— Тимур, в стенах храма Святого Луки я познакомилась с замечательными людьми, талантливыми музыкантами Екатериной Дмитриевой и Александром Цветковым, рада знакомству с Вами и хочу сказать, что мне на приятных, интересных людей везёт. Уверена, и Вам везёт на яркие встречи.

— Все мои успехи, воплощенные в жизнь проекты основываются на отличном отношении коллег к моим делам и замыслам, на поддержке родителей, педагогов, всех, кто меня окружает. Всё, что я сейчас умею — результат общения с людьми. Меня поддерживают администрации, друзья, постоянные слушатели, которые ездят со мной на концерты по всей России.

— Ваши фанаты…

— Они больше, чем фанаты. Это истинные ценители музыки, которые понимают ее тонкости, помогают, советуют, как лучше организовать моменты, на которые у меня уже не хватает времени. Истинные ценители не просто любят музыку, а любят всё, что связано с конкретным видом исполнительства, в моём случае с органом. И, конечно, уважают других органистов, не только одного музыканта. Здесь нет культа личности, есть культ органа, я за него.

— Видела в группе «ВКонтакте» ролик: Вы проводите занятия для младших школьников. Неужели среди детей такого возраста уже появляются ценители органа?

— Конечно, их появление неизбежно. Если начать изучать органную музыку с детства, любовь к ней растет вместе с человеком. Впервые живой орган я услышал уже будучи студентом Петербургской консерватории. Завидую тем детям, кто приходит ко мне на экскурсии. Когда они, казалось бы, малыши, знают, кто главный композитор в органной музыке; знают, что на органе играют не только руками, но и ногами; могут отличить фугу от прелюдии; понимают, что такое полифония, а что такое гомофония. Знакомятся с органом постепенно, понимают его, начинают сравнивать разные органы, разные эпохи органной музыки, умеют отличить классицизм от барокко, романтизм и старинную музыку.

На своих занятиях для детей я или совсем не ставлю сложную музыку, или преподношу ее попроще: играю только прелюдию, делаю фрагмент-иллюстрацию. В видеороликах мы заглядываем внутрь органа, я даю подержать в руках ноты…

— Даже органный ботинок из рюкзака идет в ход…

— Было такое, привез специально, чтобы наглядно показать обувь органиста (смеётся).

— Признаюсь, впервые услышав орган, я зевала и почти уснула. С каждым последующим прослушиванием короля инструментов этот побочный эффект наблюдаю за собой все меньше. Когда Вы услышали орган, наверняка, были к органной музыке готовы…

— Услышал и понял — хочу попробовать на нем играть. Начал пробовать и понял: в этом направлении много неизведанного. Причем, не только для меня, но и для российской аудитории в целом, орган — неразработанное пространство.

— Вы говорите, что счастливый человек. Из чего складывается Ваше счастье: люди, инструмент, города, концерты…

— Счастье — заниматься любимым делом, а когда им занят — не столь важно, где и с кем. Когда любимое дело радует, абсолютно не важно, играю ли я в маленькой церкви, или в огромном доме музыки к Москве, или работаю в Белгороде. Тогда и остальные, житейские, проблемы отходят на второй, а то и третий план.

— Вы выступали на аренах с тысячами слушателей, с сопровождающими концерт зрительными спецэффектами, а для Вас самого грандиозное выступление — это какое? Выступление в Ржеве, при полном зале в храме Святого Луки, под неожиданно начавшийся ливень и под колокольный звон — тоже можно назвать грандиозным.

— Здорово совпало! Мне нравятся такие парадоксы природы и музыки, значит, что-то резонирует во Вселенной в такие моменты, случился и «Космос и хаос», как у меня в Импровизации. Во время моих выступлений подобное происходит. Однажды в Белгороде на город обрушился град. Градины засорили ливневые стоки, и в зал, где проходил концерт, тоже стала попадать вода. Я слышал журчание, что-то падало, люди от стен устремились к центру, к сцене, я продолжал играть.

— Схоже с эпизодом из фильма «Титаник»…

— На концерте в Ржеве в переносном смысле было как на «Титанике». Когда случилась пандемия, все органные залы прекратили работу, наш не закрылся. Три концерта сыграли онлайн, но орган звучал. Началась военная операция, Белгород — горячая точка. Кто-то выказывал недовольство, что в такое время — и концерты. Но я считаю и говорю вслух: орган — голос и сердце нашего города, как метроном в Санкт-Петербурге.

Отвечая на Ваш вопрос о грандиозности, скажу так: каждое выступление имеет свой дух и энергетику. Иногда случается попасть в резонанс. Программа, с которой мы приехали в Ржев, много раз играна, задел прочности у нее большой.

— Некоторые произведения вы играли вместе со скрипачом, студентом Санкт-Петербургского музыкального училища имени Римского-Корсакова Никитой Давыдовым…

— С Никитой мы сыгрались отлично, разбуди ночью, исполним (улыбается). Главное, чтобы совпали энергии ансамблистов, зрителей, места концерта, органа, в Ржеве все это совпало. И доказательство этого, как бы мои слова эзотерически ни звучали, отклик природы. Она и плакала под Уильямса «Список Шиндлера» и звенела, когда раздался колокольный звон рядом стоящего храма, сияла солнцем, когда звучала «Nella fantasia» (месса мира) Моррикконе. Я счастлив.

— Автор и исполнитель импровизации «Космос и хаос» — Тимур Халиуллин. Произведение придумано и сыграно на ходу?

— У импровизации нет законченной формы и нот. Каждый раз, в зависимости от инструмента, настроения, обстановки она меняется, то сокращаясь, то множась; меняются местами эпизоды. Это как игра в кости. Конечно, есть заготовки, шаблоны, которые использую, но в целом этот метод я назвал бы алеаторика (вид музыки, искусства, когда можно менять местами слагаемые, и всякий раз получать новый результат). Например, в музее современного искусства Эрарта в Петербурге видел инсталляцию: на валики наклеено полотно с изображениями, их можно вращать и всякий раз получать разную картину, а сами валики неизменные. С этим бы я и сравнил свой «Космос и хаос», в этом смысле это импровизация.

— Помимо органа, Вы играете на карильоне (прим. ред. — набор колоколов, соединенных с клавиатурой). Не знала и не слышала о таком инструменте.

— Это очень редкий инструмент. О нем знают немногие.

— Считается, что колокольный звон лечит, склоняюсь к тому, что и органная музыка — тоже…

— Точно лечит. В Ржевской церкви святого Луки когда-то был госпиталь, сам Лука был врачом и покровителем врачевателей, настоятель Валерий интересно об этом месте рассказывал.

— А Вы какого вероисповедания?

— Мусульманин. Читаю намазы, не ем свинину, соблюдаю основополагающие нормы шариата, играю на мессах, дружу с католиками, лютеранами, баптистами, православными. Для меня язык музыки — общий знаменатель, в нем нет границ. Однажды лютеранская церковь Штутгарта пригласила меня на празднование 500-летия лютеранской реформации.

— Приехал мусульманин, из православного города…

— …Татарин по национальности, русский по менталитету, россиянин по гражданству — выступать с немецким хором, который поет на русском языке, русскую мессу, сочиненную русским композитором. Смешение народностей и музыка — объединяющий нас всех язык.

— Полностью поддерживаю. Тимур, Вы из музыкальной семьи?

— Да. Мама окончила музыкальное училище по классу хорового дирижирования, преподавала. Папа — мультиинструменталист-самоучка. Играет на гармошке, гитаре, фортепиано, в армии играл на трубе, сейчас на губной гармошке. По основной профессии он технарь, работает на опытно-механическом испытательном заводе, в чем-то его профессия близка к органному делу, ведь орган напоминает токарный станок.

— Точно, что-то есть. На чем Вы еще играете?

— Фортепиано, карильон, клавесин. В училище факультативно занимался аккордеоном.

— А еще Вы отлично катаетесь на роликах! Видела.

— Это для меня не просто хобби, а средство развить ноги, в исполнительстве на органе они важны. Чтобы полностью отдаться эмоциям, исполнительскому потоку и не думать, куда и как нажимать, нужны систематические тренировки. В работе с ногами помогает велосипед, в филармонию и домой езжу на нем даже зимой.

— Мне и многим слушателям (судя по реакции) никак не верилось, что Каприз № 24 Паганини Вы играете в переложении для органной педали соло, и руки не задействованы совсем!

— Такое исполнение сделал своей отличительной чертой. Выбрал его, чтобы привлечь внимание детей и взрослых. Так легче воспринимается сложная музыка. Конечно, это не краеугольный вид исполнительства, он не так важен, но магистерскую диссертацию писал на тему «Педальное соло как особое средство выразительности в органной музыке». У меня есть программа «Виртуозная педаль», где я собрал все пьесы для органной педали. За нее мне дали звание «Органист года-2020». В России моя программа — единственный пример того, как можно активно использовать педальное соло в концертной деятельности. Мой кумир, американский органист, композитор и виртуоз Кэмерон Карпентер, экспериментирует в том числе и педальным соло.

— На органе играете только на работе и на концертах?

— Дома есть электронный орган, он принимает активное участие в разъездных концертах и пленэрах.

— Каково возить такой инструмент!

— Кораблю тоже безопасней в гавани, но не для этого строили корабли. Жизнь у моего органа, возможно, будет короткой, но яркой.

— Какую музыку Вы случаете?

— Академическую, на пластинках. Порой, когда затеваю уборку, Баха — думаю, он бы обиделся, узнав это. Но это лучше, чем убираться в тишине или под МузТВ. Слушаю Якуба Жозефа Орлинского, он занимается брейк-дансом и великолепно поет оперные партии.

— Спасибо за интересную беседу! Несколько слов-пожеланий ржевитянам, Тимур.

— Ходите на концерты, это главное средство общения с миром, с богом, с культурой, это как портал. Слушайте разную музыку, избавляйтесь от инерции восприятия органа, как только религиозного инструмента.

Беседовала Ольга ЖДАНОВА

— Сергей Петрович, с сожалением должна признать, что героями наших публикаций представители рабочих специальностей бывают нечасто. Хотя среди них очень много интересных людей, а в умении трудиться и верности собственному предприятию они могут служить достойным примером всем окружающим. Вот Вы, например, на заводе уже без малого пятьдесят лет, и хотя на пенсию могли бы уйти еще десять лет назад, активно продолжаете работать на том же месте, куда пришли в каком году, напомните?

— В 1975-м. После окончания школы и техникума (по специальности механизация и электрификация сельского хозяйства) полтора года поработал на городском автотранспортном предприятии, а потом увидел объявление и пришел сюда механиком. Так до сих пор и работаю… Нас было трое вместе с начальником Н.Ф. Булановым на 150 единиц транспорта, среди которых 40 — строительная техника, ведь каждый год тогда завод строил и сдавал по жилому многоэтажному дому, застраивая район «семи ветров».

— Наверное, та активность, которая присутствует в Вас сейчас, в молодости была еще сильнее?

— В техникуме, в армии, а потом на заводе я до 28 лет был комсоргом. Студенческие годы очень деятельные. В техникуме тогда было свое подсобное хозяйство, своя, лучшая в городе, столовая. По вечерам после учебы бежали играть в ансамбле — был духовой, эстрадный, я играл на ударных. А еще всю жизнь играл на баяне, выучился сам. И с женой своей познакомился, когда на свадьбе выступал.

— Расскажите о своей семье. Вы родились в Ржеве, а родители тоже местные?

— Мама — да. Она выросла в деревне Пудово Ржевского района. После оккупации и освобождения Ржева молодежь, и ее в том числе, отправили на Урал в фабрично-заводское училище. Там она получила профессию сварщика.

— Женщина-сварщик?

— Да, и много лет по этой профессии работала. Отец был бригадиром, на Урале они и познакомились. Он тоже был туда эвакуирован, а до войны строил большую доменную печь на «Азовстали», которую мы сейчас упоминаем совсем по-другому поводу. А жаль, ведь в первую очередь это гигантское, мощное предприятие.

В 1947 году в Нижнем Тагиле родилась моя сестра (позже закончила Ржевское медучилище и сейчас живет в Беларуси), и в этом же году семья приехала в Ржев. Сначала отец работал в котельной, воинской части. Рассказывал мне об Александре Покрышкине, с которым был знаком лично, о том, как однажды они вместе отогревали паяльными лампами батареи в казармах. Правильный был мужик Александр Иванович, говорил отец.

Потом года с 1960-го и до самой пенсии отец трудился здесь, во 2-м цехе.

— А мама?

— С 1943 года пятнадцать лет  сварщиком, а потом по возрасту стало сложно оставаться в этой профессии, и она перешла на Комбинат жаккардового ткачества. Родители у меня тоже были очень активные, живчики, никогда на месте не сидели. Кстати, дед по материнской линии был мотористом в Ремпоезде, потом перешел на наш завод и до выхода на пенсию в 1963 году здесь работал. Его сын погиб на производстве, в большой станок затянуло — громкое тогда было дело.

— Сергей Петрович, несколько лет назад мы писали о легендарном автобусе с синей надписью на боку «Электромеханика», и его водителе. Автобус всегда стоял здесь, напротив транспортного цеха, а сегодня я его не увидела. Он на ходу?

— Да, техническое состояние его вполне позволяло бы и дальше возить пассажиров, однако сильно изменились современные требования к пассажироперевозкам. Поэтому техосмотр наш ветеран-автобус уже не проходит.

— Какой он марки и сколько лет служит предприятию?

— ЛАЗ-699 был выпущен в 1988 году, а наш завод получил его через год у «Интуриста», где эта машина год возила гостей из-за рубежа по стране, а также обслуживала телецентр «Останкино». Получили мы его по бартеру, то есть по обмену на установку плазменного напыления УПУ-8.

Тогда завод был многочисленный, и свой автобус ему был необходим. Водителем на ЛАЗ поставили Бориса Петрова, который пришел на предприятие немногим позже меня. Так Борис Александрович и работал на нем до самого выхода на пенсию.

И автобус стал работать на благо предприятия и его сотрудников. Помню, какими веселыми были поездки — на Селигер, в Москву (в том числе и за колбасой), на экскурсии по линии профсоюза, в подсобные хозяйства на помощь в уборке урожая. Правда, не в каждое он мог доехать — там, где дорог почти не было, работников возили даже на КрАЗах с усиленным передним мостом.

А директор завода в 70-80-е годы, поскольку нужно было периодически объезжать все 15 наших колхозов, ездил на УАЗике и на «Волге» ГАЗ-24.

— Сергей Петрович, во время нашего разговора Вы периодически заглядываете в журнал, где аккуратно записаны имена, даты принятия на работу, должности Ваших коллег по цеху, а на обложке вижу список его начальников. Последняя в нем запись — Владимир Привалов, с 2005 года, перед ним — Роман Крылов, а выше, бывало, менялись чуть ли не каждый год.

— Иногда и не раз в году. А Владимир — да, уже давно работает, и могу сказать, работает хорошо. Коллектив в цехе слаженный, со всем справляемся. Заместителем начальника второй год трудится Александр Садыков, а всего нас, вместе с руководителем, 33 человека. Техники тоже много, и не только пассажирской, парк очень разнообразный: экскаватор, бульдозер, автовышка, мусоровоз, самосвалы, большегрузы, погрузчики…

— О том, что коллектив этот Вам как родной, свидетельствуют и стены Вашего кабинета с вырезками из газет разных лет, где статьи о заводе и Ваших коллегах.

— Да, нравится мне это. Вот, например, видите — писали о юбилее завода. А здесь — о нашем Сергее Куликове, который помогает ребятишкам, которые катаются на багги.

— Ежегодно бывая на зимних спортивных соревнованиях, неизменно вижу там Вас. Лыжные гонки — это с молодости?

— Да какие гонки, катаюсь как любитель. В армии начал увлекаться бегом. Служил в укрепрайоне, на границе с Турцией, в горах, где морозы доходили до минус 40 градусов. Там мы, вслед за пограничниками, и освоили марш-броски на 10 километров. А потом уже были лыжи и заводская команда. На соревнования выезжали даже в Москву — на «Динамовскую лыжню», на «Лыжню России», на эстафету в Раменское. Там мы без подготовки взяли четвертое место среди шестнадцати команд. А так — в выходные человек по пятнадцать заводских собирались и выезжали с лыжами в городской лес. В 1988-м году проложили 15-километровую трассу — до Бойни, до Есиповского и до Маслово, прибили таблички к деревьям, по ней и ходили… В прошлом году как раз последняя табличка с дерева упала.

— Вы продолжаете кататься, уже как ветеран. На зимней лыжне были самым возрастным участником?

— Я там не один был. С удивлением встретил на лыжне и других бывших заводчан: Антонину Кулакову, она 1947 года рождения, Виктора Киселёва. Так что нас много таких активных лыжников (улыбается).

— Сергей Петрович, во время нашего разговора, когда заходил Ваш коллега, намекнули, что есть кому дела передать. Между тем, на пенсию Вы могли бы уйти еще десять лет назад.

— На этот раз соберусь, до осени поработаю и уйду. 28 августа мне 70, наверное, пора. Да и срок очередной аттестации подходит, пять лет с прошлой прошло. Думаю, не буду я ее проходить. Что дома буду делать? В лес с собаками ездить, а то они у меня обе дома засиделись.

— Я думаю, с Вашей-то энергией, дома не усидите, и мы Вас часто будем видеть на городских спортивных, и не только спортивных, мероприятиях. Спасибо Вам за интервью. Пусть молодые читают и берут пример.

Беседовала Светлана АРТЕМЬЕВА

— Виктор, в июне Вы с Александром Немировым приезжали в Ржев, чтобы установить в местах, где во время Великой Отечественной войны упали военные самолеты, памятные знаки с именами погибших и числившихся пропавшими без вести членов экипажа. О нашей с вами поездке, о том, почему у группы такое название, мы нашим читателям рассказывали («РН» № 26 от 29 июня), сейчас хотелось бы с Вами и Александром поговорить о том, когда и как сложилась ваша группа.

— В 2011 году мне позвонил друг и просил совета: ему нужно было просверлить отверстие в камне. Я ответил — перфоратором. Было похоже, что Толе это предложение не подходило, и когда я уточнил, с какой целью он хочет сверлить камень, товарищ рассказал: в 1942 году в Мурманской области погиб его дядя-летчик, и в память о славном родственнике он хочет установить на месте его гибели табличку. Толя знал, что дядя погиб на севере, мечтал найти место падения его самолета, сделал с этой целью сайт, и через сообщения от поисковиков оно нашлось.

Раз нужно крепить табличку, подойдет альпинистский пробойник, — ответил я уже как человек, занимающийся альпинизмом. Был у меня и нужный инструмент. Так как я люблю север, захотел поехать с ним в Мурманскую область. Там мы и установили первую табличку (в настоящее время их там 42, больше, чем где-либо). И в ту поездку у меня внутри что-то отозвалось, особенно как-то екнуло в сердце, возникла идея заняться тем, зачем приехал на север. Друг начинание поддержал.

— Наверняка, воевали и Ваши родственники…

— Один дед прошел всю войну, вернулся с фронта домой, другой не воевал по состоянию здоровья.

А еще свою роль в определении занятия по душе сыграл тот факт, что с детства я хотел стать летчиком, но подвело зрение. В небо тянуло всегда, есть опыт полетов на парапланах…

— Горы тоже близко к небу, поэтому альпинизм…

— Да-да, ввысь стремился, как мог.

— Места падения самолетов, имена погибших членов экипажа искали через поисковые отряды?

— О поисковиках до этого я знал немного, начал с того, что пытался выйти на них в социальных сетях, отправлял ребятам сообщения с предложениями о сотрудничестве: предлагал показать место падения самолета, поехать туда всем вместе.

— Таблички делали за свои личные средства?

— Изначально — да. Потом откликнулся один человек, за ним другой, так сложилась цепочка знакомств, которые разветвлялись и привели к специалисту, который занимался самолетами в Гагаринском районе Смоленской области. Наша идея ему понравилась. В декабре 2013 года, уже в рамках проекта, при участии поискового отряда «Рейд» установили на Смоленщине первый памятный знак.

— В память о ком он?

— О командире эскадрильи, капитане, летчике-истребителе Михаиле Кузькине, ЛаГГ-3 которого упал 9 августа 1942 года. На следующий год недалеко от этого места установили еще одну — летчику, погибшему с Михаилом Георгиевичем в одном бою. Отрабатывать Гагаринский район закончили в прошлом году, 26 знаков там.

По еще одной цепочке знакомств, начиная с 2014 года, поставили много памятных знаков в районе Московской области, на территории новой Москвы.

Когда понял, что проект задышал и начал жить, вспомнил, что во времена учебы в геолого-разведывательном техникуме у меня был старший товарищ, который занимался историей авиации, обратился к нему. Он — исследователь, занимался изучением военного конфликта на Халкин-Голе в Монголии, его друзья как раз собирались ехать туда в экспедицию. Так я оказался в Монголии, установили в степи два памятника. Потом снова была Мурманская область. В 2015 году в Кольском районе установили табличку в память о знаменитом летчике Заполярья, герое Советского Союза Алексее Хлобыстове, совершившем три воздушных тарана, причем два тарана в одном бою.

— В Ржев Вас тоже привела цепочка знакомств…

— Тарас Тарасов, поисковик из Пено, познакомил с Семеном Марьиным, своим коллегой из Селижаровского отряда «Авангард». А уже через Семена мы вышли на ржевитянина Дмитрия Никитина из отряда «Память 29-й Армии».

— До того, как приехать к нам в июне, в Ржеве бывали?

— Проездом. О том, что досталось городу, о его военном прошлом, конечно, знал.

— А как вы познакомились с Александром Немировым?

— Возле Сашиного загородного дома в Подмосковье, в районе Пушкина, во время войны упал самолет. В 50-е — начале 60-х годов там еще валялись куски фюзеляжа, шасси, но ни о самолете, ни об экипаже ничего известно не было. Саша хотел узнать связанную с машиной историю, и вышел на нашего общего знакомого.

Со дня знакомства в 2015 году наша команда стала еще крепче, мобильнее, у нас появились новые возможности. Саша нашел людей, кто профессионально занимается сваркой и делает для нашей группы металлические пирамиды, на которые и крепим таблички. Табличка, металлическая основа, красная звезда — все сделано основательно, заводским способом.

(Прим. ред.: Не могу не задать вопрос Александру): — Саша, место опознано, табличка установлена, на этом можно бы было остановиться, пожать Виктору руку и заниматься своими делами…

— Все совпало. Мой дед воевал, был фронтовым кинооператором. Он сделал много серьезных проектов по теме авиации. Одним из операторов, кто снимал фильм «Александр Покрышкин» 1945 года, был мой дед, оператор 1-го Украинского фронта Александр Брантман. Наше дело — дань моей памяти погибшим защитникам, героям, благодаря кому мы живем.

— Виктор, напомните, сколько за эти годы группой «Прерванный полет» установлено знаков?

— Больше ста. В Мурманской области крепим их к камням, там их много и так проще.

— На табличках портреты погибших членов экипажа, сам самолет…

— Если в месте падения самолета найдены останки, пишем: «здесь погиб…», если нет — «место падения самолета». Стараемся соблюдать историческую достоверность. Есть возможность — обязательно размещаем копии фронтовых фотографий, благо технологии позволяют. Также для достоверности прописываем номера моторов, самого самолета.

И знаете, вот что заприметил: выезжаем на место установки, идет дождь, а как приехали — радуга. Это явление можно считать совпадением, но оно сопровождает нас довольно часто. Словно «спасибо» говорят нам наши воины…

— Вполне возможно. А фон ваших табличек — с облаками, они как настоящие…

— Эти изображения переносим с реальных фотографий, сделанных Сашей в поездках по России. У Саши мама — дизайнер, таблички, которые установили в Ржевском районе, — Елизаветы Александровны дело рук.

— Боец невидимого фронта вашей команды! Виктор, на карте места установки памятных знаков отмечаете?

— Обязательно.

— Как относитесь к коллегам, которые, как и вы занимаются темой войны?

— Мы только за, сами все охватить никак не сможем, людей не хватает. Такой занятости всем на годы найдется. Был неприятный случай, как-то один из поисковиков на мое предложение о сотрудничестве ответил: что я буду с этого иметь? Какой смысл вести с человеком дальнейший диалог? Уж лучше промолчать. Но чаще люди иного склада встречаются.

Хорошо бы совместно с другими группами сделать общую карту, где указывать места установки мемориальных знаков.

— А с вандализмом сталкивались?

— На тех местах, где уже после установки повторно бывали сами, куда заезжали знакомые поисковики, все хорошо, как поставили знаки, так они и стоят. Таблички, которым больше шести лет, в неизменном виде, качество материала хорошее.

— А сколько в проекте «Прерванный полет» членов команды?

— Костяк — человек пять. На разных этапах работы число участников проекта разнится, в зависимости от возможности выехать на место, от конкретного региона. Плюс, к нам присоединяются поисковики. Есть те, кто уже неотделим от нашей группы — ребята из Мурманской, Смоленской областей.

Главное для всех нас — воспоминания о личном общении, поддержка связей через сети, обычный подарок от единомышленников — кружка с надписью места, где установили знак, дорогого стоит. Порой на установку памятной таблички приезжают родственники. Их глаза… они «говорят» так искренне, и в разы больше, чем можно выразить словами…

— В своем деле вы находите энергию, поддержку, благодаря которой убеждаетесь в его нужности…

— Так и есть. Усталость порой подкрадывается, после каких-то ситуаций хочется махнуть на все рукой, но отношение, отдача людей дает силы идти вперед, реализовывать задуманное.

— Особо запоминающийся случай за годы существования проекта был?

— Про один случай не скажу, все выезды разные. Где-то приходится нести в руках пирамиду-основание для таблички по 12-15 километров по бурелому и вброд (вес ее небольшой, порядка 10 килограмм, но сама конструкция объемна), доступные же места хороши и памятны людьми. Есть вынужденные встречи, от участия в которых отказаться будет неправильно, тогда тихо стоим в стороне, слушаем пламенные речи. А есть случаи почти мистические, удивительное — рядом.

— В следующий ваш приезд в Ржев расскажете и о них…

— Обязательно. Бывает, меня спрашивают: зачем вы этим занимаетесь? Иногда отшучиваюсь, увожу разговор в сторону, иногда замолкаю и ухожу совсем.

— Задать подобный вопрос может, скорее всего, человек, ничем не увлеченный или кроме своего дела ничего не видящий.

— Вероятно, так и есть. В нашей копилке есть такой отзыв: «Вышли к вашей табличке, прочли, молча постояли, помянули героев. Спасибо». Наткнулись люди в лесу, в поле на воронку, нашу пирамиду, куски железа рядом, пусть знают — это место связано с человеческими судьбами.

— Виктор, о чем Вы мечтаете?

— Скорее это не мечта, а цель — пока есть силы и возможности, заниматься своим делом.

— И хорошо, если дети эту память подхватят, живое общение с памятными местами всегда усиливает сопричастность, — дополняет Александр.

Беседовала Ольга ЖДАНОВА

Максим Эдуардович Булискерия,

преподаватель по классу скрипки, рок-скрипки, гитары

и электрогитары ДШИ N№ 3 имени Т.И. и А.Я. Волосковых:

Зоя Сергеевна РЯБЧИКОВА,
старший лейтенант полиции, инспектор по пропаганде
безопасности дорожного движения отделения
ОГИБДД МО МВД России «Ржевский»: