Жить на реке и ни разу не отправиться в сплав — это, по меньшей мере, серьезное упущение, а если больше, то неуважение к великой и могучей нашей матушке Волге. Так я стала считать только после того, как в один прекрасный день совершила свой первый (если не считать того, что по прудам лет в 12-13 на плотах плавали неоднократно) сплав.

Жил в городе человек, в синем вельветовом пиджаке и с такими же синими глазами, носил красный шарф и лохматую бороду. Он всегда ходил очень прямо, как будто спина у него была негнущаяся, деревянная. Так его и называли: Деревянный Человек.

Люди говорили, что когда-то он был певчим в церковном хоре. В той самой церкви, что стояла на холме до войны. Она была ослепительно белой, с голубыми куполами — словно небо, опрокинутое в город. Когда слабый ветер в летнее воскресное утро дул с холма, люди, не заходя в храм, могли слышать медленное пение. Голоса, мужские, женские, высокие переливчатые и низкие, осторожно ступающие по гулким нотам, соединялись в единый ровный голос. Он никуда не звал, никого не тревожил. Он как бы медленно и спокойно вспоминал, и, вспоминая, рассказывал. О знакомой ему гармонии, которая кажется ненужной людям, и отвергается как сон ради интересной, безумной жизни. Деревянный человек был родом из этого сна. И он вспоминал его вместе с другими. И люди ходили слушать эти повести о потерянном сне.