Окончание. Начало в N№ 9

Даже когда плакала от обиды за выволочку или переписывала в пятый раз перечеркнутый черновик под строгим маминым взглядом, даже когда прятала первые помаду и сигареты в сумочку, Ира знала, что мама всегда права.

Ира росла послушным, но совсем беззащитным ребенком. За такими, как говорится, нужен был глаз да глаз. Будучи домоседкой, которую за уши на улицу не вытянешь, умудрялась вляпываться в истории одна чище другой. С самого раннего детства. Хрупкость и молчаливость делали ее объектом защиты для отца и объектом неусыпного контроля и диктата со стороны матери. Они отыгрывали свои отношения на Иришке, любя ее глубоко и страстно. А потом появилась младшая сестренка. Ревности, кстати, ожидаемой, не было. Появился объект всепоглощающей любви, заботы, игры, заполнения вакуума общения.

Она стояла у окна. Повернувшись к сидящему в кресле мужчине спиной. Свет, бивший сквозь тюлевые занавески, подсвечивал по контуру ее фигуру. Она заламывала руки у полной груди и говорила. В глубоком, царском голосе слышались истеричные нотки. Она была права. Как всегда. Была права. В квартире в полной тишине было слышно, как тикают ходики на кухне. Если бы не ее голос.

Мужчина в кресле уронил голову на скрещенные руки. Старшая дочь на кухне уставилась в окно и крутила вилку в пальцах. Младшая пряталась за тяжелой шторой в детской комнате: «Я в домике».

Все знали, чем закончится этот разговор. Монолог. Всегда монолог. Никогда не назывались имена и не озвучивались конкретные проступки. Все всё знали и так. Она права. Значит, все остальные не правы. Виноваты. Все. Поэтому зачем конкретизировать?

Это случилось в промозглую, по-зимнему холодную ноябрьскую ночь. В темном сыром подвале, в гнезде, любовно свитом из когда-то кем-то забытого тряпья, дворовая кошка без имени рожала котят. Она была серой и грязной. От напряжения и боли она нервно мурчала и прикрывала от усталости глаза. Один за другим на свет появлялись такие же, как она, серые котята. Скользкие и слепые, они возились у ее живота и, вяло ища материнскую грудь, еле слышно попискивали. Под утро у изможденной кошки совсем не осталось сил, но она чувствовала, что еще не все. Еще бьется внутри нее жизнь. Собрав последние силы, она напряглась, и на свет появился последний котенок. Он не двигался, будто был мертв, но материнское чутье подсказывало, что это не так. Кошка с удивлением смотрела на последыша: среди серых и одинаковых шестерых котят лежал этот, рыжий, словно весеннее солнце. Она вяло вылизывала его и носом толкала к груди, пока он не зашевелился. С первыми лучами холодного осеннего солнца кошка наконец забылась тревожным сном. Впереди у нее было тяжелое время. Ей нужно будет прокормить эту ораву, хотя этого не получалось никогда. Почти все они умирали, кто от холода, кто от недостатка пищи, а кого замучили люди. Люди, которых кошка боялась больше всего. Твари, которые бесцельно издевались над ней всю ее недолгую жизнь. Они пинали и били ее. Они отгоняли от еды. Мучили. Ей было за что их ненавидеть. Но в то утро она не думала о них, она крепко спала, набираясь сил.

Дедушкины часы остановились.

Котлеты были очень вкусными, и Костя с удовольствием ел, но вдруг отложил вилку и направился в свою комнату. Ему почему-то срочно понадобилось заглянуть в ящик стола, и отказаться от этой невесть откуда взявшейся необходимости он не мог.

Он достал часы из нижнего ящика, всё ещё не понимая, зачем делает это. Застывшие три пятнадцать. Секундная стрелка не двигалась. Положив часы на место, Костя вернулся к о6еду, но прежнего аппетита уже не было. Смутная, незнакомая раньше пустота мешала радоваться. Сегодня начались летние каникулы, и двенадцатилетнему мальчишке скучать в такой день не пристало. Но холодное безымянное чувство мешало отправиться на улицу, или включить телевизор, или завалиться с книжкой на диван. Так что до прихода родителей Костя то ходил из комнаты в комнату, то сидел, уставившись в окно.

Окончание.
Начало в N№ 3

ПЕРЕЖИВШИЙ
САМ СЕБЯ

(Из воспоминаний участника воздушных боёв в небе Ржева И.Е. Фёдорова).

… Перед наступлением 30 июля 1942 года штаб 209-й авиадивизии располагался в районе Ладьино-Никольское в 60 км северо-восточнее Ржева. 5-й гвардейский авиаполк в то время был на постое в деревне Дары. С этого аэродрома наши лётчики взлетали на боевые задания для поддержки с воздуха наших войск, готовившихся к Ржевско-Сычёвской операции.

Гвардейцы эскадрильи Лавейкина нередко вылетали в район Ржева на воздушную разведку. Необходимо было установить расположение полевых аэродромов, наличие зенитных заграждений противника; уничтожить средства передвижения и передать добытые данные в штаб дивизии. Это была трудная работа, так как немцы на занятой ими территории настроили ложных аэродромов с муляжами самолётов. Используя разведданные, наши бомбардировщики и штурмовики «зачищали» указанные в донесениях объекты неприятеля.

Для прикрытия наших самолётов-разведчиков командование авиаполков вынуждено были посылать дополнительные наряды самолётов. Появление их на средних высотах и ниже всегда вызывало мощный огонь вражеских зенитных батарей.