Окончание. Начало в № 3

«В 1918 году ржевский уезд посетило страшное бедствие — грипп-испанка. В Медведево переболело поголовно всё население. В 1919-1920 годах усилился голод. Многие семьи сидели без хлеба месяцами или ели всякие суррогаты: жмыхи из льняного семени, головицу, осиновую кору…

Появился тиф. Встала угроза оспы. Уже несколько лет детям не делались прививки от этого заболевания. Женщины тревожились за здоровье детей. Обращались ко мне за советами, требовали принятия скорейших мер. Но в Ржеве в аптеках не было детрита (культура оспенной прививки). Выручил Н. Немилов. Он вернулся с фронта гражданской войны, где в Красной Армии служил зауряд-врачом, и используя личное знакомство с Нарком-здравом тов. Семашко, привёз детрит из Москвы.

Я начал делать прививки от оспы. Молва об этом быстро разлетелась по окрестным деревням. Но также быстро дошли и мои требования: перед прививкой ребёнка обязательно вымыть тёплой водой с мылом или щёлоком, пелёнки или бельё надевать только кипячёное буком (золой), родителям иметь чистые руки, а руку ребенка бинтовать чистой прокипяченной тряпкой.

Возвращаясь из школы, я видел, как у моего дома сидели 15-20 женщин-молодух. Все были опрятно одетые, дети чистые. Они терпеливо ждали, пока кипятились ланцеты. Детрит я берёг — брал его маленькую капельку. Прививок требовали и дальние деревни. Пришлось мне на месте, переходя из деревни в деревню, продолжать прививки, пока не израсходован был весь детрит (свыше 1000 прививок).

В. Онуфриев с учениками, 1888 год

В 1921 году при школе были организованы изба-читальня, библиотека и историко-краеведческий музей. Вскоре изба-читальня превратилась в центр активной политико-просветительной работы среди населения Медведево и окрестных деревень. Три раза в неделю её двери были открыты для посетителей. Здесь проводились лекции, доклады и беседы силами волостных и уездных пропагандистов. Работа начиналась с чтения газет с по-следующим обсуждением прочитанного. Возникали горячие споры, переходившие порою в длительные дискуссии.

Керосин был в дефиците, а в избе-читальне всегда горела большая двадцатилинейная керосиновая лампа с абажуром, ярко пылали дрова в печке. Было светло, тепло и уютно. Волисполком, несмотря на огромные трудности в снабжении, обеспечивал читальню керосином и дровами. Он же передал все книги, оставшиеся в имениях помещиков, покинувших свои владения после Октябрьской революции. Создавалась библиотека, превышающая 1000 томов книг. А какие редкие, уникальные книги попадали к нам! Но ещё больше книг безвозвратно погибло. Дело в том, что не было бумаги для письменных работ в школе. Ученики писали на листах из книг между печатными строками, а еще больше потреблялось их курильщиками для махорочных самокруток.

И чернил для письма не было. Эту проблему разрешил Федор «Цыба» из Оленино. Он делал «чернила» из смеси трубной сажи и других компонентов, только ему одному известных. И ученики писали этим раствором.

В школе был «волшебный фонарь». По праздникам показывались «туманные картины», сопровождающиеся объяснением учителя или лектора. Посетителей этих сеансов было много. В это же время впервые были показаны кинокартины. Петербургский судовладелец Прохоров, учредитель Малаховского училища (где я учился мальчиком) в 1914 году привез из Франции киноаппарат фирмы «Ля Кок». Он приводился в движение рукой, вертевшей колесо с двумя ременными приводами: один на маленькую динамомашину (свет), другой передвигал киноленту. Он был прост в управлении, убирался в небольшой чемодан, на экране давал четкие красивые изображения. Этот киноаппарат я привез в избу-читальню. Интерес был настолько велик, что пришлось ездить по соседним деревням и там демонстрировать кинокартины.

Школа и изба-читальня по-следовательно и настойчиво проводили антирелигиозную пропаганду. Во время престольных праздников на сцене Медведевского драматического кружка ставились пьесы антирелигиозного содержания, художественные инсценировки, песни, проводились доклады и беседы на эти темы. Церковь в Медведево была закрыта накануне коллективизации.

В 1922 году происходил последний передел земли. Советская власть национализировала всю землю, но идя навстречу желаниям трудового крестьянства, разрешила разделить её по едокам. В этот раздел поступали и помещичьи земли. В Медведево в это время было 43 двора, население — 242 человека. Земли же было около 150 десятин, теперь добавлялось еще 90 отличнейшей пашни из соседнего имения. В общей сложности приходилось по десятине на каждого едока. По договоренности на сходе количество земли на одно хозяйство ограничивалось пятью десятинами.

В период НЭПа деревня быстро залечила раны после гражданской войны, уверенно и твёрдо набирала силы. Хлеба стало много, увеличилось поголовье скота, улучшились обувь и одежда. Сенокосилки, жнейки, пароконные плуги, железные бороны, веялки, молотилки пополнили инвентарь. Система контрактации посевов льна и покупка его государством прямо в тресте (соломе) для обработки на фабрике «Ральф» избавили крестьянина от изнурительного ручного труда.

В школе у учеников были новые учебники и тетради, дети были лучше одеты и обуты, имели опрятный, чистый вид. В избе-читальне появились новые книги, газеты и журналы. Посещение её вошло в привычку, в одну из форм культурного отдыха. В 1930 году комсомольцы-колхозники на свои деньги купили в Ленинграде и поставили в читальне первый ламповый радиоприемник. Каждый вечер проходили сеансы радиопередач.

В 1924 году в Ржеве проходила уездная конференция заведующих избами-читальнями. Здесь же были подведены итоги соревнования на звание лучшей в уезде. Первую премию получила Медведевская.

Наступил 1929-й — год начала коллективизации. Одним из первых колхозов ржевского уезда стал медведевский «Великий путь». О создании колхоза спорили три дня — но не о том, надо ли вступать в колхоз, а о том, каким он должен быть.

С первых дней работы в колхозе в приоритете были дисциплина труда, охрана социалистической собственности, бережное отношение к колхозному стаду, хозяйственному инвентарю, справедливое начисление трудодней и честное распределение продуктов. Были случаи нерадивости, лодырничества, мошенничества и воровства. Особая борьба была с прогульщиками и пьяницами. Но все это преодолевалось общими усилиями колхозников.

Земли колхоз имел около 250 гектаров, из них пашни — 150. Из 43-х дворов села в колхоз вошло 42. Было 38 лошадей и стадо коров из 16-ти голов и молодняк.

Заветной мечтой медведевцев было вернуть себе хорошие земли на пустоши Сухлецово, которая была когда-то крестьянской пашней, но в 1861 году помещик отрезал эти земли себе, и они заросли. За 55 лет здесь образовался крупный березовый лес. А сколько здесь родилось белых грибов! В лесу протекала мелководная, но с глубокими омутами речка. В весеннее половодье по ней из Волги поднималось на нерест много щук, а соседний Черный пруд пополнял омуты зеркальными карасями. И этот лес погиб на наших глазах: в 1916-1917 годах его спилил на дрова ржевский лесопромышленник купец И. Поярков. А когда в 1918 году местные крестьяне возили оставшиеся дрова в Ржев по наряду уисполкома, злобный купец, встречая возчиков, грозил, что после свержения Советов перевешает «воров» на телеграфных столбах. Возчики пожаловались на него в ржевскую Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. Революционный трибунал приговорил купца к расстрелу, но тому удалось бежать. Теперь эта земля, заросшая кустарниками и покрытая сгнившими березовыми пнями, досталась колхозу. Но вскоре усилиями колхозников она превратилась в поле.

Впечатляющим событием было появление в колхозе трактора «Фордзон» из соседнего совхоза. Население с нетерпением ждало его. И когда в 1929-м поздним осенним вечером у Кузьмарино блеснули два огненных глаза, все колхозники вышли на околицу села. Трактор они видели впервые. Тракторист распахал под вябь несколько гектаров в поле между колхозным садом и дорогой к Трунову пруду.

В 1928 году по инициативе Тверского губернского профсоюза впервые в жизни учителей ржевских школ состоялось чествование старейших работников. Оно прошло в актовом зале ржевского педагогического техникума (здание бывшей женской гимназии). В группе ветеранов находился и я. Нам вручили почетные грамоты, отпечатанные в типографии, где золотыми буквами значилось: «Герою труда». Этот торжественный и радостный акт совпал с моим 40-летием педагогической и общественной работы.

Осенью 1933 года умерла жена. Я жил в Медведево с младшей дочерью, которая оканчивала среднюю школу и готовилась поступать в Ленинградский медицинский институт. Старшие мои дети получили высшее образование, обзавелись семьями. По их совету я переехал на постоянное жительство в Ленин-град. Было грустно расставаться с родными местами и земляками. Колхозники тепло и сердечно провожали меня, доставили вещи на вокзал. Предметы домашнего обихода и хозяйства были отданы соседям, книги я подарил школьной библиотеке.

В Ленинграде стал работать учителем в вечерней школе для взрослых при заводе им. Кулакова, а также прядильно-ткацкой школе. Эта работа увлекла меня, а рабочая аудитория приводила в восхищение. Быстро наладился контакт, занятия проходили непринужденно, учащиеся отвечали уважением и симпатией.

Союз успешно заканчивал вторую пятилетку и стоял на пороге третьей. Рабочий класс, повышая свою профессиональную квалификацию, понимал, какое значение имеет общее образование, сознательно и охотно учился в вечерних школах. Как педагог я видел это победоносное движение рабочих к свету и знаниям. И гордился учениками.

В 1938 году исполнилось пятидесятилетие моей педагогической работы. Сын предложил поехать в отпуск вместе с его семьёй в Ржев. Пожив в городе, я пешком отправился в Медведево. Шел медленно, часто останавливался и смотрел на с детства знакомые леса, поля и луга. Земляки радостно встретили меня. Разговорам не было конца. На другой день я прежде всего пошёл посмотреть школу.

В Медведево теперь, кроме начальной, была ещё семилетняя школа крестьянской молодежи. Я беседовал с директором, учителя были в отпуске. Школа была заново оборудована: учебные кабинеты, новые методические пособия, опытное поле, фруктовый сад и огород для проведения агрономической практики.

Несколько дней я ходил по полям, садам, колхозным службам, заходил в правление колхоза. Беседовал с колхозниками. Приятно и радостно было сознавать, что они жили сыто, зажиточно, с достатком. Ведущей культурой был лен. А это — мягкое золото.

Мой отец был мастером по выращиванию льна. С детства была знакома мне эта культура с её изнурительным, длительным по времени и грязным по работе трудом. Но теперь всё в корне изменилось. По непрерывной контрактации с ржевским льнозаводом колхозники выращивали лен по его рекомендациям и требованиям. Завод поставлял семена — вместо традиционного льна-кудряша, который давал много семян, но плохое и короткое волокно, теперь поля засевались долгунцом — он имел одну головку семени, но зато стебель был длинный, дающий волокно высокой сортности. Посевы и уход проходили под строгим наблюдением заводских агрономов. Без обмолота, вместе с головками, высушенная в поле треста поступала в обработку на завод, где превращалась в отличное высокой сортности волокно.

Доходы колхозников были значительные. Помимо денежной оплаты, они получали хлеб, сахар, масло, удобрения и многое другое. И все это по государственным твердым ценам. Колхозники могли покупать дефицитные товары — велосипеды, швейные машины, гармонии, самовары, не говоря уже об инвентаре, сельхозмашинах, сбруе, племенном молодняке…

Дом отца сохранился в том виде, как он был перестроен в 1912 году. В нём живёт жена моего племянника Александра Онуфриева, погибшего в гражданскую войну. Вечером, сидя на лавочке под окнами, я беседовал с друзьями детства, со своими учениками и их детьми. Все они работают в колхозе и с воодушевлением рассказывают о своей зажиточной жизни, данной им советской властью.

Быстро бежит время. Прекрасное время. По-прежнему хочется жить и работать на славу Родине.

Декабрь, 1940 год»