У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ
Железная дорога — место особое. Помните, как у Ильфа и Петрова:
— Интересная штука — полоса отчуждения. Самый обыкновенный гражданин, попав в нее, чувствует в себе некоторую хлопотливость и быстро превращается либо в пассажира, либо в грузополучателя, либо просто в безбилетного забулдыгу, омрачающего жизнь и служебную деятельность кондукторских бригад и перронных контролеров. С той минуты, когда гражданин вступает в полосу отчуждения, которую он по-дилетантски называет вокзалом или станцией, жизнь его резко меняется. Сейчас же к нему подскакивают Ермаки Тимофеевичи в белых передниках с никелированными бляхами на сердце и услужливо подхватывают багаж. С этой минуты гражданин уже не принадлежит самому себе. Он — пассажир и начинает исполнять все обязанности пассажира. Обязанности эти многосложны, но приятны. Пассажир очень много ест. Простые смертные по ночам не едят, но пассажир ест и ночью. Ест он жареного цыпленка, который для него дорог, крутые яйца, вредные для желудка, и маслины. Когда поезд прорезает стрелку, на полках бряцают многочисленные чайники и подпрыгивают завернутые в газетные кульки цыплята, лишенные ножек, с корнем вырванных пассажирами. Но пассажиры ничего этого не замечают. Они рассказывают анекдоты…
А иногда совершают преступления. И случалось это с момента создания железной дороги так часто, что в России пришлось создать отдельное жандармско-полицейское управление железных дорог, а потом, после революции, появилась железнодорожная милиция. Но как бы ни назывались блюстители порядка, призваны они были защищать собственность самой железной дороги и имущество и жизни ее пассажиров и сотрудников.
Но насколько меньше было бы работы у транспортной полиции, если бы пассажиры в пути следования не употребляли крепких спиртных напитков, распитие которых в поездах, кстати, строжайше запрещено!
Да, так уж устроен русский человек, что вид бескрайних родных просторов вызывает не только восхищение и гордость, но и непреодолимое желание выпить.
А уж дальше события могут развиваться по-разному. Иногда весьма печально.
Дело, которое расследовала Ржевская транспортная прокуратура в 1989 году, и вовсе едва не закончилось трагедией.
А началось все как обычно. Ехал из уже не такой изобильной, но все еще могущей похвастаться дефицитными продуктами на прилавках столицы нашей родины поезд № 31 сообщением «Москва — Рига».
Как это часто бывало, билеты в недорогой плацкартный вагон перед отправлением купить было уже невозможно. Поэтому ржевитянам приходилось раскошеливаться на вагон купейный. Хотя в то время, конечно, такие расходы были для советского человека не такими уж и серьезными, как в наши дни.
Первой в купе зашла пожилая пассажирка — гражданка М. Не успела она разложить свои вещи и устроиться, как ввалились два молодых человека какой-то, как показалось женщине, неблагонадежной наружности. Проще говоря, своим видом и разговорами напоминали они людей, которые не так давно освободились из мест лишения свободы. Впрочем, ничего плохого они не делали, просто уселись на полку напротив. Но уж когда через несколько минут в купе ввалился здоровый и высоченный, со старым обшарпанным чемоданом мужчина, от которого густо пахло перегаром, наша героиня не на шутку заробела.
Пришло время познакомиться с нашими героями поближе.
СЕВЕРЯНИН
Выпивший здоровяк с чемоданом был, в сущности, хорошим человеком. Иван Торкин, уроженец Ржева, всю жизнь провел «на Северах». Остался там после службы в армии. Понравился ему тот суровый край. Никакого образования Иван не имел, поэтому трудился, где придется. И на рыбзаводе, и в экспедициях подсобным рабочим. Один раз даже работал в похоронной конторе — могилы копал. Была у Ивана привычка, как тогда писали в газетах, «несовместимая с моральным обликом строителя коммунизма»: выпить любил и меры в этом деле не знал. Поэтому частенько застолья кончались либо вытрезвителем, либо пятнадцатью сутками и сообщением по месту работы.
Но в последние два года взялся Иван за ум. Мать давно умерла, когда он в школе учился. Отец в Ржеве жил, на заводе работал. И стал он блудного сына домой звать. Решил Иван, что, и правда, пора бы возвращаться да устраивать жизнь. Не мальчишка уже.
Работал, почти не пил. И скопил сумму, по тем временам немалую — тринадцать тысяч рублей. И подался на родину, в город детства. Прилетел в Москву, как водится, затарился продуктами — отца порадовать. Колбасы купил вареной и копченой, сосисок, масла шоколадного, торт «Прага». И уже в самом послед-нем магазине «повезло»: увидел водку «Лимонная» — дефицит, между прочим, в горбачевскую эпоху почище колбасы. Купил положенные в одни руки две бутылки. И отправился на Рижский вокзал.
Но только сел на перроне на лавочку — попал в ту самую, описанную Ильфом и Петровым, полосу отчуждения — как почувствовал нестерпимое желание выпить. Такое неодолимое, что прям тут же и распечатал пол-литровку и выпил из горла, даже без закуски, как потом рассказывал на допросе, граммов 300.
ВЕК ВОЛИ НЕ ВИДАТЬ
Братья Серегины были обычными деревенскими парнями откуда-то из-под Воронежа. Почему-то бывало так, что не задается жизнь с самого начала. В 17 лет старший Артем попал за решетку. За ерунду — сливали с ребятами топливо с совхозной техники. Сливали все, а сел он один. Через год и младший пошел по его стопам — на колхозном тракторе сбил человека. Нечаянно. Пастух дядя Семен был такой пьяный, что под колеса сам свалился. Но пили вместе. Дядю Семена похоронили, а Антоху в колонию отправили.
Освободились братья почти одновременно. Вернулись в родную деревню. Глядя на них, мать даже всплакнула. Молодые, а какие-то уже лысоватые, беззубые, болезненные. Да и чем им в деревне заниматься-то? Тут и не осталось никого. И решила она отправить своих непутевых сыновей к своему брату, который давно уже перебрался в Тверскую область и работал на каком-то большом заводе мастером. Позвонила брату, поплакалась на свою вдовью долю. Тот хоть и не рад был, но согласился непутевых племянников принять и на работу пристроить.
СОБУТЫЛЬНИКИ
Нужно сказать, что особой любви к алкоголю братья не испытывали. Конечно, если наливали — не отказывались. И когда случайный сосед по купе, представившийся Иваном Сергеевичем, предложил выпить, выпили. Попутчик достал еще одну бутылку «Лимонной» водки и закуску — колбасу и конфеты-батончики. Впрочем, пил больше сам и пьянел все сильнее.
По словам соседки по купе, свидетельницы гражданки М., он хвастался тем, что богат, и даже хотел дать парням по 100 рублей, если они найдут еще выпить. Но те отказались. Вели себя братья, по словам свидетельницы, спокойно. Иногда посмеивались над хвастливыми и порой бессвязными речами Торкина. Того это злило, он все больше и больше раздражался.
Испуганная женщина бочком выбралась из купе и побежала уговаривать проводницу, чтобы та перевела ее в какое-нибудь другое купе, где едут женщины и дети. Проводница поворчала, но просьбу испуганной пассажирки выполнила. Женщина подхватила свои баулы и авоськи и, не прощаясь, ретировалась из купе. Как оказалось, совершенно правильно: дальше случилась трагедия.
Как зафиксировано в протоколе, «Гражданин Т. имел при себе крупную сумму денег (тринадцать тысяч рублей) и, испугавшись, что случайные попутчики могут их отобрать, хотя с их стороны никаких фактических действий не было, он из своего чемодана вытащил деньги и спрятал их в свою одежду».
По мере того, как пустела бутылка, росла подозрительность Ивана Сергеевича. Парни, которые сначала показались ему вполне симпатичными, выглядели теперь, как чистые урки. Молчаливые какие-то, все переглядываются между собой. Бабка, что должна была ехать с ними в купе, и та их испугалась, убежала со своими авоськами… О том, что испугалась женщина не только парней, но и его самого, уже заметно пьяного, в голову ему как-то не пришло.
Иван стал требовать, чтобы парни отправлялись к себе на свои вторые полки. Но братья спать не собирались. Да и тон случайного собутыльника им совсем не понравился. Как потом утверждал Торкин, один из парней обозвал его «козлом» и велел заткнуться.
Иван Сергеевич притих. Но тревожность все нарастала. Парни выглядели, как настоящие бандиты, подозрительно переглядывались. Надо было действовать.
На столике лежал нож с рукояткой из копыта козы, который Иван Сергеевич вез в подарок отцу. Этим ножом он только что резал колбасу, которую эти ребята теперь с аппетитом уплетали. Вот сейчас доедят его колбасу… И отберут кровные, заработанные «на северах» деньги…
Торкин схватил нож и «умышленно, с целью причинения тяжких телесных повреждений трижды ударил Артема Серегина в грудь, причинив при этом проникающее колото-резаное ранение левой половины грудной клетки со сквозным повреждением верхней доли левого легкого и слепое ранение мягких тканей грудной клетки слева. Эти повреждения являются опасными для жизни и поэтому относятся к тяжким телесным повреждениям».
Пока потрясенный Антон в ужасе смотрел на падающего на бок и хрипящего старшего брата, Торкин вновь замахнулся ножом и нанес ему удар по шее. Лишь по счастливой случайности сонная артерия не была рассечена, и рана в шею жизни парня не угрожала.
Торкин вновь замахнулся ножом, но пришедший в себя Антон ударом ноги в живот отбросил его на свою полку и выбил нож, после этого вы-скочил в коридор и стал звать на помощь.
Внезапно протрезвевший Торкин в ужасе взирал на дело своих рук. И отвечая на вопросы проводника и начальника поезда, рассказал, как было дело.
На станции Ржев-II уже ждали карета скорой помощи и наряд милиции. В больнице братьев подлатали. Ранения оказались достаточно серьезными и повлекли за собой «длительное расстройство здоровья и временную нетрудоспособность».
Торкин вину свою признал не сразу. Поначалу он пытался доказать, что братья напали на него и попытались отобрать деньги, забыв при этом, что уже сам рассказал членам поездной бригады правду. Потом он старался убедить следователя в наличии у братьев преступных намерений. Мол, они не отобрали у него деньги только благодаря тому, что он, Торкин, смог нанести превентивный удар. И поверить, по его словам, следователи должны ему, честному труженику-северянину, а не двум недавно освободившимся зекам. Однако закон в СССР карал за совершенное преступление, а не за мысли и намерения.
Выписавшихся из больницы братьев забрала в родную деревню напуганная мать, которая решила, что уж лучше ее непутевым и невезучим детям дома, под ее присмотром.
А Торкин отправился за решетку.
Наталья ЗОЛОТАРЁВА
Имена и события изменены, все совпадения случайны