Всем известной песне я, бывало, неоднократно подпевала на дружеских застольях, но никакой актуальности непосредственно для меня она раньше никогда не имела — до поры до времени. Пора и время наступили в начале марта, когда птицы с черным, как смоль, клювом надумали поселиться аккурат вблизи пятиэтажного кирпичного дома, где я живу.

Признаться, в первый день, глядя, как пернатые собираются парочками, я даже немного позавидовала: весна, любовь, романтика, пополнение семейства… Но сентиментальное настроение и снисходительность пропали уже утром следующего дня, а если точнее, в начале пятого.

Передать звук, от которого проснулась, человечьим голосом вряд ли получится, буквы тоже не подобрать (про такие случаи говорят, лучше один раз услышать). Звучало нечто среднее между «кар-р» и «а-ар-р». Открыв глаза после третьего вопля, поняла, что это не сон. Встала. На стройной высокой березе напротив окна, в метрах пяти-семи от балкона, рядком и ладком сидели шесть горластых, в меру упитанных и невоспитанных птиц. Мои хлопки в ладоши они, вероятно, восприняли как аплодисменты и, развернувшись ко мне «лицом», продолжили «разговаривать» уже хором. Чтобы хоть как-то уснуть, пришлось вспомнить, где лежат беруши. Спастись противошумными вкладышами оказалось крайне сложно, «беседа» на повышенных тонах за окном слышалась и через них.

Утро добрым не бывает — это выражение стало моим верным спутником на несколько дней вперед. Да и кошка отказывалась выходить на балкон и по привычке точить там когти. Вероятно, опасалась: мало ли чего ждать от крупных горластых представителей птичьего рода. Режим сна и бодрствования подстроился под вороний. Около девяти часов вечера унимались парочки — ко сну клонило и меня. Просыпалась рано, хотелось бы сказать — с петухами, ан нет, с воронами. После трех дней такого соседства чуть подергивался левый глаз. А потом я заметила, что одними «разговорами» дело не ограничится, пары приступили к строительству гнезд…

Задергался второй глаз, пополнила аптечку снотворным… К сожалению, оно не помогало. Интернет винил в близком соседстве умных ворон с людьми именно нас с вами, предлагал убрать рядом находящуюся помойку (у нас ее нет), советовал посветить птицам в глаза лазерной указкой, натянуть между гнезд белые нити, нанести на ветки деревьев отпугивающий клей или подрезать их (одна мысль о том, как я, надев когти, как у
электрика, и вооружившись нитками, клеем и сучкорезом взбираюсь на восемнадцатиметровые березы, вызывала у меня истерический смех).

Знакомые советовали вы-звать МЧС, пожарных и «ка-а-ак дать по гнездам из брандспойта!». Говорили серьезно, со знанием дела, но заприметив мою улыбку (в которой смешивались снисходительность и безысходность), смеялись заразительно и весело. Я же в этот момент чувствовала себя нахохлившейся вороной…

Будь я орнитологом, ну или хотя бы ярой поклонницей семейства врановых, то однозначно оценила бы их старания и с пользой для науки с удовольствием использовала ситуацию, чтобы вести наблюдение за красавцами с металлическим блеском перьев. Кстати, название «ворон» птица получила за счет черного, как смоль, оперения. В древнеславянском языке существовало слово «вороной», то есть «черный».

С каждым часом гнезда приобретали все более четкие очертания. Три пары супругов по очереди носили веточки, укладывая их в развилках толстых ветвей деревьев. Редкая палочка выпадала из будущего дома… Не впервой, видно, созидали. Интересно, правда? Но «базар» набирал обороты. И тут, уже готовясь смириться с неизбежным, я вспомнила, что в кладовой хранится оружие моего советского детства — пистолет типа «Макаров», да не простой, а предназначенный для звонкого щелканья ленточными бумажными пистонами! Как там в песне: «Ты добычи не дождёшься, чёрный ворон, я не твой»?

Раннее мартовское утро разбудил холостой выстрел из прошлого. Мои черные горластые «друзья» такой выходки никак не ожидали. Вскрикнув что-то наподобие «а-а-а-а», взмахнули крылами и полетели прочь. «Ура!» — вслух сказала я и стала ждать, что будет дальше. Разведка прилетела спустя несколько минут. Завидя меня с «пушкой» в руках, тут же улетели. Противостояние продолжалось еще два дня. Утром, днем, вечером (пока не стемнеет) я бросалась к окну, лишь заслышав до боли знакомые голоса, грозила оружием. И удача улыбнулась — мудрые взрослые особи, побросав начатое строительство, сдались и улетели!

Три дня я по-прежнему просыпалась и подскакивала к окну в пять утра, но уже от радости — березы пусты, криков нет.

Победу праздновала недолго. На смену опытным стреляным птичкам прилетели четыре наглые молодые особи без вороньего царя в голове и с остервенением приступили к строительству двух новых гнезд. Звуки моего игрушечного пугача на них не действовали. Умные птицы поняли, что их обманывают. Казалось, молодежь не просто каркает, а смеется над моими ужимками и прыжками с игрушечным пистолетиком, и если бы птички могли загибать перья на крыльях, то обязательно сложили бы из них фигуры… Летали за веточками, громко ругались, кто на каком месте состряпает гнездышко, терлись клювами о дерево и, наверное, целовались, когда терлись ими друг о друга.

А мои руки опустились в отчаянии. Неужели, это конец, и я выиграла лишь битву, проиграв сражение?..

Очередное утро началось как обычно. Сказать о злости и раздражении — не сказать ничего. Вышла на балкон. Птички посмотрели в мою сторону, что-то «сказали» и, разве что не сплюнув, продолжили свои семейные дела: отламывать и откручивать ветки с этих же берез, укладывать принесенные.

«Эх, — решила я, — раз не уснуть, уберу с балкона оставшиеся после ремонта трубы». Следующая мысль «срослась» с действием: «Будь вы неладны!» — подумала я и ка-а-ак стукнула труба о трубу! Молодняк к-а-а-ак полетит в разные стороны! (Раз никому, кроме меня, вороны не мешали, надеюсь, соседи остались в кроватях). В то, что это подействует, боялась поверить. Вернулись — повторила — подействовало! Так сражалась за свой покой три дня кряду. А потом заметила, что прилетают вороны уже не для того, чтобы продолжить строительство гнезд, а разбирают их. Растаскивают по веточке и уносят в неизвестном направлении. При этом, яростно защищая свои строения от поползновений парочек-чужаков, которые под шумок решили без напряга поживиться стройматериалами. Через три дня от гнезд не осталось и следа.

Исходя из научного факта, что вороны способны запоминать и передавать информацию через поколения, остаётся надеяться, что «мои» передадут сородичам — гнездиться возле одного из ржевских многоквартирных домов не стоит. Если они обиделись — я тоже не против. Мне ещё повезло: пернатые ребята не стали мстить в ответ. Подмечено, в случае приближения опасности вороны могут сбросить на человека камень или другой тяжёлый предмет.

Как вы поняли, я ничуть не против ворон, и даже очень за этих птиц, которым индейские племена поклоняются, как божествам. Я не против, но только если они не живут напротив.

Ольга ЖДАНОВА