Продолжение. Начало в № 11
Тайтингиль облюбовал себе пенек подальше от шумной компании, поближе к воде. Вездесущие комары, нечувствительные к всяким оффам и рапторам, брезгливые к водке, игнорировали и эльфа — и в этом как раз было волшебство.
Волшебство словно разливалось в здешнем воздухе, и витязь вибрировал всеми струнами души, ловя резонанс с дивной и древней природой. С озера поднимался туман, превращая деревья в замки, кусты в зверей, и даже поваленный ствол походил на хвост сказочного чудовища. Хвост. Весь покрытый лишайниками, серыми, тусклыми чешуями, палыми листьями.
— Я приветствую тебя, — спокойно проговорил Тайтингиль.
На здоровенном замшелом валуне у воды внезапно проявился тускло-желтый глаз, зазмеилась трещиной пасть, мелькнул серо-фиолетовый язык.
— Здравствуй, витязь. Я не чаял встретить подобного тебе — здесь. Ты пришел убить меня?
В шипящем, надтреснутом голосе не чувствовалось страха — скорее, безмерная усталость. Да и весь дракон, словно проявившийся вдруг из прибрежной грязи, очертивший длинное тело в осоке, был блеклый, покрытый илом, будто гнилая коряжина.
Он и вправду был огромен, старый змей. Тайтингиль видел голову, изящную шею; крылья сложены и плотно прижаты к спине, похожей на камень, хвост петлей выхлестнулся на берег. Большая часть древнего создания — лапы, брюхо — таилась в темной холодной озерной воде.
— Нет. Хотя мне и может потребоваться твоя кровь, — задумчиво ответил витязь.
Драконья пасть осклабилась.
— Всем нужна драконья кровь. Только мы можем проходить между мирами. Мы, драконы. Величайшие из великих. Что ты ищешь здесь, эльф? — прошипел медленно, и полупрозрачное нижнее веко кратко наползло на янтарь великолепной радужки. — В чуждом мире. Беспокойство, бессс-с-спокойство в тебе. Зачем?
— Потому что мой мир подошел к закату. У эльфов перестали рождаться дети, и мой народ понемногу уходит в Чертоги Забвения.
Дракон качнул головой.
— Чертоги Забвения… как бы я хотел… в Чертоги Забвения.
— Я был там, — спокойно ответил Тайтингиль. — Я был. Там нет ничего хорошего, древний змей. Там только можно оставить память… и жить изумленным, словно новорожденным, не зная ничего даже о себе самом, не умея оглянуться, не извлекая опыта из прожитого.
— Оставить память. — Из пасти с чуть обломанными многорядными зубами вырвался парок. — Я бы хотел… С-с-слишком ее много. С-с-с-слиш-ш-ш-ком…
Тайтингиль стоял, смотрел, думал. Раньше ему никогда не доводилось разговаривать с драконом. С настоящим огнедышащим драконом, нашедшим свое пристанище… в воде?..
— Я жил больше твоего, эльф… Намного больше. Я помню молодость некоторых звезд, сделавшихся теперь тусклыми… И я устал. Пришел сюда, чтобы ус-с-спокоиться.
— Драконы бессмертны. Ты не можешь умереть сам, — сказал витязь.
Желтый глаз глянул на него с раздражением.
— Знаю, — вышипел дракон. — Теперь знаю… Но как бы ни хотелось умереть — это с-с-с-трашно… я бы лучше в Забвение… в Чертоги…
— Для драконов нет места в Чертогах Забвения, — напомнил эльф.
Эта фраза привела древнего змея в бешенство. Он отлепил голову от ила и поднял высоко, вытягивая из воды тело, мокрые простыни крыльев и бесконечные кольца хвоста. Из пасти вырывались клубы плотного черного дыма.
Змей наступал.
Тайтингиль стоял недвижно.
За спиной эльфа вдруг раздался мощный многоголосый ор:
— Бля, Василич, винтарь неси!
— Юрка, Юрка, фоткай его, так-растак!
— Мужики-и-и! Вали гадину-у-у!
Маруся тоненько завизжала и попыталась вспрыгнуть на руки Котику, который сам тоненько завизжал. Мастер Войны бессильно скрипнул зубами — он понимал, что его боезапаса недостаточно для борьбы со столь огромным противником. Настоящим ящером.
— Я желал тут покоя, — выговорил змей. — Я, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Помнящий твою юно-с-с-сть, эльф. Твою и твоего народа. Тогда я покинул ту складку Эалы. Тысячи лет назад. Хотел покоя. И что я получил? С-с-с-уету… Неприятнос-с-с-сти…
Он поднял левое крыло — оно было повреждено, будто сломано и неловко срослось.
— Звездные камни… сломал крыло. Зас-с-с-стрял тут на долгие века. Люди. Суета… такие, как вы! — Зубастая голова метнулась к сбившимся в кучу мужикам. — Раньше мне подносили золото… Пока кто-то не догадалс-с-с-ся кидать блестящие пустышки… но я добр…
— Спасибо, — рефлекторно выдохнул Юрка; дракон рыкнул еще раз и снова приблизил голову к эльфу, высказывая ему накопившиеся беды и обиды.
— Ис-с-с-кажают мое имя… Неужели трудно запомнить, как следует обращаться ко мне? Альгваринпаэллир… взрывают воду… — Древний змей снова зыркнул на мужиков. — Ты! — Гребнистая морда ткнулась Василичу прямо в грудь, и тот попятился. — С-с-с-спрятал в моей воде свою водку! И с-с-с-казал всем, что водку выпил змей! Лжецы! Вас с-с-с-следовало бы с-с-с-ожрать!
— Я говорил, — тихо сказал Мастер Войны. — Я предупреждал.
Но ярость дракона закончилась так же быстро, как и началась.
— Я добр. Я великодуш-ш-шен, — проговорил он, снова укладывая голову в ил. — И я с-с-с-стар…
Мужики сгрудились, громко лязгая зубами; предприимчивая Маруся потащила ошеломленного, объятого ужасом орка в палатку. Мастер Войны стоял недвижно, готовый в любую минуту кинуться на чешуйчатого врага — с пистолетом ли, с голыми ли руками.
Тайтингиль был спокоен. Он шагнул, протянул ладонь… и коснулся тонкими сильными пальцами трепещущих ноздрей Альгваринпаэллира.
— Рождающая Тьму пришла в этот мир, Багрянец Небес, — сказал он.
— Я с-с-с-лышал, — ответил дракон. — Может быть, это и хоро-ш-шо. Чертогами Забвения теперь станет весь мир.
— Чертогами Хаоса, дракон.
Змей шевельнул хвостом.
— Что ж. Ты просишь меня о помощи, эльф? Ты — умоляеш-шь?
— В первую очередь ты поможешь себе. Если выступишь с нами против Цемры, если поможешь мне вернуться, дав свою кровь. Вернешься домой, обратно. Тебя будут почитать как спасителя миров. Тебя не станут беспокоить, я даю слово, слово витязя Золотой Розы. И отблагодарят золотом, которое ты любишь — настоящим. Если ты, как и здесь, пожелаешь поселиться в озере, его дно выстелют златом и каменьями.
— Тщеславная чешуйчатая гади-
на, — выговорил Мастер Войны. — Заносчивый дряхлый ящер, что ты упрашиваешь его, Тайтингиль, возьми кровь силой.
Длинная гибкая шея снова взметнулась, как плеть. Альгваринпаэллир встал на дыбы, полоснул когтями грудь — из-под разорванной зеленой, серой, заросшей лишайниками гниющей шкуры полыхнуло золотым и огненным, спину по хребту прорезали черные, бритвенно-острые гребни. Развернулись чудовищные крылья, подобные грозовой туче. С грохотом и воем, в языках пламени, патриарх взмыл в воздух, засиял ослепительно — образ Пашки-змея, любителя шоколада и повелителя озерной рыбы, растаял.
— С-с-с-силой? Как взяли тебя, с-с-супруг Повелительницы Хаос-с-са? Я видел вс-с-с-е сквозь сферы. Вот ты какой. Бес-с-спомощный. Твои крылья увязли в здешних болотах, и ты еще поклонишься мне, чтобы я помог их досс-стать. — Он осклабился, показывая зубы; инопланетный воитель сделал то же самое. — В последнюю здеш-ш-нюю войну я сбил немало таких, как ты… желающих уподобиться драконам… летать… «месс-с-сершмитты»… с-с-слабаки…
— Я взлечу, — прошипел Мастер Войны. — Я встану, и ты ляжешь, ящер…
— Никакой войны меж нами не будет, — негромко выговорил Тайтингиль. — Никакой войны не будет меж нами перед лицом общей беды. Довольно. Я чувствую, там сварилась пища. Я голоден. Альгваринпаэллир, я бы поужинал рыбой. Твоей… рыбой. И послушал бы твой рассказ.
Дракон нагнул голову.
— Мне есть что сказать тебе, великий дракон, — наклонил голову Тайтингиль.
Могучие лапы с притянутыми простынями крыльев вышагнули на землю, и Альгваринпаэллир покинул свой водный приют.
— Вот оно как, — сказал Евсеич. — Вот оно ка-ак…
— То есть, вы, типа, мир спасаете? — уточнил Юрка. — Эх, если бы не жена и два спиногрыза, я бы…
— Мы спасаем многие миры, — выговорил Тайтингиль. — Великая Паучиха, принесшая потомство, может пожрать весь свет, всю благодать, до которой дотянется. И поэтому было бы верным… выспаться… и завтра отыскать звездный корабль Мастера Войны.
— Ишь ты, — покачал головой Василич. Ему было неловко. — А мы тебя бабой дразнили…
— Сочтемся, — едко ответил звезд-ный воитель и протянул когтистые пальцы за сигаретой.
— Ну тогда чего уж деньги… отвезем. Правда, места там так себе, валуны, болота, выворотни, туда никакой транспорт не ходит. Давайте тогда не чирик… давайте пятерочку. Чисто на топливо.
— Деньги не проблема же, не прроблема, — муркнул Котик. Глянул на Марусю. — А может, пррямо сейчас и поедем, а?
Дальнейшего уединения с северной красавицей орк, честно говоря, опасался не вынести. Чисто физически.
— Может, — подтвердил Мастер Войны.
— Мы двинемся на рассвете, — сказал эльф. — Мы все. Временно мы союзники, и каждый из нас преследует и общую, и свою собственную цель.
— Герой, — тепло выдохнула Маруська Котику в лицо и призывно облизала губы.
— Пашка, стало быть, в озеро и не вернется? — грустно спросил Евсеич. — Не Пашка, извиняюсь… Альварес… Альфа-са… Как вас, прошу прощения…
— Я осс-с-ставлю здесь часть своего могущества, — выговорил дракон. — Рыба будет всегда. Я щедр.
— Без тебя же все не то, — вздохнул Василич. — Вон ты какой оказался. Я нафоткал, дома покажу.
Дракон горделиво расправил
крылья.
В восхищенной тишине было слышно, как Мастер Войны снова скрипнул зубами.
— Кто ж тебе поверит, забулдыга, — хохотнула Маруська, наглаживая Котика по коленке. — Скажут, обопился, с Интернетов картинок накачал. Ладно б змей навроде коряги, которого все видели, а то… Дракон всамделишный!
— Спать, — определил эльф.
Азарт, овладевший всеми существами на следующее утро, не поддавался никакому описанию.
Мастер яро вел «витязя», с ревом прыгающего по камням; грязь хлестала в разные стороны. Местные мужики скучковались на дне кузова и орали военные песни; Маруся никак не могла оторвать от застенчиво ежащегося невыспавшегося орка сияющего взора. Тайтингиль балансировал на середине широкой кабины, на ее крыше, а с воздуха битый болотоход укрывала гигантская тень дракона.
Все что-то кричали, разливая остатки водки; мужики прикидывали крепость тросов; Мастер Войны безостановочно чадил ядреным местным табаком — волновался, хоть виду и не показывал.
Пятнадцать километров, перескакивая топи и заводи, камни и поваленные деревья, они преодолели за два часа.
И вот «витязь» остановился.
В совершенно первозданном месте, где не был тронут цивилизацией ни единый лист, ни единая моховая кочка, на валуне красовалась надпись, сделанная краской из баллончика: «Тут был Витя», и дата.
От валуна открывался невероятный вид на идеально гладкое, словно отполированное острое крыло, торчащее из окна болотной воды посреди трясины.
Любовь КОЛЕСНИК
наталия НЕСТЕРОВА