, пошла на ряд послаблений в предначертанных её старообрядческой верой табу. Научилась пользоваться рацией на батарейках, стала принимать лекарства, позволяет врачам обследовать себя. Сейчас Агафья внешне такая же, какой я её увидела в 2002 году. Правда, теперь у нее на заимке кто-то почти постоянно живет, волонтеры вахтовым методом приезжают помогать. Но она и в этом общении установила четкие границы — в свой дом (а ей построили новый) никого не пускает, ест то, что готовит сама.

Мы улетали от таежной отшельницы в легких сумерках октябрьского дня. Она нас провожала. Владимир Николаевич на пути к вертолету вдруг обратился к Агафье: «А что же ты ничего не подарила гостям?»

— А чё же я подарю? — остановилась она.

— Ну хоть бы морковкой угостила, у тебя же есть морковь? — продолжал Макута.

Мы засмущались, а Агафья после секундного замешательства вдруг стала нагибаться и протягивать каждому из нас речной голыш — гладкий камень, обточенный водой:

— Вот, берите.

И представьте себе, подарок-сувенир с далекой таежной заимки стал самым ценным экспонатом в моей личной коллекции интересных вещей — я привезла его в Москву, а годы спустя — в Ржев. Сейчас, когда взгляд нет-нет да и наткнется на этот камень, вспоминаю Агафью Карповну, таежную отшельницу, и желаю ей доброго здоровья и бодрости духа. Своей жизнью она заслужила наше уважение, являясь до сих пор хранителем твердой веры, исконно русского языка и любви к окружающему миру…

Татьяна АСТРАХАНКИНА